Сумма технологии

Лем Станислав

Во время чтения корректуры этого издания я познакомился с книгой «Разум во Вселенной» Макгоуэна и Ордуэйя. Они полагают, что создание «разумных автоматов» является закономерностью развития всех биологических цивилизаций Космоса. На Земле же этому будет благоприятствовать антагонистическая ситуация, поскольку сторона, которая подчинится управлению стратегической машины, обретет преимущество над противником. Начатое в сфере вооружений и перенесенное в эту новую область соперничество должно привести к объединению, так как на высокой ступени уже автономной, то есть планируемой и управляемой этими машинами, эволюции людей они убедятся в том, что сотрудничать полезнее, чем укреплять антагонизм. Это должно открыть эпоху всеобщего благоденствия, за которое биологическим существам придется расплачиваться значительной потерей личных свобод. Через некоторое время автомат-правитель, установив в конце концов контакт с подобными же правителями других планет, покидает своих подданных, дабы отправиться в «лучшие края» Космоса. Осиротевшее биологическое общество строит себе очередной автомат, и этот цикл многократно повторяется. Его начало в понимании авторов не лишено признаков «правдоподобия», чего нельзя уже сказать о следующих этапах (благоденствия под властью машины и ее «исхода» в Космос). Миграции электронных экс-правителей по Галактике являются вымыслом чистейшей воды. Правление автоматов носит, согласно этим авторам, черты «просвещеннейшего абсолютизма», объединяющего интересы обеих сторон. Ведь механический Разум, будучи рациональным, «во всем разбирается лучше, чем люди», а поэтому управляет поведением людей также и ради их блага, поскольку оно совпадает с его собственным. Это идеальное совпадение интересов представляется сомнительным, о чем мы уже не раз упоминали, к тому же управление людьми, рациональное на 100 процентов, является занятием рискованным и неблагодарным. В «First and Last Men» («Первые и последние люди») Стейплдон, рассказав об ослепительном начале и катаклитическом конце правления «Великих мозгов», проявил себя, пожалуй, более проницательным знатоком психосоциологии. Хотя авторы об этом не упоминают, их фантастическая версия социальной эволюции представляет собой еще один вариант ответа на вопрос о причинах «Silentium Universi» (молчания Вселенной). Ведь биологическое общество (это уже мой вывод) без ведома своего Правителя не могло бы установить контакт с Другими. Правитель же может оказаться незаинтересованным в контакте с цивилизациями «низшего», то есть биологического уровня, ибо полученная ими информация, пожалуй, отбила бы у них охоту к продолжению кибернетических работ. Поэтому Правитель может применять информационную технику, которую цивилизация, подобная нашей, обнаружить не в силах. Однако вся эта гипотеза подразумевает детерминизированую «одноколейность» развития с привкусом прямо-таки сказочного упрощения. В ней больше элементов из области научной фантастики, чем трезвого предвидения.

Послесловие

Двадцать лет спустя

I

Двадцать лет – изрядный отрезок времени в жизни человека и немалый срок в жизни книги, в особенности книги, посвященной будущему, ибо, как известно, ничто не стареет так быстро, как будущее. Эту его неприятную особенность с особой остротой ощущают футурологи. Подобно тому, как царь Мидас превращал в золото все, к чему прикасался, футурология не попадала ни в одну цель, которую себе намечала. Правда, возникали новые прогнозы, мало известные широкой общественности, но их авторы размышляли над своими давними предсказаниями. Тем самым футурология во вред самой себе подняла вопрос о своей научности, так как науку

принято оценивать по тому, насколько ее предсказания согласуются с фактами, а ее силу – по способности учиться на допущенных ошибках.

Я возвращаюсь к «Сумме» не для того, чтобы перечислить содержащиеся в ней удачные догадки, а для того, чтобы подчеркнуть то, что считаю в ней самым важным. Правда, я мог бы привести в подтверждение своего приоритета сопоставление различных дат. Например, я мог бы сообщить, что когда Марвин Минский признал реальным явление «дальнего присутствия человека» и назвал его «телепрезенс», в моей книге это явление называлось «телетаксия», он должен был бы отступить вспять во времени еще дальше, поскольку о «телевизитах» я писал еще в 1951 г. Я мог бы сопоставить дату публикации «Эгоистичного гена» Р. Доукинса с датой выхода моего «Голема»: и в том, и в другом произведении традиционно установившееся отношение между записями наследственности и живыми существами надлежит обратить; примеров такого рода приоритета можно было бы привести гораздо больше, но речь идет не о том.

Самое важное, что я правильно выбрал главное направление размышлений. Едва ли не лучше, чем сам смел бы думать двадцать лет назад, ибо не предполагал тогда, что доживу хотя бы до первых плодов того, что предвидел. Я не сознавал ускорения цивилизации, которая, как кто-то заметил, имеет все более мощные средства и все более неясные цели. Этому способствуют усилия держав к достижению гегемонии и поддержанию политико-экономического status quoв мире, установить которое так и не удается. Хотя это и не относится к задуманной теме, добавлю, что угроза атомной войны заведомо уменьшилась, поскольку ядерная оборона чрезмерно сокрушительна и действует слепо, вследствие чего не способна надежно укрепить ничью безопасность. Надежды на это следует возлагать на усовершенствование традиционных видов обороны, которые перестают быть традиционными уже на наших глазах. Самонаводящиеся снаряды – первый шаг к обороне, запрограммированной на функционирование в автономном режиме, т.е. к обороне, наделенной разумом, которой никогда не было среди традиционных разновидностей обороны. Затормозить эту устойчивую тенденцию, не менее капиталоемкую, чем ядерная оборона, будет нелегко. Перспективы ядерной войны затмевают перспективы других средств и техники, никогда ранее не испытанных в широких масштабах, следовательно, с непредсказуемыми последствиями, как атомная война, хотя эта непредсказуемость не может сравниться с массовой гибелью людей. Непрерывный прирост инноваций создает ценные свойства стратегических и тактических новых, неизвестных ранее видов обороны, военная оперативная эффективность зависит от все возрастающего числа средств нападения и защиты, подробно конструируемых только на бумаге или в имитационных военных играх. Хочу заметить, что, как ни парадоксально, чем больше самых точных средств обороны содержат арсеналы, тем больший вес обретает в реальной схватке случайность, поскольку там, где эффективность действий определяется все меньшими долями секунды, предсказание эффективности массированно нанесенных ударов становится невозможным. Мировую войну легко разыгрывать любое число раз с помощью компьютерного моделирования, но в действительности она может произойти только один раз, и тогда уже поздно учиться на допущенных ошибках. Впрочем, войны, которые происходили за последние двадцать лет, не были результатом рациональных решений, принятых людьми. Ибо не является рациональным решение, которое никому не дает выигрыша, а приносит всем убытки. Футурология, хотя так старалась, не предвидела ни одну из тех войн [290] . Но она и не могла предвидеть, ибо ни один из ее методов не дает основ для политико-военных прогнозов. Как следует из фиаско, который потерпела футурология, те, кто хотели все предвидеть, во всем заблуждались. Тем самым романтическое измерение сил по меркам футурологии оказалось полностью дискредитированным. Однако анализ футурологических работ обнаружил, что их «все» содержало роковую ошибку. Ибо «все» охватывало взгляд извне на историю до конца столетия и после него в явлениях политики, экономики, техники и культуры без учета основной движущей силы цивилизационных перемен, которой является наука. Вместо того чтобы сосредоточить внимание на фундаментальных исследованиях, в ходе которых формируются теоретические ориентиры, определяющие познавательную деятельность на десятки лет, футурология ограничилась поверхностными взглядами технико-производственных достижений, и из них, а не из фундаментальных научных трудов создавала себе основу для экстраполяции [291] . Иными словами, вместо того, чтобы добираться до корней, футурология выдавала за будущее плоды – зримо увеличенные растущие ныне овощи. Из-за этого «вошли во власть» мимолетные моды и легко разоблачаемые сенсации, которые футурологи сами создавали для заинтересованной общественности. Эта ошибка повлекла за собой то, что технологию стали ставить превыше науки [292] , и эта ошибка носила принципиальный характер, ибо технология ныне не только не автономизировалась от научных исследований, но, наоборот, стала зависеть от них, как никогда еще в истории. Кажущееся часто вводит в заблуждение. Временной разрыв между чистыми исследованиями и их промышленным применением все еще велик, но для актуальных задач, которые ставит себе наука, преодоление его не является непомерно сложным. Давняя специализация отдельных профессий в тех случаях, где, как в биологии, сложные и поэтому трудные задачи невозможно разделить на простые части, – необходима совместная работа представителей специальностей, до недавнего времени далеких – информатики с ее компьютерами, биохимии и квантовой физики. Отсюда, собственно, длительное созревание переломных открытий, но с тем большим впоследствии эффектом их кумулятивного внедрения. Никогда еще не было так трудно, как сегодня, найти области чистых исследований, лишенные шансов на плодотворные практические применения. Подобно тому, как атомистика породила атомную энергию, квантовая механика породила новую технологию материалов для промышленности, благодаря исходящему из атомного строения вещества подходу, стало возможным проектирование структуры твердых тел с заданными свойствами, а теоретическая биология, породив генетическую инженерию, оказалась близкой к промышленным применениям, причем усилению ее способствовало «скрещивание» с квантовой химией и химией самовоспроизводящихся полимеров. Именно это, собственно, и должно привести к реализации не одного из фантастических проектов этой книги, ныне фантастических в гораздо меньшей степени, чем в то время, когда я писал ее. Тогда я имел в виду овладение биотехнологией через создание систем, представляющих собой неплагиативный образец наследственного кода. Главное в этом деле – не ослаблять внимание и в дальнейшем.

290

Весьма точное предсказание о Первой Мировой войне было сделано Ф.Энгельсом. Вторую же Мировую предсказывали, кажется, все специалисты в области «именования будущего» – от фантастов и футурологов до экономистов и военных. (Прим. ред.)

291

Проблема, как нам кажется, состояла не в том, какие именно процессы были взяты за основу экстраполяции, а в самой процедуре экстраполяции. Используя эту технику, невозможно предвидеть структурные (тем более – фазовые) переходы, которые, собственно, и создают будущее. (Прим. ред.)

292

Этот принципиальный момент следует осветить подробнее. Насколько можно судить по историческому и археологическому анализу, всякое человеческое сообщество, на какой бы ступени развития оно ни находилось, характеризуется тремя атрибутивными видами деятельности: познанием (в форме науки, искусства или религии), управлением и обучением. Разумеется, на практике должна существовать и некая «производственная деятельность», но она может быть сведена к минимуму (например, на островах Южных морей) и включена, например, в процесс обучения. Тем самым наука, или, говоря точнее, познание действительно ставится выше технологии: познание структурирует информационное пространство (а в значительной степени и создает его), в то время как технология лишь связывает области этого пространства с областями онтологического мира. Таким образом, и по существу, и по форме С. Лем прав. Необходимо, однако, заметить, что он по всему тексту книги понимает под «технологиями» лишь узкий класс проекторов из информационного в объектный мир: техно-технологии, порожденные развитием естественных наук. Для этих технологий его утверждение очевидно и в известном смысле беспредметно: анализируя их свободное развитие, можно прийти только к выводу о неизбежности всеобщей катастрофы из-за потери смысловой связности цивилизации. Однако представляет интерес изучение новых классов технологий – порожденных, например, историей, психологией или экономикой (приведены «пороговые» науки, готовые к выходу на технологический уровень). Анализ таких технологий был бы одновременно и анализом науки, как одной из форм познания. Тем самым такой анализ получил бы некоторую предсказательную силу. (Прим. ред.)

Сейчас же замечу только, что о синтезе тканеподобных материалов, о псевдобиологических субстанциях под девизом «Искусственная жизнь для промышленности» начали писать профессиональные работы через какие-нибудь десять лет после выхода «Суммы». И хотя эта концепция еще не материализована, однако теперь она уже не является безответственной фантазией дилетанта. Так мне удалось заранее нащупать основное направление исследовательской мысли, по крайней мере одно из таких направлений в его предметном содержании и стиле, или то, что принято называть высшей парадигмой познающих роботов. Разумеется, удачно придумать направление научных исследований или выдвинуть гипотезы, еще не утвердившиеся, но уже «носящиеся в воздухе» в науке еще не означает успех предвидения. Мировая наука в целом не обладает иммунитетом от ошибок и поэтому надежды ученых в некоторый исторический момент могут оказаться ведущими в тупик. Но что касается основного стержня «Суммы», то уже сейчас накопилось достаточно много фактов, чтобы выводы, к которым я пришел в этой книге, можно было считать ориентированными в правильном направлении – с учетом последующих уточнений и дополнений.

Прежде всего это касается названия книги. Моя книга не ограничивается, как того хотел знаменитый рецензент Лешек Колаковский, ни философией техники, ни, как теперь уже никто не говорит, философией науки, а занимается процессом их взаимного проникновения. Возможно, я изложил это в «Сумме» не столь ясно и подробно, как следовало бы. Впрочем, я отнюдь не хочу приписывать себе мнимые заслуги. Каждый текст имеет по крайней мере два значения: глубокое, которое выразил автор (насколько это удалось), и широкое, который позднее вложит в него при чтении читатель. Четыреста лет назад Фрэнсис Бэкон высказал утверждение о том, что могут быть летающие машины, машины, которые будут мчаться по суше и ходить по морскому дну. Несомненно, Бэкон не имел о них никакого конкретного представления, однако, читая его слова сегодня, мы не только невольно вкладываем в них знание о том, что так и произошло, но и бесчисленное множество известных нам конкретных деталей, делает тем весомей высказанную им догадку. Аналогично, и «Сумму» можно теперь читать так, как если бы в ней содержалось больше представлений, чем имел в виду ее автор, поскольку сведущий читатель будет проецировать на текст больше того, что допускает сам текст [293] . Следовательно, если можно говорить о заслуге, то только в том, что «Сумма» касается в высшей степени актуальных тем, поскольку подтвердилось уже не вымышленное сближение моих идей с направлением научного развития. Ясно, что не всегда. Но, например, моя догадка, высказанная для протоколов американо-советского семинара по проблеме СЕТІ [294] в Бюракане в 1971 г., получила подтверждение. Я писал тогда: «Если размещение цивилизации во Вселенной не случайно, а определяется, хотя и в меньшей степени, астрофизическими данными, которые нам не известны, и сильнее всего зависит от соотношений между размещением цивилизаций и характеристикой звездного центра, или в большей мере от зависимости распределения цивилизации в космическом пространстве, т.е. от случайного распределения. Однако нельзя априори исключать и того, что существуют астрономически достоверные признаки существования цивилизации. (...) Из этого следует, что проект СЕТІ среди своих правил должен подразумевать и такое, которое учитывает зависимость наших астрофизических знаний от времени, поскольку новые открытия будут влиять на изменение даже фундаментальных положений проекта СЕТІ».

293

Заметим, что это обстоятельство является одной из форм «выращивания» информации. Соединение авторского «текста» и читательского «контекста» способно порождать новые информационные сущности. (Прим. ред.)

294

Первые эксперименты по поиску сигналов от внеземных цивилизаций были проведены Ф. Дрейком в 1960 году на Национальной радиоастрономической обсерватории США в Грин Бэнк. С тех пор в различных странах проведены десятки экспериментов в радио– и оптическом диапазоне. Прошли многочисленные конференции по проблеме СЕТІ (Communication with Extraterrestrial Intelligence). Постепенно она стала превращаться во вполне престижное и авторитетное научное направление. Термин СЕТІ, он был предложен Р.Пешеком в 1965 году и продержался примерно до середины 70-х годов, когда постепенно стал вытесняться более адекватным термином SETI (Search for Extraterrestrial Intelligence). Основанием для такой замены послужило осознание того обстоятельства, что, прежде чем говорить об установлении связи с внеземными цивилизациями, необходимо их обнаружить. (Прим. ред.)

Именно это, собственно, и произошло. Исходя из состава земных радиоизотопов, данных галактической астрономии и модели астро– и планетогенеза, как из деталей головоломки, возникает целое – представление о мощи гипотезы, реконструирующей историю рождения солнечной системы и создание условий, при которых стало возможным возникновение жизни.

Разумеется, сказанное требует достаточно подробного изложения. Добрые три четверти галактик имеют вид плоской спирали с ядром, из которого исходят два рукава, как в нашем Млечном Пути. Галактическое образование, состоящее из газово-пылевых облаков и звезд, которые в них возникают, вращается, причем ядро образования вращается с большей угловой скоростью, чем рукава, которые, не успевая за ядром, искривляются, отчего вся галактика приобретает форму спирали. Но рукава движутся не с той же скоростью, с которой вращаются звезды. Неизменной формой спирали Галактика обязана волнам уплотнения, в которых звезды играют роль молекул в обычном газе [295] . Обладая различными скоростями вращения, одни звезды остаются в тылу рукава, а иные – догоняют рукав и проходят сквозь него. Ту же скорость, что и рукава, имеют только звезды, находящиеся на половинном расстоянии от ядра; это – так называемая коротационная (синхронная) окружность. Околосолнечное облако, из которого возникло Солнце с планетами, находилось внутри рукава спирали и вошло в него около пяти миллиардов лет назад. При этом облако догоняло рукав с ничтожно малой скоростью порядка 1 км/сек. Оказавшись в волне уплотнения, околосолнечное облако долгое время претерпевало сжатие, что способствовало возникновению Солнца, а из его окрестности возникли планеты. Откуда мы об этом знаем? Из состава изотопов нашей солнечной системы и положения, которое она занимает в настоящее время – в промежутке между рукавами Стрельца и Персея. Из состава радиоизотопов следует, что протосолнечное облако по крайней мере дважды подвергалось загрязнению продуктами взрывов Сверхновых. Различный период распада этих изотопов (йода, плутония и алюминия) позволяет определить, что первое загрязнение произошло уже после вхождения облака внутрь края рукава, а второе (радиоактивным алюминием) – на какие-нибудь 300 000 000 лет позднее. Через миллионы лет Солнце, уже окруженное планетами, покинуло рукав спирали и двинулось оттуда в спокойные пустынные просторы космоса, чтобы через миллиард лет снова проникнуть в следующий рукав Галактики. Следовательно, самый ранний период своего существования Солнце находилось в области сильного излучения и ударов, способствовавших образованию планет, чтобы с застывшими молодыми планетами выйти в пространство, где оказалось в полной изоляции от внешних влияний, при которой жизнь на Земле могла развиваться без помех. Как следует из нарисованной картины, коперниканская система мироздания, в которой Земля НЕ находится в особо выделенном месте, оказывается под вопросительным знаком. Если бы Солнце с планетами двигалось гораздо быстрее, чем рукав спирали, то оно бы часто пересекало рукав. Лучевые и радиоактивные

удары, вызванные взрывами Сверхновых, сделали бы невозможным стабильный ход биологической эволюции или даже совсем уничтожили бы жизнь на Земле. Если бы Солнце двигалось по самой коротационной окружности, где звезды не отстают от рукава и не опережают его, то жизнь на Земле также не могла бы сохраниться, ибо она рано или поздно была бы уничтожена близким взрывом Сверхновой [296] . Наконец, если бы Солнце двигалось на далекой периферии Галактики и никогда не пересекало бы ее рукав, то образование планет заведомо было бы невозможно. Как следует из сказанного, много различных и независимых между собой условий должны были бы выполниться для того, чтобы Солнце сначала породило семейство планет, а потом смогло стать инкубатором жизни на Земле. Рождение планет требовало бурных событий, рождение жизни – миллиарднолетнего затишья [297] . С некоторого времени стало известно, что наша планетная система возникла не без участия толчка от взрыва близкой звезды. Расширенная до общей гипотезы, новая картина объясняет, откуда могла взяться такая звезда. Сверхновая вообще не появляется за зонами галактических скоплений. Чаще всего Сверхновая взрывается в спиральных рукавах. А затем условия, необходимые для вступления в собственно фазу возникновения жизни, господствуют в окрестности коротационной окружности галактики, но не на самой окружности, а на значительном расстоянии от нее. Построенная модель еще полна пробелов, рассмотрение которых мы опустим, чтобы не вдаваться в противоречивые астрофизические проблемы. Описанное выше начало истории нашей системы является не безапелляционной истиной, а всего лишь цельной картиной, позволяющей собрать воедино все обнаруженные данные лучше, чем другие конкурирующие с ней реконструкции прошлых событий. Впрочем, в космогонии мы всегда находимся в положении судебных следователей, располагающих только косвенными уликами, и задача состоит в том, чтобы уложить их в наиболее логически связанную и причинную схему. Тщательная реконструкция миллиарднолетней истории звездной системы со всеми подробностями невозможна, поскольку в таких процессах существенную роль играют случайные факторы [298] . Чрезмерно близкий взрыв Сверхновой вместо сжатия протопланетного облака вызывает его конденсацию и, сметая его, тем самым сводит на нет рождение Земли и появление на ней жизни. Кроме того, Солнце движется не в самой плоскости Галактики, а по орбите, отклоненной от этой плоскости на несколько градусов. Неизвестно, имеет ли это значение для судеб нашей системы. Во всяком случае следует иметь в виду, что биогенные планеты, следовательно, планеты, способные порождать цивилизацию, надлежит искать вблизи окружности синхронности. Это замечание не очень полезно для поисков внутри Млечного Пути, так как область поисков лежит в плоскости галактического диска или расположена вплотную к ней, т.е. в области сильного скопления газопылевых облаков, звезд и сильной радиации, затрудняющих прохождение и обнаружение сигналов. Помимо этого при наблюдении других галактик в игру вступают гигантские расстояния, мешающие установлению двусторонней коммуникации. К тому же мощность передатчиков, служащих для установления межгалактических контактов, должна быть велика, а акты сигнализации должны быть проявлением величайшего альтруизма, поскольку передающий сигнал не может рассчитывать на получение никакой информационной прибыли из ответного сигнала, ибо ждать последнего придется по крайней мере несколько десятков миллионов лет. С другой стороны, область поисков подверглась сжатию, и в этом надлежит усматривать некую «корысть». Например, изучение динамики и структуры галактик пролило новый свет на проблематику межцивилизационных контактов. Принятие описанной выше модели по-новому позволяет внести поправки в оценки количества биогенных систем в нашей Галактике. Правда, заведомо известно, что ни одна из звезд вблизи Солнца в радиусе каких-нибудь 50 световых лет не является такой системой (разумеется, мы учитываем только такие системы, с которыми можно установить сигнализационный контакт) [299] . Радиус коротационной окружности составляет около 10,5 килопарсека, т.е. 34 000 световых лет. Наша Галактика насчитывает более или менее 150 миллиардов звезд; в предположении, что треть звезд находится в ядре и в основаниях спиральных рукавов, получаем для рукавов сто миллиардов звезд. Неизвестно, какой толщины тор следовало бы описать вокруг коротационной окружности, чтобы ограничить всю экосферическую область, т.е. область, в которой возможно возникновение биогенных систем. Предположим поэтому, что в области, образующей тор, находится одна стотысячная, т.е. миллион звезд. Длина коротационной окружности составляет 215 000 световых лет; следовательно, если бы каждая из находящихся там звезд освещала цивилизацию, то в среднем расстояние между двумя цивилизациями равнялось бы пяти световым годам. Но это не так, коль скоро ни одна из звезд в окрестности Солнца не имеет цивилизации у себя «под боком». Кроме того, известно, что и вблизи коротационной окружности только одна звезда из ста [300] удовлетворяет биогенетическим условиям: тогда в Галактике насчитывается 10 000 таких звезд, а среднее расстояние между ними составляет 500 световых лет. Вычисленное таким образом среднее значение не обладает, однако, особо высокими достоинствами, так как звезды, находящиеся в рукавах спирали, имеют небольшие шансы на существование на них жизни, а именно таких звезд больше всего, поскольку в рукавах спирали наблюдается сильное скопление звезд. Следовательно, искать следовало бы вдоль коротационной полуокружности перед Солнцем и за Солнцем в плоскости галактики или между рукавами Персея и Стрельца, поскольку там могут находиться звезды, которые, подобно Солнцу, имеют за собой галактический переход и теперь вместе с нашей системой движутся в пустом пространстве между рукавами. Мне неизвестно, были ли такие звезды из указанной области уже обнаружены с помощью радиоперехвата. Задача эта кажется не очень трудной, ибо таких звезд относительно мало. Но и расстояния между цивилизациями трудно оценивать статистически, так как в тех случаях, когда количество объектов, о которых мы хотим нечто узнать с помощью усреднения, мало, статистические методы часто не срабатывают. Поэтому необходимо не столько вычислять, сколько искать. Обратимся еще раз к нашей модели. Там, где коротационная окружность пересекает рукава спирали, они имеют толщину около 300 парсеков. Протосолнечная орбита наклонена к плоскости галактики под углом 7–8 градусов, через рукав спирали она проходила в первый и пока в единственный раз около 4,9 миллиарда лет назад. Около трехсот миллионов лет протосолнечное облако находилось в бурных условиях внутри рукава спирали, а, выйдя из рукава, странствует в спокойном пустом космическом пространстве, причем странствие это длится так долго, поскольку коротационная окружность, по которой движется Солнце, пересекает рукав спирали под острым углом, из-за чего промежуток между рукавами спирали для солнечной орбиты длиннее расстояния между рукавами. Если взглянуть на схематическое изображение галактики, памятуя о приведенной выше модели, то вся проблема обитаемых планет предстанет перед нами в необычайном, прямо скажем, жутком свете. Рукава спирали оказываются одновременно виновниками возникновения жизни и ее потенциальными убийцами, которые сначала в переходе позволяют существование жизни, а затем ограничивают на следующем обороте систему с уже зародившейся на ней жизнью и убивают жизнь мощной радиацией от взрыва Сверхновых. То, что сначала служит причиной жизни, затем ее уничтожает. Спираль есть как бы родильная палата и вращающаяся гильотина в зависимости от того, в какой фазе развития находится в ней планетная система. Что же касается шансов создания преемственности, то они малы, так как за «кормой» солнечной системы коротационная область углубляется в плотное скопление звезд, область с сильной радиацией и высокой концентрацией пыли и газов – та область, пройти которую предстоит нам. Таких разрушающих факторов и нарушений прохождения возможных сигналов немало, поскольку орбиты звезд, которые сформировали планеты чуть раньше Солнца, не вызывают зависти. Хотя для отдельной звезды близкий взрыв Сверхновой – явление не слишком частое, которое происходит один раз в несколько десятков миллионов лет, но вхождение системы в потоки осколков от взрыва не может быть благоприятным для жизни. Перед цивилизацией в столь тяжелой ситуации возникает экстреннейшая задача создания коммуникационных передатчиков. С учетом Сверхновых это – нелегкая задача даже для частот, мощно господствующих над нами.

295

Некорректная аналогия. Звезды не испытывают взаимных соударений и не могут передавать друг другу кинетическую энергию, формируя волну. (Прим. ред.)

296

Ничем не обоснованное утверждение. Взрыв Сверхновой достаточно редкое событие. Не существует статистической закономерности, позволяющей утверждать, что подобный взрыв обязательно произойдет. По современным представлениям Сверхновые, равно как и более частые Новые, представляют собой тесные двойные звездные системы, одна из компонент – тяжелый гигант, другая – белый карлик или релятивистский объект. Взрыв происходит как следствие падения критической массы вещества, срываемого с гиганта, на более тяжелый и компактный объект. Такие объекты отвечают за синтез и выброс в межгалактическую среду тяжелых элементов (вплоть до актиноидов). Но взрыва Сверхновой (а тем более и Новой) можно просто не увидеть, если между объектом и наблюдателем находится плотная газопылевая туманность. В этом случае событие галактического масштаба – Сверхновая – не окажет практически никакого влияния на планетную систему. (Прим. ред.)

297

Излишне говорить, что данная модель планетогенеза не является общепринятой, а догадки о том, какое именно воздействие на эволюцию оказывают взрывы Сверхновых, чисто умозрительны. (Прим. ред.)

298

Это неверно даже методологически. Для создания девяноста миллиардов светил только в одной Галактике требуется системный, технологический процесс, а не надежда на случайную сверхмощную вспышку звезды. Кроме того, тщательная реконструкция истории звездной системы вполне возможна и со всеми возможными подробностями, поскольку случайные факторы играют в ней несущественную роль. (Прим. ред.)

299

Некорректное утверждение. Даже на современном уровне развитии наблюдательных технологий невозможно провести исследование всех звезд на зыбкие признаки возможности существования планет и жизни на планетах. Следует отметить, что при разработке программ СЕТІ и SETI подбирались звезды, около которых можно было ожидать существование планет с формами жизни на них. Но это не позволяет сделать утверждение, что остальные звезды, не попавшие в претендентские списки, гарантировано не имеют ни планет, ни жизни на их поверхностях. (Прим. ред.)

300

Неясно, откуда автор взял статистическое соотношение для звезд, удовлетворяющих биогенетическим условиям. (Прим. ред.)

Какова достоверность новой модели? Это покажет ближайшее будущее благодаря дальнейшим исследованиям. Если же рассуждать по аналогии, то новую модель можно принять с уверенностью потому, что в околозвездном пространстве выделяется так называемая экосферная область, за которой из-за слишком высоких или низких температур жизнь на планетах невозможна. У Солнца экосферная область охватывает орбиты Венеры и Марса и включает в себя орбиту Земли. Коротационная окружность была бы объектом, соответствующим этой сфере, перенесенной в галактический масштаб, где господствуют другие условия и действуют другие ограничения [301] . В свете сказанного выше можно лучше понять, что я имел в виду, говоря о потенциально двойном значении предсказания или хотя бы только домысла. Утверждая в 1971 г., что открытие связи между астрономическими явлениями и возникновением жизни, основательно преобразует проект СЕТІ, я попал в точку, ибо такое преобразование станет необходимым, если коротационная локализация Земли в Галактике станет известной, благодаря дальнейшим исследованиям явлений биогенетического типа. Так моя догадка наполнилась таким значением, о котором я не мог знать, когда высказал ее. Что же касается самой догадки, то она была настолько нетривиальной, что ее никто не прокомментировал и никто не поддержал. Возможность неслучайного распределения жизни в Космосе, мощно организованного до определенных выделенных областей, не принималась во внимание при создании гипотез, долженствующих объяснить Silentium Universi.Эта гипотеза, спасающая нас от космического одиночества, возникла при рассмотрении версий атомных или технологических самоубийств, якобы присущих каждой цивилизации, поднявшейся в своем развитии выше определенного порога. Тенденция эта, состоявшая в возложении всей ответственности за судьбу живых существ на них самих, а не на космические явления, становилась в моих глазах выражением всеобщих страхов и поэтому я не признавал за ней объективной ценности. Неявно из моей догадки следовало и то, что новых открытий, устанавливающих факультативно зависимость между астрофизическими данными и биогенезом, я ожидал от получения какого-то сигнала от «Других». Если бы такой сигнал был получен от определенной близкой звезды, то отпала бы необходимость в окольном пути построения гипотез, реконструирующих далекое прошлое Галактики в поисках того места, откуда мог прийти сигнал.

301

Автор снова использует принцип аналогий, ограничиваясь механическим повторением: то, что существует в малой структуре, должно существовать и в большой. Что, естественно, не обязано быть верным для любого случая. (Прим. ред.)

Соображения по поводу того, что относительно быстрое и легкое открытие сигналов я считал (и признавал это) неправдоподобным, содержались в приведенной выше выдержке из моей заметки для Бюраканского симпозиума. Я утверждал в ней, что прием сигналов, на которые мы должны рассчитывать, поскольку сами не посылали мощных сигналов в Космос, следует из недостоверного для меня допущения о том, что якобы высоко развитые цивилизации были совершенно свободны в своих поступках. «Это – результат представления о том, – писал я, – что развитие цивилизации, благодаря присущему ему непрерывному прогрессу, приводит на плато мощи к благосостоянию и покою, что позволяет достичь состояния, в котором наилучшей для нас альтруистической и прибыльной деятельностью становится бездеятельность. По моему мнению, взамен гигантская цивилизация имеет множество хлопот, поскольку каждая цивилизация сталкивается с проблемами в своем масштабе. Открытые факты не предопределяли ничего до сих пор, или мой скептицизм, который также можно назвать эгоистическим скептицизмом, был правильным. Однако возникает ответ на поставленный вопрос [302] .

302

«Проблема СЕТЬ – М: Мир, 1975. Стр. 329–336.

Жизнетворная потенция кроется в столь широком диапазоне свойств материи, как в самых больших, так и в самых малых масштабах, что я не считаю, что ныне механизм генерации жизни можно было бы распознать со всей определенностью. Хотя галактическая гипотеза позволяет соединить в неразрывную цепь все известные факты, хотя и с помощью подозрительной процедуры, но зато она во многих местах остается открытой для критики. Чтобы не сосредоточивать на этом слишком много внимания, вспомним лишь об одном таком месте. Одно из положений галактической гипотезы – неизменность окологалактической орбиты протозвездного облака. Ныне многие астрофизики ставят такую неизменность под сомнение. По их мнению, звезды и облака движутся по своей определенной орбите в рукаве спирали, подвергаясь на своем пути гравитационным возмущениям от близости множества звезд, которые сталкивают вторгшегося пришельца с его орбиты и смещают его орбиту по направлению к центру. Оказавшись по другую сторону рукава спирали, тело движется по новой орбите, расположенной ближе к центру, до следующего пересечения со спиралью. А если это так, то Солнце ныне движется не по той же самой орбите, по которой двигалось до вхождения в спираль, а сопровождающие его звезды – не те же самые, которые сопровождали его при первом вхождении в спираль. Но если бы до такого отклонения от пути не дошло, то это означало бы, что судьба протоСолнца была исключительной, как судьба человека, который переходит через толпу, но не теряется в ней и не остается. Нельзя исключить, что если бы так и происходило, то вхождения в рукава спирали были бы статистически редкими событиями, может быть, даже очень редкими, или исключительными событиями, не дающими тем самым оснований для создания обобщений, важных для всех прохождений звезд через рукава спирали. Солнце, несомненно, проходит вместе с планетами через широкую пустоту между рукавами спирали вблизи коротационной окружности, но если бы при этом обнаружилось типичное смещение с орбиты под влиянием гравитационных возмущений, и в этом случае Солнце обладало бы исключительным прошлым и свойствами, которые имели бы роковые последствия для астрофизики, поскольку было бы невозможно достоверно установить величину такого отклонения, как измеренного возмущения для каждой звезды или каждого облака. С этой точки зрения пригодность реконструкции прошлого солнечной системы ограничивается ей и только ей, никто не говорит о частоте таких явлений и тем самым о механизме нормальной генерации жизни. Необходимо также подчеркнуть, что из этого разногласия не следует ignoramus et ignorabimus.Достаточно раскрыть учебники астрофизики двадцатилетней давности, чтобы убедиться, какой огромный прогресс достигнут за это время. Впрочем, в настоящее время нет такой отрасли знания, в которой бы не требовалось доучиваться на примере текущих жестко проводимых чисток на полках библиотеки. Следовательно, можно рассчитывать, что изложенная выше гипотеза продержится недолго и будет опровергнута.