Сумерки жизни
Шрифт:
— Подождите, если вам охота потешиться, — заметил Гокмастер. — Двести.
Поднялся ропот. Игра в клубе редко бывает такая крупная. Это было слишком.
— Довольно, довольно, — заворчали женевцы. Остальные, однако, были захвачены возбуждением.
— Двести пятьдесят, — крикнул немец.
— Четыреста, — заявил Гокмастер.
— Пятьсот! — завопил немец.
— Банк может остаться за этим господином, — протянул Гокмастер. — А я пойду ва-банк.
А это значило, что он один играет против банкомета на всю сумму банка в 400 фунтов.
Наступила мертвая тишина. Немец, бледный и как-то осунувшийся, занял свое место. Ставки
— Если я проиграю, то ближайшим поездом возвращаюсь в Чикаго.
— Возьмите ваши карты, — проворчал нетерпеливый голос.
Гокмастер взял карты в руки, это были шестерка и четверка, составлявшие вместе десять, что, по правилам игры, согласно которым десять и кратное десяти в счет не идут, равно нулю.
— Одну карту? — спросил немец.
— Да.
Карта оказалась тузом. Капли пота выступили на лбу американца. Только чудо могло его спасти… если у банкомета окажутся десятки. Если очки на картах банкира за вычетом десятков составят число между двумя и девятью, Гокмастер проиграл. Банкомет открыл свои карты. Две королевы. Девять шансов против четырех были на стороне банкомета. Он медленно снял себе карту с колоды. Оказалась десятка бубен. И на этот раз бешеная удача всего вечера не изменила Гокмастеру: американец выиграл, несмотря на ничтожность своих шансов. В зале поднялся, как гроза после зловещего затишья, шум и возбуждение.
— Идемте, — проговорил решительно Рейн, увлекая своего приятеля к выходу.
— Я хотел бы наскочить еще на одного такого, — заметил Гокмастер, пошатываясь.
Свежий ночной воздух подействовал на него, как электрический удар. Он уставился на Рейна тяжелым и недоверчивым взором и бессмысленно расхохотался.
— Похоже на то, что я нализался, как сапожник.
Рейн был захвачен врасплох, сердит и испытывал чувство отвращения. Светские англичане ничего забавного не видят в пьянстве. Если бы он подозревал, что Гокмастер может напиться до состояния опьянения, он ушел бы из курзала гораздо раньше. Но неподвижное пребывание на одном месте и напряженное возбуждение игрока временно задержали влияние алкоголя. Теперь, однако, ничего с этим нельзя было поделать; пришлось взять этого пьяного господина под руку и отвести домой.
Скоро они очутились на набережной. Была великолепная лунная ночь. Озеро мирно дремало внизу; его светлая поверхность убегала от теней, отбрасываемых городом, и изредка слегка покрывалась рябью. Не видно было в этот час ни души. Возбужденная речь Гокмастера резко отдавалась в неподвижном воздухе. Как только он сообразил, что не в силах держаться на ногах, он вполне положился на поддержку товарища и, выкинув об этом заботу из головы, бегло говорил об игре, о своем выигрыше, о жалкой гримасе последнего партнера, когда раскрылась единственная карта, которая могла принести ему проигрыш. Тут он громко расхохотался.
— Бросьте, — крикнул Рейн довольно свирепо и толкнул его под локоть.
Гокмастер перестал смеяться и посмотрел своим потухшим взором.
— Похоже на то, что я пьян. Давайте, посидим немножко. Мои ноги отказываются служить.
Он боком качнулся по направлению к скамейке на набережной и потащил за собой Рейна. Последний,
— Послушайте! Не собираетесь ли вы тут заснуть?
— Все обстоит благополучно, милейший. Не беспокойтесь, — отозвался Гокмастер с пьяной важностью.
— Сидя, я, во всяком случае, чувствую себя великолепно. Я пока крепко ухватился за одну мысль и держусь за нее, как за борт парохода во время бури. Скажите, вы — друг мне, не так ли? Если вы сочтете меня грязным прохвостом, вы мне это скажете?
— Вы, мой друг, слишком много насосались водки, — заметил Рейн. — Это не очень способствует укреплению мыслей. Как бы там ни было, в следующий раз, когда захотите напиться, прошу вас проделать это не в моем присутствии.
— Совершенно верно, — сказал Гокмастер, качнувшись головой с зловещим видом в его сторону. — Вам противно, что я напился… и мне не меньше… но не в этом дело. У меня было такое ощущение, как будто в рот попал разжеванный конец сигары, и я пытался выполоскать это ощущение прочь. Но это не моя вина.
— Ладно, пусть так, — отозвался Рейн, улыбаясь. — Больше этого не делайте.
— Можете пойти на пари на свой последний доллар, что я этого больше не сделаю. Человек, который дважды имел дело в бракоразводном департаменте, заслуживает того, чтобы его пристрелили на месте.
Рейн удивился. Куда этот господин клонил свою речь?
— Видите ли, я думаю, что женился бы на ней после, — продолжал Гокмастер. — Но рудники, о которых я вам рассказывал, увлекли меня в Мексику. Но когда перед взорами человека блеснет миллион долларов, не может же он предаваться всяким благоглупостям, ухаживая за женщиной. Она может подождать, а доллары не ждут. Вот за эту мысль — рассказать вам все… как настоящему другу, я и ухватился.
— Вы мне завтра расскажете, — заявил Рейн, собираясь встать. — Идемте домой.
У него никакого желания не было выслушивать подробности прошлой жизни Гокмастера, рассказанные под пьяную руку. Но американец задержал его, положивши ему руку на плечо с интимной фамильярностью.
— Я хочу знать ваше мнение… я увлек ее от живого мужа и не женился на ней после развода, и когда увидал ее в этот вечер впервые после восьми лет…
Рейн вскочил на ноги, так как ужасная догадка мелькнула в его уме.
— Какого черта вы все говорите обиняками? Кого вы имеете в виду?