Сумма теологии. Том IV

Аквинский Фома

Возражение 3. Далее, подобно тому, как мы нуждаемся в размышлении для того, чтобы избежать зла, нуждаемся мы в нем и для того, чтобы обрести благо. Но как страх относится к злу, которого стремятся избежать, точно так же надежда относится к благу, которое желают обрести. Следовательно, страх способствует размышлению в той же степени, что и надежда.

Этому противоречит сказанное Философом о том, что «страх заставляет людей размышлять» [770] .

770

Rhet. II.

Отвечаю:

человек может размышлять двояко. Во-первых, по своей воле или стремлению размышлять. И именно в этих случаях страх способствует размышлению. Ведь сказал же Философ, что «мы размышляем относительно важных дел, в которых у нас нет уверенности» [771] . Затем, то, что понуждает нас испытывать страх, является не просто злом, но обладает некоторой величиной – как потому, что оно представляется трудным для преодоления, так и потому, что схватывается как находящееся рядом, о чем уже было сказано (42, 2). Поэтому люди стремятся размышлять в первую очередь тогда, когда испытывают страх.

771

Ethic. Ill, 5.

Во-вторых, размышляющим человеком может быть назван тот, кто хочет подать добрый совет, и в этом смысле ни страх, ни какая-либо иная страсть не способствует размышлению. В самом деле, когда человек охвачен страстью, вещи кажутся ему большими или меньшими, чем они есть в действительности; так, влюбленному любимое кажется лучшим, чем оно есть, а перепуганному – то, что его испугало, более страшным, чем оно есть. Таким образом, если кто-либо желает сформировать правильное суждение, то в таком случае любая страсть как таковая препятствует его способности подавать добрые советы.

Сказанного достаточно для ответа на возражение 1.

Ответ на возражение 2. Чем сильнее страсть, тем более она препятствует охваченному ею человеку. Поэтому когда человек испытывает великий страх, то хотя он и хочет поразмыслить, его мысли настолько путаются, что он теряет всяческую способность размышлять. Если же страх незначителен, то он побуждает человека размышлять без каких-либо сопутствующих треволнений, и тогда страх вкупе с разбуженной им предусмотрительностью помогает человеку принять правильное решение.

Ответ на возражение 3. Надежда тоже побуждает человека размышлять, поскольку как сказал Философ, «никто не размышляет о безнадежном"8, равно как никто, согласно сказанному им же в третьей [книге] «Этики"9, не размышляет о невозможном. Но страх побуждает нас размышлять в большей степени, чем это делает надежда. В самом деле, надежда относится к благу как к такому, которое возможно достигнуть, в то время как страх относится к злу как к такому, которое трудно преодолеть; таким образом, страху присущ аспект трудности в большей степени, чем надежде. А именно в трудных вопросах, когда у нас нет уверенности, мы в первую очередь склонны размышлять, о чем уже было сказано.

Раздел 3. Бросает ли от страха в дрожь?

С третьим [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что дрожь не является следствием страха. В самом деле, дрожь обусловливает холод; так, мы видим, что продрогшие дрожат. Но страх, похоже, причиняет не столько холод, сколько иссушающий

жар, признаком чего служит то обстоятельство, что боящихся, особенно в тех случаях, когда их страх очень велик, мучает жажда, как это бывает с теми, кто приговорен к казни. Следовательно, страх не обусловливает дрожь.

Возражение 2. Далее, испражнения обусловливаются теплотой, по каковой причине слабительное, как правило, [перед принятием] нагревают. Но испражнения нередко связаны со страхом. Следовательно, страх, похоже, обусловливает теплоту и, таким образом, не обусловливает дрожь.

Возражение 3. Далее, при страхе теплота переходит от внешних частей тела к внутренним. Если, таким образом, человек дрожит своими внешними частями [тела] из-за того, что они лишаются теплоты, то тогда, пожалуй, он должен испытывать дрожь во всех своих внешних членах. Но ничего подобного не наблюдается. Следовательно, телесная дрожь не обусловлена страхом.

Этому противоречит сказанное Цицероном о том, что «при страхе бледнеют, дрожат и стучат зубами» [772] .

Отвечаю: как уже было сказано (1), при страхе имеет место некоторое сокращение, направленное от внешних частей тела к внутренним, в результате чего внешние части охлаждаются; по этой причине в таких частях возникает дрожь, вызванная нехваткой сил для управления членами, каковая нехватка связана с недостатком теплоты, являющейся тем орудием, посредством которого душа движет указанные члены, о чем читаем во второй [книге трактата] «О душе» [773] .

772

Tusc. Quaest. IV.

773

De Anima II, 4.

Ответ на возражение 1. Когда теплота уходит от внешних частей [тела] к внутренним, внутренний жар возрастает, причем в первую очередь в самых нижних, т. е. питательных частях. Вследствие этого влажный элемент испаряется и наступает жажда, иногда сопровождаемая расслаблением кишечника, мочеиспусканием и даже семяизвержением или еще чем-либо подобным, связанным с сокращениями желудка и семенных путей, о чем пишет Философ [774] .

Сказанное является ответом и на возражение 2.

774

De Problem. XXII.

Ответ на возражение 3. При страхе теплота покидает область сердца нисходящим движением; следовательно, сердце боящегося, а равно и те его члены, которые связаны с грудью – местонахождением сердца, дрожат сильнее других. Поэтому испытывающих страх выдает дрожание голоса (ведь артерия дыхательного горла расположена непосредственно рядом с сердцем). Дрожат также связанные с сердцем нижняя губа и нижняя челюсть (из-за чего, в частности, стучат зубы). По той же причине дрожат плечи и руки. Последние дрожат также и потому, что из всех членов они наиболее подвижны. Из-за своей подвижности от перепуга дрожат и колени, в связи с чем [в Писании] сказано: «Укрепите ослабевшие руки и утвердите колена дрожащие» (Ис. 35:3).