Сумерки в спальном районе
Шрифт:
— Как его пить-то? — спросил Леха, отдав деньги и получив пузырек.
— Да очень просто. Посмотри, чтобы вокруг никого не было. Скажешь три раза: «Пусть все помнится, все исполнится!» — и залпом выпьешь.
— Пусть все помнится. Все исполнится! — повторил Леха. Как бы не забыть!
— А когда сработает? — спросил он.
— Да почти сразу, минут через десять-пятнадцать. Сам увидишь, средство верное. Деньги еще никто назад не просил.
— А ты где будешь? — все еще сомневался Леха. —
— Боишься, что ли, что я сбегу? — усмехнулась цыганка. — Да не те это деньги, чтоб с ними бегать. Тут я буду, куда денусь. Ну, хочешь, я за тобой пойду, чтобы ты ничего такого не думал?
— Хочу! — обрадовался Леха. — А то еще слова забуду. Или еще чего… Пошли!
— Ладно, ты иди вперед, а я следом. Надо, чтобы в ста пятидесяти шагах никого не было, когда ты зелье будешь пить, понял?
— Да все я понял! Смотри, сбежишь — я тебя найду!
— Сказала, рядом буду. Можешь не волноваться! Сам же потом спасибо скажешь! Иди!
Леха неуверенно сунул пузырек в карман и пошел вперед.
Завернул за угол. Пару раз на ходу оглянулся.
Цыганка не обманула и вправду тащилась следом. Может, и на самом деле зелье сработает.
Вот это будет классно!
И Леха, окончательно успокоившись, опять пришел в превосходное настроение и бодро зашагал к пустырю.
32. Роль
Семен Игоревич Воробчук, он же Сенечка, собственную входную дверь открыл далеко не сразу. Руки у него дрожали, и никак не получалось попасть ключом в замок.
В конце концов все же дверь открылась, и он вошел. Как был, в пальто, уселся на стул в прихожей и долго сидел так, глядя в одну точку.
Семен Игоревич был совершенно убит. Роль, вожделенная роль Пьера Безухова, ему не досталась. Ее будет играть совершенно бездарный артист Максим Фадеев.
Мало того, он вообще не обнаружил своей фамилии в распределении ролей.
А когда попытался заикнуться об этом Эльвире Константиновне, та резко оборвала его, заявила, что разговаривать тут не о чем, это решение худсовета. Как будто он не знал, кто входит в этот пресловутый худсовет и кто там все решает. Как она скажет, так и будет, никто никогда в жизни не решится противоречить.
Спрашивается, зачем тогда было обнадеживать его, предлагать артистам подавать творческие заявки?!
И вообще, этические нормы в театре оставляют желать лучшего, он лично не может с ними согласиться!
Все это Семен Игоревич во внезапном эмоциональном порыве высказал худруку. На что ему холодно было предложено вернуться к своим обязанностям. Тогда-то и произошло непоправимое.
Он отправился к себе в кабинет и написал заявление об уходе. Затем вернулся и передал это заявление Василисе. Был уверен, что Рогова немедленно разорвет бумагу, вскоре вызовет его и предложит
Но время шло, а она все его не вызывала.
А потом выяснилось, что Эльвира Константиновна уже давно уехала из театра. У него сразу возникло дурное предчувствие.
А еще через пять минут оказалось, что так и есть, произошла катастрофа, она поступила совершенно ужасно.
Поверх его заявления Рогова написала: «Согласна. Уволить с сегодняшнего числа».
Все это не без ехидства ему сообщила румяная идиотка Алла, начальница отдела кадров. Вот, мол, Сенечка, какое дело. Еще бы ей не ехидничать, она всегда завидовала его особым отношениям с худруком.
Но для худрука, видимо, ничего особого в них не было, если его заявление так легко принято.
Можно, конечно, утешать себя тем, что просто попал под горячую руку, что надо прийти, повиниться, и, может быть, тогда его простят. Но сил не было.
После стольких лет верной службы вот так, одним росчерком пера, выкинуть его за дверь! Нет, это совершенно непостижимо!
Семен Игоревич достал платок, вытер катившиеся по щекам слезы. Он не винил Элечку, он сам во всем виноват. Не надо было когда-то соглашаться на эту проклятую должность, ведь он артист, зачем ему какие-то дополнительные блага?! Но вот погнался за добавкой к зарплате, за мифическое участие в руководстве театром, и на тебе, доигрался.
Дальше театр будет жить без него. Другое дело, что он не сможет существовать без театра. Жизнь его теперь напрочь лишена смысла.
В другой театр его не возьмут, он уже не в том возрасте. Да он и пытаться не будет. Хватит с него унижений…
Он несколько раз шмыгнул носом, платок был уже совсем мокрый.
Эх, Эля, Эля! Главное, она ведь знает в душе, что это его роль, но не захотела, предпочла интригана Фадеева. Потому что он, Сенечка, ей нужен для другого, его обязанности — подавать чай, халат, наполнять ванну, массировать спину и тому подобное.
Все понятно. Отвлекаться он не должен.
И никакие ультиматумы она не приемлет, с ней такое не проходит. Он просто свалял дурака. И сейчас это уже неисправимо, процесс, как говорится, необратим.
Семен Игоревич заставил себя встать. Медленно расстегнул, снял пальто, переобул туфли. Неожиданно пришло решение.
Пожалуй, это был славный выход.
Единственный выход.
Он отправился в ванную, тщательно вымыл лицо.
Теперь, когда стало ясно, что делать, слез больше не было. Напротив, он почувствовал какой-то удивительный, неведомый ему ранее покой.