Сумма теологии. Том V

Аквинский Фома

Возражение 4. Кроме того, добродетель не только стремится к благу, но и препятствует злу. Но существуют различные добродетели в отношении желания благих вещей: так, благоразумие связано с желанием удовольствий от соприкосновений, a «eutrapelia» [223] – [с желанием] удовольствий от развлечений. Следовательно, должны существовать и различные добродетели в отношении страха перед злом.

Этому противоречит следующее: целомудрие относится к удовольствиям похоти, воздержанность – к удовольствиям от пищи, a «eutrapelia» – к удовольствиям от развлечений.

223

Ethic. IV, 14. Ср.: «Те же, кто развлекаются пристойно, прозываются остроумными («eytra-peloi»).

Отвечаю: совершенство добродетели зависит от разума, в то время как совершенство

страсти зависит от чувственного желания. Следовательно, добродетели необходимо должны различаться согласно их отношению к разуму, а страсти – согласно их отношению к желанию. Поэтому объекты страстей обусловливают их разнообразие в соответствии с тем, насколько они разнятся в своем отношении к чувственному желанию, в то время как [объекты добродетелей] обусловливают их разнообразие в соответствии с тем, насколько они разнятся в своем отношении к разуму. Затем, движение разума отличается от движения чувственного желания. Поэтому ничто не препятствует тому, чтобы различие объектов обусловливало разнообразие страстей и при этом не обусловливало разнообразия добродетелей, как это наблюдается в тех случаях, когда одна добродетель соотносится с несколькими страстями, о чем уже было сказано (4). С другой стороны, [ничто не препятствует и тому, чтобы] различие объектов обусловливало разнообразие добродетелей и при этом не обусловливало разнообразия страстей; в самом деле, иногда несколько добродетелей соотносятся с одной страстью, например, с удовольствием.

И коль скоро, как было показано выше (4), относящиеся к различным способностям различные страсти всегда соотносятся с различными добродетелями, то по этой причине связанное с различием способностей различие объектов – например, различие между тем, что является просто благом, и тем, что является труднодоступным благом, – всегда обусловливает видовое различие добродетелей. Кроме того, коль скоро разум в определенном порядке распоряжается более низкими человеческими способностями и даже простирается на то, что направлено вовне, то по этой причине один и тот же объект страстей, будучи по-разному схваченным чувством, воображением или разумом, или же в зависимости от того, принадлежит ли он душе, телу или внешним вещам, может по-разному относиться к разуму и, следовательно, естественным образом может обусловливать разнообразие добродетелей. Так, человеческое благо, будучи объектом любви, желания и удовольствия, может рассматриваться как со стороны телесного чувства, так и со стороны внутреннего схватывания ума, и потому оно может определяться как благо этого вот конкретного человека или в отношении его тела, или души, или же блага других людей. И каждое такое различие, по-разному соотносясь с разумом, обусловливает различие добродетелей.

Так, если благо воспринимается как таковое со стороны чувственного осязания и при этом имеет [непосредственное] отношение к поддержанию человеческой жизни или индивида, или вида [в целом], вроде удовольствия от пищи или соития, то оно будет связано с добродетелью «умеренности», или «благоразумия». Что же касается [такого рода] удовольствий, связанных с другими чувствами, то их интенсивность [относительно] невелика, и потому они не доставляют сколько-нибудь серьезных затруднений для разума; поэтому в отношении них не существует никакой добродетели – ведь «добродетель всегда рождается там, где труднее» [224] .

224

Ethic. II, 2.

С другой стороны, существуют блага, которые различаются не чувствами, а внутренней способностью, и принадлежат непосредственно человеку; таковы, например, богатство и честь, причем первое по своей природе используется ради телесных благ, в то время как последнее основано на схватывании ума. Далее, эти блага могут рассматриваться или как таковые, и в этом отношении они связаны с вожделеющей способностью, или как нечто труднодоступное, и в этом отношении они связаны с раздражительной частью (следует заметить, что в объектах удовольствий от осязания такого различия нет, поскольку эти удовольствия изначальны и принадлежат человеку постольку, поскольку у него есть нечто общее с неразумными животными). Поэтому в отношении денег, если рассматривать их как нечто само по себе благое и как непосредственный объект желания, удовольствия или любви, существует «щедрость», а если рассматривать их как труднодоступное благо и как объект нашей надежды – «великолепие». В отношении того блага, которое называется честью, если рассматривать ее как таковую и как непосредственный объект любви, мы обладаем добродетелью «philotimia», то есть честолюбием, а если рассматривать ее как труднодоступное [благо] и как объект надежды – «величавость». Поэтому щедрость и «philotimia», похоже, находятся в вожделеющей части, в то время как великолепие и величавость – в раздражительной.

Что же касается человеческого блага в отношении других людей, то его, похоже, нельзя рассматривать как труднодоступное, но – только как таковое и как объект вожделеющих страстей. Это благо может доставлять удовольствие человеку от его поведения в отношении другого

или в некоторых серьезных делах, то есть в тех действиях, которые, если так можно выразиться, определяются разумом ради достижения должной цели, или в развлечениях, то есть в том, что делается исключительно ради удовольствия и не настолько связано с разумом, как вышеуказанные [серьезные дела]. Затем, вести себя в отношении другого в серьезных делах можно двояко. Во-первых, доставляя удовольствие другому своими речами и действиями, и это связано с добродетелью, которую Аристотель называет «дружелюбием» [225] , а еще ее можно назвать «любезностью». Во-вторых, поступая и говоря все искренне, и это связано с другой добродетелью, которую он [(т.е. Аристотель)] называет «правдивостью». И коль скоро искренность скорее родственна разуму, нежели удовольствиям, и серьезным делам, нежели развлечениям, то в отношении удовольствий от развлечений существует отдельная добродетель, которую Философ назвал «остроумием».

225

Ethic. II, 7. В этом же месте Аристотель говорит и о большинстве других связанных со страстями добродетелях.

Таким образом, согласно Аристотелю, наличествует десять связанных со страстями нравственных добродетелей, а именно мужество, благоразумие, щедрость, великолепие, величавость, «philotimia», ровность [226] , дружелюбие, правдивость и «eutrapelia», и все они отличаются в отношении своих материй, страстей или объектов. А если прибавить к ним относящуюся к деятельностям «правосудность», то общее число их [(т.е. нравственных добродетелей)] – одиннадцать.

Ответ на возражение 1. Все объекты одной и той же конкретной деятельности имеют одинаковое отношение к разуму, чего нельзя сказать обо всех объектах одной и той же конкретной страсти, поскольку страсти могут противоречить разуму, а деятельности – нет.

226

Ibid. Ровность – это «обладание серединой в связи с гневом».

Ответ на возражение 2. Как уже было сказано, страсти различаются согласно другим принципам, нежели добродетели.

Ответ на возражение 3. «Более» и «менее» не могут обусловливать видовое различие иначе, как только путем привнесения различия в отношение к разуму.

Ответ на возражение 4. Благо является более мощным двигателем, чем зло, поскольку, согласно Дионисию, зло не может обусловливать движение иначе, как только посредством силы добра [227] . Следовательно, зло может чинить препятствия разуму (что и обусловливает необходимость в добродетели) только в том случае, если оно достаточно велико, в связи с чем каждому виду страсти соответствует, похоже, только одно такое зло. Поэтому существует только одна добродетель для всех видов гнева, а именно ровность, и только одна добродетель для всех видов смелости, а именно мужество. С другой стороны, даже небольшое благо той или иной страсти может обусловливать затруднения, в связи с которыми возникает необходимость в добродетелях. Поэтому, как было показано выше, в отношении желаний существуют разнообразные нравственные добродетели.

227

De Div. Nom. IV, 20.

Вопрос 61. О ГЛАВНЫХ ДОБРОДЕТЕЛЯХ

Теперь подошла очередь рассмотрения главных добродетелей, под каковым заглавием наличествует пять пунктов: 1) правильно ли называть нравственные добродетели главными, или основными добродетелями: 2) об их количестве; 3) о том, каковы они; 4) отличаются ли они друг от друга; 5) правильно ли разделять их на общественные, совершенствующие, совершенные и образцовые.

Раздел 1. ПРАВИЛЬНО ЛИ НАЗЫВАТЬ НРАВСТВЕННЫЕ ДОБРОДЕТЕЛИ ГЛАВНЫМИ, ИЛИ ОСНОВНЫМИ ДОБРОДЕТЕЛЯМИ?

С первым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что нравственные добродетели не следует называть главными, или основными добродетелями. В самом деле, «противоположности общи по природе» [228] , и потому ни одна из них не может быть главнее другой. Но всякая добродетель является одной из противоположностей в роде «добродетелей». Поэтому ни одну из них не следует называть господствующей.

Возражение 2. Далее, цель господствует над средствами. Но теологические добродетели относятся к цели, в то время как нравственные добродетели – к средствам. Следовательно, не нравственные, а теологические добродетели должно полагать господствующими, или основными.

228

Categ. X.