Сумеречный пет

Билик Дмитрий Александрович

Ваши отношения с Глостером ухудшились, теперь вы Неприятели.

Это из-за того, что мастер-лучник посчитал мой план плохим? Час от часу не легче. Ладно, есть у меня один козырь.

— Жаль, а то я тут нашел вещицу одну. Думал, тебе пригодится.

Глостер насмешливо фыркнул, вроде, ага, ищи дураков.

— Сам не пойму, что с этим Жидким огнем делать.

— Жидкий огонь?! — мастера лучника развернуло так, что мимо пробежал легкий сквознячок. — Врешь!

Я достал склянку и помахал почти перед самым носом заключенного. Знаю, что Глостер хапуга, каких свет

еще не видывал, и характер у него скверный, но сейчас гно было жалко.

— Дай! — протянул руку мастер-лучник.

— А, может, тебе еще бассейн с элем и молоденьких гно, — съязвил я. — Сначала договор.

— Что надо сделать? — не сводил глаз Палец-в-рот-не-клади со склянки.

— Как я и говорил, ты становишься членом моей команды по обследованию тоннелей.

— Когда я получу… Огонь?

— Как только мы найдем… Нет, не только найдем, но зачистим от врагов выход на поверхность. В тот же самый момент ты получишь склянку.

— А если ты умрешь?

— Да вообще не собирался. Хорошо, если я умру, ты тоже получишь Жидкий огонь, но, — предупредил я, увидев протянутую для рукопожатия руку. — Ты не можешь убить меня или сделать какие-нибудь действия, которые повлекут за собой мою смерть. Ясно?

Глостер поморщился, видимо, что-то подобное в своей хитрой голове он и планировал.

— А еще лучше, если мы сделаем так, — я передал склянку Брухто. — Она будет у тысячника, как только я окажусь на поверхности, можешь возвращаться к нему и забирать свой ценный приз.

Подобное понравилось мастеру-лучнику еще меньше, ибо суживало простор для маневра, но, видимо, что-то в этой субстанции было ценное, потому что Глостер очень и очень хотел ею завладеть.

— Идет, — сказал он, и мы хлопнули по рукам.

— Господин Алиран, освободите, пожалуйста, пленника.

— Освободить, — узаконил мои слова Брухто.

С запястий Глостера упали кандалы, и мастер-лучник потер затекшие руки.

— Приходи ко мне завтра, к полудню, не раньше. Мне надо приготовиться.

И спокойно пошел к выходу, будто не был еще минуту назад заключенным под надзором Алирана Блюстителя. Сдается мне, что придется немало с ним натерпеться. Но другого хорошего стрелка я не знаю.

Вообще, я начал понимать тех гно, которые работали пастухами. На первый взгляд казалось, что занимаются этим делом не самые удачливые и везучие коротыши. Но сейчас, вырвавшись из объятий шумящего Бампаса, я стал познавать своеобразный местный дзен. Лежишь себе на травке, вокруг бродят овцы, сверху ласкает теплыми лучами солнце, внизу журчит речка, внимают твоим мыслям самые внимательные и чуткие слушатели — камни. Есть во всем этом свое очарование.

Однако единение с природой волновало меня в самую последнюю очередь. Во что бы то ни стало нужно активировать Искру, жаль только, время еще не пришло. Я внимательно всмотрелся в свой походный факел, но кроме наполненности ничего не увидел. Ладно, ждать — это тоже особое искусство. Тем более, когда есть чем заняться.

Я спустился в ложбинку у реки, которую уже справедливо считал своей. Так, и как нам активировать Кулак Отца? Пощупал шрам — ничего. Сделал несколько боксерских движений — тот же эффект. Минуту, ведь неслучайно, дабы получить божественный скилл,

нужно знать Слово Отца, чтобы оно ни значило. Может, все проще, чем я думаю.

— Кулак Отца!

Воздух надо мной мгновенно уплотнился, хоть ножом режь, и молниеносно обрушился вниз. Не могу сказать, что испытывал неприятное ощущение, наоборот, словно после жаркой бани перевернул на себя кадку ледяной воды. Освежающе, ничего не скажешь. Однако существенной разницы после использования не увидел, только круг на животе потускнел.

Величие 25/100.

Хотя нет, кое-что произошло. Только сейчас я понял, что стою на абсолютно ровной площадке диаметром метров в шесть. Огромные куски камня, валявшиеся здесь ранее, превратились в мелкую гальку, раскрошившуюся в руках, точно попав под пневматический пресс. Кулак работает, еще как. Надо опробовать на врагах, только неясно, как скоро восстановится это Величие до нужного уровня. Еще бы хорошо выяснить, отчего зависит развитие самого умения и какой будет эффект на более высоких уровнях?

Но это потом, а сейчас… Достал Искру. По-прежнему ничего. Только света от нее теперь стало гораздо меньше. Такой ночничок в тоннелях совсем бесполезен. И более того, с каждой секундой частица Мантикоры становилась все тусклее, пока не превратилась в бесполезный холодный камень. Еще несколько казавшихся вечностью мгновений и появилась надпись.

Активировать Искру (Да/Нет)

Спрашивает еще. Тут и думать нечего.

С камнем произошла странная метаморфоза — он будто съежился, треснул пополам и от него стали отлетать маленькие кусочки, исчезающие при соприкосновении с землей. Всего каких-то полминуты, и от былой Искры остался крохотный отшлифованный горячий кристалл, который упал к ногам, однако на руках я почувствовал теплый крохотный комочек жизни.

Выполнена 1/3 часть задания «Наместник острова Тойрин».

Вы оживили то, что долгое время оставалось мертво.

Все хорошо, только бы увидеть еще то, что я высвободил. Чувствовал тихое размеренное дыхание, мягкую нежную шкуру и малюсенькие лапки с подушечками. Поднял ладони наверх, пытаясь рассмотреть снизу — нет, ничего. Инвиз, что ли? И что теперь делать.

— Ияу! — произнесло нечто.

Я неуверенно переложил невидимку в правую руку и осторожно, наощупь, погладил малютку по шерстке. В ответ горячий мокрый язык лизнул ладонь, и послышалось довольное мурчание. В Искре жил котенок? Самый обычный котенок?

Поднялся из лощины, шагая обратно к воротам и бережно прижимая к груди неожиданное сокровище. И что же мне теперь с тобой, дружище, делать?

На кратер взобрался молодой месяц, освещая пастбище своим холодным мертвым светом. Да, прошли сумерки, ночь сменила уставший день, вместо выцветшей синевы на небе красовались яркие звезды, а…

— Ияу! — потянулся котенок.

— Ну чего ты, — погладил я его и только тут понял, что вижу мелкого.

Действительно, почти самый настоящий котенок, только по бокам два слабеньких, почти невесомых крыла, напоминающих жалкие рудименты, и скорпионий хвост, прижатый к телу, вздрагивающий при каждом мурчании. Окрас непонятный — темный, смоляной, не как у матери.