Сумерки
Шрифт:
— Не двигайся, — прошептала я.
Никто больше не смог бы замереть так, как Эдвард. Он закрыл глаза и стал неподвижен, как камень, — статуя под моей рукой.
Я двигалась еще медленнее, чем он, стараясь не допустить ни одного неожиданного жеста. Я нежно тронула рукой по его щеку, бережно погладила кончиками пальцев веко и лиловую впадину под глазом. Я обвела контуры его великолепного носа и затем, очень осторожно, его безупречные губы. Они раскрылись под моей рукой, и я почувствовала, как холодное дыхание коснулось
Он открыл глаза — в них был голод. Не тот, что вызвал бы у меня страх, а тот, что заставил сжаться мускулы где-то в области солнечного сплетения и бешено погнал кровь по венам.
— Я хотел бы, — прошептал он, — Хотел бы, чтобы ты смогла ощутить всю сложность… и запутанность моих чувств. Чтобы ты смогла меня понять.
Он поднял руку и коснулся моих волос, потом осторожно провел ею по лицу.
— Объясни мне, — выдохнула я.
— Не думаю, что смогу. Я говорил тебе, что, с одной стороны, голод — жажда — это то, что я, жалкое создание, чувствую рядом с тобой. Думаю, до некоторой степени ты можешь себе это представить. Хотя, — он почти улыбнулся, — раз ты не питаешь пагубного пристрастия к запрещенным веществам, вряд ли можешь сопереживать в полной мере.
— Но, — тут его пальцы легонько прикоснулись к моим губам, и я задрожала. — Есть и другой голод, другая жажда. Желания, которых я не понимаю, которые чужды мне.
— Это мне яснее, чем ты думаешь.
— Я не привык чувствовать себя настолько человеком. Это всегда так?
— Для меня? — я помедлила. — Нет, никогда. Никогда еще так не было.
Он взял мои руки в свои. Я знала, какая железная сила таится в его руках, и мои собственные показались мне такими слабыми.
— Я не знаю, как стать тебе ближе, — признался он. — Не знаю, смогу ли.
Я наклонилась вперед очень медленно, предупреждая его взглядом, и прижалась щекой к его каменной груди. Я слышала только его дыхание и больше ничего.
— Этого достаточно, — вздохнула я, закрывая глаза.
Очень человеческим жестом он обнял меня обеими руками и прижался лицом к моим волосам.
— У тебя получается лучше, чем ты думаешь, — отметила я.
— У меня есть человеческие инстинкты — может быть, они зарыты где-то глубоко, но они остались.
Мы сидели так еще какое-то время — невозможно было понять, насколько долго. Мне не хотелось двигаться — интересно, ему тоже? Но я заметила, что дневной свет померк, а тени деревьев почти доползли до нас, и вздохнула.
— Тебе пора.
— Я думала, ты не можешь читать мои мысли.
— Это становится все легче, — я услышала его улыбку.
Он взял меня за плечи и заглянул в лицо.
— Можно, я тебе кое-что покажу? — спросил он, и его глаза вдруг возбужденно
— Что покажешь?
— Покажу тебе, как я передвигаюсь по лесу. — Он заметил выражение моего лица. — Не волнуйся, с тобой решительно ничего не случится, зато мы доберемся до твоего пикапа намного быстрее.
Тут он улыбнулся одним уголком рта, и от этой улыбки мое сердце чуть не остановилось.
— Собираешься превратиться в летучую мышь? — с опаской спросила я.
Он захохотал — такого громкого смеха я еще от него не слышала.
— Можно подумать, я такого еще не слышал!
— Разумеется, тебе это каждый день говорят.
— Давай, маленькая трусиха, лезь ко мне на спину.
Я помедлила — может быть, он шутит? Но он даже и не думал. Он улыбнулся, поняв причину моих колебаний, и протянул ко мне руку. Мое сердце тут же забилось быстрее, и хотя он не мог читать мои мысли, мой пульс все равно меня выдал. Легко, без малейшего участия с моей стороны, он закинул меня за спину, и я изо всех сил обхватила его руками и ногами — обычный человек на его месте уже хрипел бы, задыхаясь. Это было все равно, что держаться за скалу.
— Я потяжелее, чем твой обычный рюкзак, — предупредила я.
— Ха, — фыркнул он, и я почти почувствовала, как он закатил глаза. Еще никогда я не видела его в таком воодушевлении.
Внезапно, так, что я вздрогнула, он схватил мою руку, прижал ладонь к своему лицу и сделал глубокий вдох.
— С каждым разом все легче, — пробормотал он.
И побежал.
Если раньше мне и случалось испытывать страх смерти возле Эдварда, то это было просто ничто по сравнению с тем, что меня, оказывается, ожидало сейчас.
Он несся по темному густому подлеску как пуля, как привидение. Невозможно было уловить ни звука, ни другого признака того, что его ноги касались земли. Ритм его дыхания не изменился, словно он вообще не трогался с места. Но деревья пролетали мимо, как смертоносные снаряды, всего в каких-то сантиметрах от нас. Мне было страшно закрыть глаза, хотя встречный поток прохладного лесного воздуха хлестал меня по лицу и жег, как огнем. Я будто высунула голову в иллюминатор летящего самолета. Первый раз в жизни я почувствовала, что меня укачало.
И вдруг все это кончилось. Мы шли почти все утро, чтобы добраться до поляны Эдварда, а вернулись обратно меньше, чем за полчаса.
— Весело, да?
Его голос звенел от радостного возбуждения.
Он встал неподвижно, ожидая, когда я слезу. Я попробовала, но мышцы не подчинялись мне. Мои руки и ноги словно приклеились к нему, а голова отчаянно кружилась.
— Белла, — уже встревожено окликнул он.
— Кажется, мне надо прилечь, — прохрипела я.
— Ой, прости.
Он подождал еще, но я не могла двинуться.