Сумерки
Шрифт:
Наконец он убрал руку, и его взгляд нашел мой. В глазах теснились незаданные вопросы.
— Ты готова ехать домой? — спросил он.
— Я готова ехать отсюда, — уточнила я, про себя радуясь тому, мы будем вместе еще целый час, всю дорогу до моего дома. Мне не хотелось расставаться с ним.
Официантка появилась в тот же миг, словно по вызову. Может, она подсматривала?
— Ну, как у нас дела? — спросила она Эдварда.
— Спасибо, можно чек?
Его голос был спокойным, но хрипловатым, со следами недавнего напряжения. Кажется, у нее голова от этого
— К-к-конечно, — заикаясь, выдавила она. — Пожалуйста.
Она достала маленькую кожаную папку из переднего кармана черного передника и протянула ему.
В его руке уже была купюра. Он сунул ее в папку и вернул папку официантке.
— Сдачи не надо, — сказал он и улыбнулся. Затем он встал, и я неуклюже поднялась на ноги следом.
Она продолжала соблазнительно сиять.
— Желаю приятного вечера.
Он поблагодарил ее не глядя, потому что не сводил глаз с меня. Я подавила улыбку.
Пока мы шли к двери, он держался рядом, но все так же старался не коснуться меня даже случайно. Я вспомнила, что говорила Джессика про свои отношения с Майклом — они почти дошли до стадии первого поцелуя — и вздохнула. Эдвард, разумеется, услышал и вопросительно посмотрел на меня. Но я отвернулась и стала разглядывать тротуар — слава богу, что он не мог прочитать мои мысли.
Он открыл пассажирскую дверь, и я забралась внутрь. Дверь мягко захлопнулась. Я наблюдала, как он обходит капот машины, и в который раз поразилась гибкой грации его движений. Наверное, мне следовало бы уже привыкнуть к этому — но я не могла. У меня было такое чувство, что Эдвард — вообще не из тех, к кому можно привыкнуть.
Он завел мотор и включил печку на полную мощность. На улице стало очень холодно, и я подумала, что хорошей погоде пришел конец. Но в кожаном пиджаке мне было тепло, и иногда украдкой я могла вдыхать его прекрасный запах.
Эдвард легко лавировал в плотном потоке машин, даже не следя за дорогой. Мы приближались к шоссе.
— Теперь твоя очередь, — сказал он со значением.
— Можно еще кое о чем тебя спросить? — взмолилась я, когда Эдвард, придав своему «болиду» страшное ускорение, пронесся по тихой городской улочке. Со стороны могло бы показаться, что водит он вообще не глядя.
Он вздохнул.
— Ладно, последний вопрос, — согласился он. Губы сжались в осторожную линию.
— В общем… как ты сказал, ты понял, что я не заходила в магазин и пошла на юг. Мне просто хотелось узнать, а как ты догадался?
Он не смотрел на меня, очевидно, опять взвешивая «за» и «против».
— Я полагала, что мы договорились не увиливать от ответа, — проворчала я.
Он почти улыбнулся.
— Ну хорошо. Я шел на твой запах.
Он смотрел на дорогу, давая мне время восстановить нормальное выражение лица. Я не смогла сходу придумать подходящий ответ, но занесла его фразу в протокол для дальнейшего изучения. И вновь попыталась сосредоточиться. Не хотелось отпускать его так просто,
— Еще ты не ответил на один из моих первых вопросов… — напомнила я.
Он с неодобрением посмотрел на меня.
— Какой именно?
— Как ты читаешь мысли? Ты можешь мысли любого человека прочитать, где бы он ни находился? Как ты это делаешь? А остальные члены твоей семьи, они тоже… — я чувствовала себя глупо, словно требовала отчета о работе Санта-Клауса.
— Это больше одного, — заметил он. Я просто сцепила пальцы и выжидающе смотрела на него долгим взглядом.
— Нет, только я. И я не могу слышать кого угодно где угодно. Мне надо быть довольно близко. Чем лучше я знаю… «голос», тем на большем расстоянии могу его услышать. Но все равно не дальше, чем в нескольких километрах от себя.
Он задумался.
— Это как если бы ты находилась в огромном зале, где полно людей, и все они разговаривали бы одновременно. Как «белый шум» — такое бессвязное жужжание голосов где-то на периферии сознания. Но если сосредоточиться на одном голосе, то его становится хорошо слышно… Обычно я просто «приглушаю звук», потому что иногда это сильно отвлекает. Легче выглядеть нормальным, — произнося это слово, он нахмурился, — когда отвечаешь на слова собеседника, а не на его мысли.
— А почему ты меня не слышишь? — с интересом спросила я.
Он задумчиво посмотрел на меня.
— Я не знаю, — тихо проговорил он. — Есть на этот счет одно предположение. Твой мозг, возможно, работает не так, как у остальных людей. Скажем, твои мысли передаются на AM-частоте, а я принимаю только FM, — он широко ухмыльнулся, наконец-то повеселев.
— У меня что, какие-то неправильные мозги? Так что, значит, я — фрик?
Его слова задели меня сильнее, чем должны были, — наверное, потому, что он попал в точку. Я всегда подозревала за собой что-то подобное, и очень смутилась, неожиданно получив подтверждение.
— У меня голоса в голове, а ты считаешь, что фрик здесь — ты, — он рассмеялся. — Не волнуйся, это просто теория. — Он снова посерьезнел. — Так что давай наконец займемся теориями.
Я вздохнула. С чего начать?
— Помнишь, мы договорились не увиливать от ответа, — мягко напомнил он мне.
В первый раз за нашу поездку я оторвала взгляд от его лица, пытаясь подобрать слова. И этот взгляд упал на приборную панель.
— Елкин хвост! — заорала я. — Сбавь скорость!
— Что случилось? — он перепугался, но тормозить не спешил.
— Ты же гонишь на ста шестидесяти! — я почти кричала.
Я испуганно посмотрела в окно, но там была сплошная тьма. Спереди был виден только кусок дороги в голубоватом свете фар. Лес с обеих сторон от нас стоял черной стеной — и он превратился бы в стену из стали, случись нам не вписаться в поворот на такой скорости.
— Расслабься, Белла, — он закатил глаза, не разделяя моих страхов.
— Ты что, хочешь, чтобы мы погибли? — истерично спросила я.