Сумерки
Шрифт:
— Тогда ладно, — сказала я легкомысленно, пытаясь снять внезапно сгустившееся напряжение, — никаких вдохов-выдохов, — и демонстративно сжала губы.
Это помогло — он рассмеялся.
— Да нет, скорее, всё дело было в неожиданности.
Он поднял свободную руку и осторожно положил её на мою шею. Я сидела неподвижно. Холод его прикосновения мог бы стать предупреждением. Но страха не было. Были другие чувства…
— Вот видишь, — сказал он, — всё замечательно.
Кровь ускорила свой бег. Мне не хотелось этого, очевидно, что это всё усложняет. Конечно, Эдвард
— Этот румянец на твоих щеках очарователен, — пробормотал он. Мягко высвободил свою руку из моих, погладил мою щёку и вдруг обхватил лицо своими мраморными ладонями.
— Не двигайся, — прошептал он. Собственно, я и так уже застыла.
Он наклонился ко мне, медленно, пристально глядя мне в глаза. Затем внезапно, но очень нежно прикоснулся щекой к ямке у основания моей шеи. Шевелиться я была совершенно неспособна, даже если захотела бы. Я прислушивалась к его ровному дыханию и смотрела, как ветер и солнце играют его бронзовыми волосами — самым человеческим, что в нём было.
Нарочито медленно его руки соскользнули на мою шею. Я вздрогнула и услышала, как он задержал дыхание. Руки спустились к моим плечам и остановились.
Он повернул лицо, скользнул кончиком носа по моей ключице и нежно прижался щекой к моей груди.
Слушал моё сердце.
— Ах, — вздохнул он.
Я не знаю, сколько мы так просидели, может быть, долгие часы. Со временем биение моего пульса поутихло. Но Эдвард молчал и не двигался, держа меня в своих руках. Я знала, что в любой момент он может сорваться, и моя жизнь остановится. Очень быстро, я ничего не успею заметить. Но не могла заставить себя испугаться. И не могла думать ни о чём, кроме того, что он прикасается ко мне.
А потом он отпустил меня. Слишком скоро.
Глаза его были спокойны.
— В следующий раз будет не так тяжело, — сказал он удовлетворённо.
— А сейчас было тяжело?
— Не настолько ужасно, как я ожидал. А тебе?
— Нет, для меня это не было… ужасно.
Мои интонации его рассмешили.
— Ты знаешь, что я имел в виду. Вот, — он взял мою руку и приложил к своей щеке. — Чувствуешь, какая она тёплая?
Да, она была почти тёплой, его обычно ледяная кожа. Но я едва заметила это теперь, когда касалась его лица. Я ведь мечтала об этом постоянно, с самой первой встречи.
— Не двигайся, — прошептала я.
Никто не умеет так замирать, как Эдвард. Он закрыл глаза и словно превратился в камень.
Очень медленно, даже медленнее, чем он, внимательно следя за тем, чтобы не делать неожиданных движений, я погладила его щёку, нежно приласкала веко и лиловую тень в углублении под глазом. Обвела пальцем совершенный нос и затем, очень осторожно, безупречные губы. Он приоткрыл рот, и я почувствовала холодное дыхание на кончиках пальцев. Мне захотелось наклониться, вдохнуть его запах. Поэтому я убрала руку и откинулась назад, чтобы не заводить его слишком далеко.
Он открыл глаза — в них был голод. Не тот голод, что мог бы испугать меня, но тело моё напряглось, и пульс снова участился.
— Как мне хочется, — прошептал он, — как хочется,
Он прикоснулся к моим волосам, потом осторожно провёл рукой по моему лицу.
— Объясни мне, — выдохнула я.
— Не уверен, что смогу. Я говорил о голоде, вернее, жажде, которую я — достойное сожаления создание — испытываю к тебе. И думаю, ты можешь понять это, так или иначе. Хотя, — он улыбнулся, — как существо, не склонное к противоправным деяниям, вряд ли можешь в полной мере прочувствовать. Но, — его пальцы прикоснулись к моим губам, и я снова вздрогнула, — есть и другой голод. И его я не понимаю, он для меня как иностранный язык.
– Это я могу понять лучше, чем ты предполагаешь.
— Я не привык к таким человеческим эмоциям. Это всегда так?
— У меня? — я сделала паузу. — Нет, никогда. Никогда раньше.
Он взял мои руки в свои. Какая же я слабая по сравнению с его мощью.
— Я не знаю, как стать тебе ближе, — признался он. — Не знаю, смогу ли.
Я медленно наклонилась вперёд, предупреждая его взглядом, и прижалась щекой к его мраморной груди. Я слышала его дыхание, и ничего больше.
— Этого достаточно, — вздохнула я, закрывая глаза.
Каким-то очень человеческим жестом он обхватил меня руками и прижался щекой к моим волосам.
— А у тебя хорошо получается, ты себя недооцениваешь, — заметила я.
— У меня же остались человеческие инстинкты. Возможно, очень глубоко спрятанные. Но они есть.
Ещё одно неизмеримо долгое мгновение мы сидели, прижавшись друг к другу. А я гадала, так же ли ему не хочется двигаться, как мне. Но не могла не заметить, что постепенно темнеет, и тени деревьев удлиняются. Я вздохнула.
— Нам пора уходить.
— Я думала, ты не умеешь читать мои мысли.
— Кое-что проясняется, — я услышала улыбку в его голосе.
Он взял меня за плечи, и я взглянула в его лицо.
— Можно я кое-что тебе покажу? — спросил он с внезапно вспыхнувшим в глазах возбуждением.
— Что покажешь?
— Как я передвигаюсь по лесу, — он заметил выражение моего лица. — Не бойся, тебе ничего не угрожает, и мы доберёмся до твоего пикапа намного быстрее, — на губах его появилась знакомая, невыразимо прекрасная кривоватая улыбка, и моё сердце едва не остановилось.
— Ты превратишься в летучую мышь? — спросила я с опаской.
— Что-то подобное я уже слышал, — рассмеялся он.
— Ну, правильно, я уверена, что ты постоянно проделываешь такие штуки.
— Давай, трусишка, взбирайся мне на спину.
Я немного помедлила, надеясь, что он шутит. Заметив мои колебания, он улыбнулся и дотянулся до меня. Сердце отреагировало мгновенно, и хотя он не слышал моих мыслей, меня снова выдал участившийся пульс. Затем он взгромоздил меня себе на спину безо всяких усилий с моей стороны и обхватил себя моими руками и ногами так туго, что нормальный человек на его месте наверняка задохнулся бы. У меня было ощущение, что я обнимаю камень.