Сумрак в конце туннеля
Шрифт:
Мельник выдерживает паузу.
— Но даже ты, Элис, со всей твоей сверхъестественной проницательностью, не можешь знать всего наверняка, — продолжает полковник, так и не дождавшись моей реакции. — А вдруг это испытание всем нам? Вдруг только поэтому год за годом и наступают первые выходные сентября, чтобы одни кровью своей купили для других право на дальнейшее существование? Ведь не за шампанское и черную икру сейчас убивают и умирают на поверхности мои парни. Не за айфоны и губную помаду. А раз они поступают так, может, когда-нибудь и до других дойдет?
— А ты не думал, — делаю последнюю попытку я, — что будет, если однажды на поверхность
Я оборачиваюсь и с надеждой смотрю на Мельника. На этого немолодого, измученного мужчину, каждый день ведущего свой персональный бой со всем миром и поднимающего в безнадежную атаку других.
Он делает один-единственный широкий шаг и разом оказывается почти вплотную ко мне. Указательный палец правой руки с загрубевшей, шершавой подушечкой проводит вдоль моей метки под глазом, стирая прозрачную влагу.
— Уходи, Элис! — глухо произносит сталкер. — Не знаю, как ты это делаешь, не знаю, откуда ты приходишь и куда возвращаешься. Не знаю, и знать не хочу. Может, ты и впрямь живешь в Изумрудном городе, девочка Элли? В том самом прекрасном светлом месте, жители которого ни в чем не нуждаются, и легенды о котором уже двадцать лет не дают спокойно спать нам, жалким подземным крысам?
«Что тебе сказать, полковник? Даже если бы я могла. Поведать о дороге, вымощенной вовсе не желтым, а кроваво-красным кирпичом? Той, которая ведет в Горький город и не может привести домой? О бесплодных поисках мудрости, мужества, любви? О преданности врагов и предательстве друзей?»
Он все понимает правильно и протягивает мне руку. Как равному. Как боевому товарищу.
Краткое пожатие, и сталкер, круто развернувшись, идет к двери. На пороге он задерживается — на долю секунды, но этого хватает, чтобы разобрать едва слышный щелчок и рвануть из кармана проклятый подарок.
Две пули бьют в цель одновременно…
Гришка Соколов лежал, кажется, в своей старой ветхой палатке и видел… сон, наверное. Потому что уж больно странно, хотя и очень красиво. Видилось ему, будто он, Гришка, идет по Москве. Днем. Это притом, что он и ночью-то всего два раза на поверхность поднимался. Минут на десять. Когда помогал сталкерам дрова, принесенные на родную Электрозаводскую, затаскивать.
Так вот, идет он по Москве, по самой главной и красивой улице. Той, которую до этого только в старых журналах видел. Без «химзы» и противогаза идет и, вроде, совсем без оружия даже. В легкой рубашке с коротким рукавом и в коротких же, по колено, штанах. Вроде, как-то они специально называются, да Гришка забыл. В общем — не Гришка, а картинка! Кругом много людей, и все такие же красивые. Особенно девушки. Смеются, улыбаются, подмигивают. Хорошо Гришке, весело.
Проходит Гришка большой магазин, в котором очень много книг. Нет, не библиотеку. Магазин. Откуда узнал? Оттуда! Про библиотеки-то он часто рассказы слышал. Знает, как она выглядит. Ну вот, а в том магазине вместо темных стен — прозрачные окна от пола до потолка. И видно, что внутри светло и красиво, люди ходят, а библиотекарей — ни одного нет. Кстати, мутантов на улице вообще нет. Ни даже самого малюсенького. Зато чисто, как на станции перед Новым годом. Да, а еще на пороге магазина Лизка, сестренка Гришкина, стоит и держит под мышкой огромную (с пол-Лизки. Ну, по крайней мере, с
В общем, проходит Гришка уверенным твердым шагом настоящего мужчины мимо магазина и выходит на площадь. Народу там — и вовсе тьма. Музыка играет, флаги развешаны. Не только красные, как у коммунистов на станции, а всякие. Начинает Соколов у всех спрашивать, что за день такой сегодня, и отчего все поют и радуются, но никто не говорит, все только смеются. Наконец, повезло пареньку: в ответ на его очередной вопрос оборачивается молодая женщина… эге! Да ведь Гришка ее знает! То есть, не знает, конечно, но видел. Женщина почему-то не в платье, как все, а все в той же походной одежде, что и тогда, ночью, в туннеле, но оттого ничуть не меньше красивая. Больше даже. И то, что с уголка правого глаза у нее пропала грязь, так похожая на загустевшую струйку крови, это даже к лучшему.
«Ну, здравствуй, воин! — улыбаясь, говорит женщина. — Вижу, все-таки не сдержал ты слова, пошел на поверхность? Ну ладно, что уж теперь. Но неужели ты не знаешь, какой сегодня день?»
«Нет, — отвечает Гришка. — А какой?»
«День рождения у нас сегодня!»
Тут Гришка вспомнил, как в гости к ним на Лизкино трехлетие приходил папин друг дядя Степан Никонов, напустил на себя солидный вид, да и спрашивает эдак снисходительно:
«И сколько же исполнилось новорожденной?»
«Совсем молодая еще! — смеется женщина. — Всего восемьсот восемьдесят шесть!»
И так Гришке почему-то стало хорошо и легко от этих слов. Так хорошо… Так легко…
— Отмучился, малец! — фельдшер Михаил Федорович накрыл лицо умершего застиранной серой простыней.
— Оно и немудрено, с такими-то ранами… — вздохнул станционный врач Электрозаводской Петр Евдокимович. — Слава богу, закончился этот… уик-энд!
Иностранное слово прозвучало в устах категорически не признающего мат доктора изощреннее самого соленого ругательства.
— Помянем?
— Пожалуй.
Опрокинув по мензурке спирта и запив по очереди водой из кружки, друзья вышли из закутка, в котором была оборудована больница, и закурили.
— Да-аа, — протянул фельдшер, глубоко затягиваясь. — Жалко Соколовых. Всего семнадцать Гришке-то было. Но жребий, брат, такая штука…
— А главное — ради чего? — покачал головой Петр Евдокимович. — Мне потом рассказывали, в рюкзаке у него одна бутылка шампанского была. «Мадам Клико». Да и ту, Ленка-уборщица говорила, на сходке начальственной не выпили даже, а из пистолетов расстреляли… ссснайперы!
— Только бутылка? И все?
Затушив окурок о каблук ботинка, доктор грустно улыбнулся:
— Ну, почти. Еще большая книжка с картинками. Сказки…
От составителя
Здравствуйте, дорогие друзья!
Наш второй сборник пришлось ждать долго. Кто-то скажет — неоправданно долго. Очень может быть. Но, оглядываясь сейчас на готовую книгу, как на уже свершившийся факт, я с уверенностью могу сказать: а оно того стоило!