Суперфрау из ГРУ
Шрифт:
24 декабря они прибыли в Лиссабон, все трое больные. У Нины была высокая температура. Урсула вызвала врача в гостиницу, но, перед тем, как лечь в постель, успела купить детям подарки — ведь было Рождество.
В английском консульстве люди были деловые. Урсуле сразу объяснили, что в Англию беженцев будут отправлять не в порядке очереди, а в зависимости от важности отправляемой персоны. Скромная домохозяйка с детьми была одной из самых незначительных персон, и шансы на скорый отъезд у нее были минимальные. К счастью, деньги еще не кончились, хотя их оставалось немного, и поступлений не предвиделось, ибо Англия тоже запретила перевод валюты за границу. Они поселились недалеко от города, на морском побережье, и, поскольку больше заняться было нечем, стали отдыхать.
Через три недели их отправили — но не на самолете, а морем. Еще три недели добирались до Англии, кружным путем, в составе каравана из двенадцати судов. Каюты были затемнены, открывать окна запрещалось. Каждому пассажиру выдали спасательный круг, который надо было постоянно иметь при себе. Детских размеров не предусматривалось, и Нину круг скрывал всю — видны были лишь голова да ноги.
По прибытии в Ливерпуль их ждал допрос. Где ваш муж? Почему он не приехал вместе с вами? Почему вы не остались в Швейцарии с ним? На какие средства он живет? Где и на что собираетесь жить вы? Дети устали, Нина расплакалась. После допроса чиновник дал ребятам по пенни и отпустил их восвояси. Было уже поздно. Пока искали гостиницу, пока укладывались: Только успели заснуть — воздушная тревога. Пришлось поднимать детей и спускаться в бомбоубежище. В общем, Англия оказалась лишь относительно безопасной и куда менее гостеприимной, чем Швейцария.
Родителей в Лондоне уже не было — они, как и большая часть жителей английской столицы, эвакуировались из-за бомбежек. Их приютили друзья в Оксфорде, однако о том, чтобы там поселилась еще и Урсула с детьми, не было и речи. Начались скитания по меблированным комнатам. С детьми жилье вообще было не найти, и их снова пришлось отдать в интернат. Миша уже привык жить вне дома, и с ним проблем не было. Но Нина, кроме того, что ей было четыре года, не знала ни слова по-английски. Первые слова, которые, как убедилась Урсула, когда навестила детей, выучила девочка, были: «Прекрати это» и «Убирайся». В письме к Лену она писала: «Нина утратила свою веселость и добавила к собственной невоспитанности всю шкодливость окружающих ее детей». Однако надо было терпеть.
Одна хозяйка никак не могла привыкнуть к иностранной внешности Урсулы. Другая запретила детям навещать ее, а потом вообще решила сдать комнату «джентльмену». «Странно, — пишет Урсула, — что люди, еще не пережившие трудностей, черствее и нетерпимее тех, кто уже испытал на себе, что такое война». Наконец, она нашла более-менее постоянное жилье в семь священника в сельском приходе Глимптон, возле Вудстока. Супруга священника устроила ей форменный допрос: «Принадлежите ли вы к нашей церкви?» «Возносите ли молитвы Господу?» «Будете ли по вечерам играть с нами в карты?» Коммунистке Урсуле было все равно, к какой церкви принадлежать, если это давало крышу над головой. Теперь она жила в очаровательном доме с садом и раз в две недели ездила в Лондон.
«Быть может, потому, что у меня недостаточно воображения, — писала она в письме к Лену, — чувствую себя совершенно спокойной во время воздушных тревог. Мне не страшно за собственную жизнь. А станции метро ночью! Сотни людей спят на специально сооруженных для этого деревянных нарах. Они приходят сюда уже месяцами, и тут сложился свой быт. Люди достают из объемистых узлов еду к ужину, термосы с чаем, вязанье и газеты. Отец курит, мать болтает с соседями, дети играют в прятки. Влюбленные сидят по углам, прижавшись друг к другу. С шумом подкатывают поезда. Пассажиры устремляются из дверей, стараясь не наступить на тех, кто, не найдя свободного местечка на нарах, растянулся прямо на полу… Вчера я долго бродила по Лондону. Вид превращенных в развалины, скажем, больших магазинов надрывает мне сердце меньше, чем зрелище разбомбленной квартиры — на веревке над плитой еще видит белье…» Англия жестоко расплачивалась за довоенное благодушие по отношению к Гитлеру, за надежду на то, что он первым делом примется за СССР, а до них
Несмотря на то, что у Урсулы не было собственного жилья, неукротимая разведчица горела нетерпением приняться за дело. Впрочем, своего дома не предвиделось, так что же медлить?
Первая встреча с советским связником была назначена неподалеку от Гайд-парка. Урсула приехала в Лондон раз, другой… Связника все не было. Вдобавок ко всему место встречи оказалось кварталом, где промышляют проститутки, поэтому недостатка в подходящих к ней мужчинах не было, а «ночные бабочки» стали уже проявлять к Урсуле недоброе внимание. Она начала тревожиться: что случилось, где связной? Может быть, произошла какая-то ошибка? Может быть, Олло все же удалось ее предательство, или «раскололся» Герман? В Лондоне было советское посольство, но туда идти не полагалось, да и в любом случае у нее хватило бы здравого смысла этого не делать. Впрочем, она достаточно давно работала в разведке и прекрасно знала, что, если контакт с ней, пусть даже не по ее вине, может поставить под угрозу работу, связи может не быть очень долго. Она решила в этом случае найти себе какую-нибудь службу, вступить в английскую коммунистическую партию и начать заниматься партийной деятельностью.
Причин для беспокойства было более чем достаточно. В Англию они приехали почти без вещей, только с небольшим запасом одежды. Жилья не было, деньги подходили к концу — а ведь надо было не только жить самой, но еще платить в интернат за детей. Лен все никак не мог добраться до Англии. Еще в Португалии она пыталась найти для него маршрут возвращения. Испания отказала ему в транзитной визе, и даже не по причине интербригадовского прошлого: Испания, союзница Германии, отказывала в таких визах практически всем англичанам призывного возраста. Он пытался добраться через Африку — тоже неудача. Похоже, что Лен застрял в Швейцарии надолго.
А в довершение всего, перестали приходить вести от Рольфа. Он иногда писал ей из Китая или в Швейцарию, или на адрес родственников, никогда не забывал поздравить детей с днем рождения. Потом он отправился вглубь страны, и вскоре письма прекратились. Наконец, удалось выяснить, что Рольф арестован — в Китае это означало серьезную опасность для жизни. Как оказалось впоследствии, Рольф и Иоганн не смогли наладить работу в Шанхае. Тогда они решили перебраться в Чунцин, где находилось правительство. Там его и арестовали во время первого сеанса связи. Рольф не погиб, ему, все-таки, удалось освободиться — как стало известно, благодаря помощи из СССР.
В апреле 1941 года Урсуле, наконец, повезло — она смогла снять крохотный домик в предместье, на расстоянии четырех километров от Оксфорда. Конечно, это было авантюрой, потому что деньги катастрофически подходили к концу, но Урсула была счастлива — пусть на какое-то время, но она сама хозяйка своего жилья и, главное, снова сможет забрать к себе детей.
Она уже почти потеряла надежду на появление связника, однако в мае еще раз отправилась в Лондон. И снова к ней подошел мужчина, но на этот раз его не пришлось «отшивать» — это был тот самый человек, которого она все это время ждала. Как оказалось, он попал в автокатастрофу, и потому не мог появиться раньше. Связником был офицер советской разведки Николай Аптекарь.
Аптекарь Николай Владимирович родился в 1909 году в г. Балта Одесской области. Несколько лет работал трактористом, хорошо разбирался в технике, имел водительские права и навыки автомеханика — по тем временам это была достаточно ценная и уважаемая профессия. В 1931 году его призвали в Красную Армию, где, в 1932 году, аптекарь вступил в партию. В конце 1932 года его направили в авиатехническое училище в Ленинград, которое он окончил в 1934 году, после чего служил в г. Монино Московской области младшим авиатехником в бригаде тяжелых бомбардировщиков. Там он считался одним из лучших авиатехников.