Сумка с миллионами

Смит Скотт

Вскоре я вспомнил о деньгах, которые лежали у меня под кроватью. Я же мог спокойно взять оттуда 31 тысячу долларов, и справедливость будет восстановлена. Эта мысль совершенно меня успокоила.

Я подумал о том, что есть люди, еще хуже меня. Они ездят по стране и обирают до нитки ни в чем не повинных людей. В таком свете мои поступки показались мне не такими уж и страшными. Мне стало немного легче думать о своих грехах, сравнивая их с чужими, на мой взгляд, еще более тяжкими.

Конечно, несмотря на мое внешнее спокойствие, где-то в глубине души я испытал и страх. Да, это было довольно

странное ощущение – смесь страха и одновременно спокойствия. Мысль о том, что у меня под кроватью были деньги, придавала мне уверенности и спокойствия. Мысль о том, что их, возможно, еще придется сжечь, я быстро отогнал в сторону и даже не думал об этом. Теперь мы бы ни за что не избавились от денег, и это совершенно не зависело от того, что могло еще произойти. Все дело в том, что кроме этих денег теперь у нас ничего не было, и я понимал, что за них мы будем бороться до конца, что бы ни случилось. Но эта мысль и напугала меня… я задумался, а вдруг мы все же лишимся денег… и тогда все надежды, вся жизнь просто рухнет. Я подумал о том, насколько хрупкий был баланс, насколько тоненькой была ниточка, на которой висела моя судьба и судьба моей семьи.

Когда я дочитал статью, я вырвал этот лист из газеты, скомкал его и выбросил в мусорное ведро. Я не хотел, чтобы Сара узнала об этом раньше, чем мы уедем и будем в безопасности.

Вечером, когда я отвязывал Мери Бет и собирался отвести его в гараж, я заметил, что залысины у ошейника, которые я уже замечал и раньше, уже превратились в открытые раны. Они кровоточили и гноились.

Мне стало жаль пса. Я сел перед ним на колени прямо на мокрую землю и попытался ослабить его ошейник, чтобы он не натирал шею так сильно. Но как только я дотронулся до ошейника, Мери Бет быстро мотнул головой и укусил меня за руку. Все случилось настолько быстро и неожиданно, что я даже не успел среагировать, чтобы избежать укуса.

Когда я отскочил от собаки, было уже поздно. Меня никогда раньше не кусали животные. И я даже не знал, что теперь делать. Сначала я подумал, что надо шлепнуть Мери Бет и уйти домой, оставив его ночевать на улице. Но потом я передумал. Честно говоря, я даже не злился на пса. Я почему-то подумал, что его поведение в некотором смысле естественно и рано или поздно это должно было случиться.

Я осторожно осмотрел запястье. Было уже темно, и я уже ничего не видел. Но по ощущениям мне показалось, что Мери Бет даже не прокусил кожу. Скорее всего, пес просто прикусил руку и не сжал челюсти до конца.

Я посмотрел на Мери Бет. Он лежал на земле и лизал лапы. Я понимал, что с ним надо что-то делать. Пес выглядел очень больным и несчастным, как животное, запертое в клетке зоопарка. Бедняга целый день проводил на привязи.

На крыльце зажегся свет, и из двери выглянула Сара.

– Хэнк? – позвала она.

Я повернулся к ней. Я все еще держался за запястье.

– Что ты там делаешь? – спросила она.

– Мери Бет укусил меня.

– Что? – переспросила Сара, не расслышав, что я сказал.

– Ничего, – ответил я, наклонился, осторожно взял Мери Бет за ошейник и крикнул Саре. – Я веду его в гараж.

В четверг я проснулся

поздно ночью и сел на кровати. Я весь трясся от мысли о том, что срочно должен был что-то сделать, я был в панике.

– Сара, – позвал я жену и потряс ее за плечо.

– Хватит, – простонала сквозь сон Сара и резко оттолкнула мою руку.

Я включил свет.

– Сара, – шепотом сказал я, внимательно посмотрел на жену и подождал, пока она откроет глаза.

– Я знаю, как избавиться от самолета, – сказал я.

– Что? – переспросила Сара. Она посмотрела на кроватку Аманды, потом снова на меня.

– Мне надо арендовать паяльную лампу. Мы разрежем самолет на кусочки, а потом закопаем в лесу.

– Паяльную лампу?

– Да, а куски закопаем в лесу.

Сара внимательно смотрела на меня и пыталась понять, о чем я говорю.

– Это же последняя улика. Как только мы избавимся от нее, нам больше не о чем будет волноваться.

Сара села на кровати и убрала с лица волосы.

– Хочешь разрезать самолет?

– Мы должны это сделать до того, как кто-нибудь обнаружит его. Можно завтра. Я возьму выходной. Надо узнать, где дают в аренду…

– Хэнк, – перебила меня Сара.

В ее голосе было что-то, что заставило меня посмотреть на жену. Сара выглядела напуганной, она сидела, крепко обхватив себя руками.

– Что-то не так? – поинтересовался я.

– Послушай, что ты говоришь. Послушай сам себя. Послушай, как все это звучит.

Я внимательно посмотрел на Сару.

– Ты же говоришь абсолютный бред, – добавила она. – Мы не можем принести в лес паяльную лампу и распилить самолет. Это же полное безумие.

Как только я услышал эти слова Сары, я понял, что она права. Вдруг я осознал всю абсурдность своего предложения. Я понял, что нес всякую чепуху, совсем как разбуженный среди ночи ребенок.

– Нам надо успокоиться, – сказала Сара. – Так нельзя.

– Я только…

– Надо прекратить все это немедленно. Мы сделали то, что мы сделали. Теперь надо жить своими жизнями и не пытаться изменить что-либо.

Я хотел взять ее за руку, чтобы она поняла, что все в порядке, но Сара отдернула свою руку.

– Если так пойдет дальше, – заметила она, – мы потеряем все, что у нас есть.

Аманда начала было плакать, но сразу же утихла. Мы оба посмотрели на ее кроватку.

– В конце концов, мы признаемся, – прошептала Сара.

Я покачал головой:

– Я не собираюсь признаваться.

– Хэнк, мы так близки к осуществлению плана. Скоро кто-нибудь обнаружит самолет, поднимется шумиха, потом все уляжется, и люди начнут забывать. И как только это случится, мы сможем уехать. Мы просто возьмем деньги и уедем.

Сара закрыла глаза, как будто представляла наш переезд. Через пару секунд она открыла их:

– Деньги ведь у нас прямо здесь. Они под нами. И они будут нашими, если нам удастся их сохранить.

Я смотрел на жену. Ее волосы блестели на свету лампы, которая стояла на ночном столике, и отливали каким-то золотым оттенком, напоминая ореол.

– Но разве ты хоть иногда не чувствуешь себя плохо? – спросил я.

– Плохо?

– Я про то, что мы совершили.

– Конечно, – ответила она. – Я все время себя плохо чувствую.