Суперклей для разбитого сердца
Шрифт:
Так, например, помимо трех основных входов-выходов, указанных на поэтажном плане пожарной эвакуации, имелся глубоко законспирированный дополнительный. В туалете для посетителей диагностического центра, расположенного на первом этаже, было незакрывающееся окно с решеткой, один прут из которой легко вынимался. Именно к этой лазейке и направился Горин, припарковав свою машину на тихой соседней улочке.
Ревнивая супруга хирурга-гинеколога Виктора Прошкина таилась под березой, как особо рослый гриб. Дерево, под которым Вика Прошкина топталась уже второй час, было одним из немногих украшений
Вика узнала о том, что супруг ей коварно изменяет, совершенно случайно: заглянув по какой-то надобности к Виктору на работу, она подслушала разговор двух пациенток. Больные планировали небольшой ночной разврат с дежурным доктором, которым по графику был Виктор Прошкин!
Вика – женщина решительная и серьезная, школьная учительница физкультуры, – собралась застукать своего мужа на месте преступления. С этой целью она надела маскировочный костюм, состоящий из длиннополого плаща с поднятым воротником и мужней фетровой шляпы, нацепила черные очки и в ночь очередного дежурства Виктора встала на пост под березой.
Сквозь темные стекла ночью трудно было увидеть что-нибудь, кроме светящегося окна, но ничто другое Вику и не интересовало. По опыту многолетней супружеской жизни она твердо знала, что Виктор никогда не занимается сексом при свете. Значит, как только окно погаснет, Вика начнет наступление на больницу.
Берегись, изменщик!
Отбой в палате большинством голосов объявили задолго до полуночи. Против отхода ко сну в детское время был только Зяма. Его богемный образ жизни решительно противоречил больничному распорядку. К тому же он много спал днем и теперь чувствовал себя достаточно бодрым.
– Достаточно бодрым для чего? – спросил Зяма сам себя.
Существовали варианты более интересного вечернего времяпрепровождения, чем одинокое сопение «в две дырочки» на продавленной больничной койке. Зяма был уверен, что медперсонал женского пола с готовностью поможет ему в организации активного отдыха, однако следовало трезво оценить свои возможности. Зяма немного побродил по коридорам и заглянул перемигнуться с девочками в ординаторской под предлогом срочной необходимости позвонить. Набрал домашний номер лучшего друга, и автоответчик голосом Вани Горина пробормотал:
– Извините, меня сейчас нет дома, я уехал за город кататься на лошадях!
– Экстремал! – проворчал Зяма и положил трубку.
Заняться ему было решительно нечем. Родная сестричка командирским тоном приказала ему не шалить с медичками, отправляться на боковую и быть назавтра в хорошей форме. Признавая лидерство Индюшки в сложившейся ситуации, Зяма честно попытался
За окном была глубокая летняя ночь, теплая, ароматная, располагающая не ко сну в душной больничной палате, а к долгим прогулкам при луне в приятной компании. Луна за окном тоже была – желтая и круглая, как сырный шар. Чего не было ни за окном, ни в палате, так это приятного общества.
Зяма мечтательно обласкал взором девически стройную березу на газоне, тоскливо вздохнул – и неожиданно поперхнулся воздухом. Он закашлялся до слез, поспешно протер глаза, всмотрелся в серую тень под деревом и убедился, что ему не померещилось: под березой кто-то прятался. Этот «кто-то» был одет, как киношный шпион, и таращился черными окулярами, как показалось Зяме, прямо на него!
Зямино мечтательное настроение вмиг исчезло, на смену ему пришла тревога. «Пантюхинцы! – испуганно подумал он. – Узнали, что я здесь, и пришли запугивать! Или бандиты? Узнали, что я здесь, и решили добить!»
В этот момент под Зяминой палатой, в окне «дежурки» на третьем этаже, погас свет. Вика Прошкина выпрыгнула из-под березы, путаясь ногами в полах длинного плаща, перебежала открытую площадку пустой автостоянки и тугим злобно гудящим смерчем влетела в открытую дверь приемного отделения.
Зяма отпрянул от окна и схватился за сердце. Не придумав лучшего способа укрыться от неведомого врага, он в два прыжка подскочил к своей кровати, бухнулся в койку и накрылся с головой покрывалом, превратившись в большой бесформенный узел.
Тихий скрип двери заставил его содрогнуться.
– Козюляр Кузнецов? – услышал Зяма сквозь редкое больничное покрывало. – К вам пришли!
– Кто?! – пискнул Зяма.
– Сказал – друг!
Зяма приспустил простыню, как чадру, открыв верхнюю половину лица, и довольно ехидно сказал:
– Знаю я таких друзей!
– Ага, и он сказал, что знаете! – обрадовался желтолицый дядька с забинтованной головой.
Зяма успел заметить, что на дядьке больничная пижама, и это его чуточку успокоило. Вряд ли пантюхинцы или бандиты стали бы так старательно маскироваться на местности!
– Ваня его зовут, – сказал желтолицый. – Ваня Горкин.
– Ха-ха! Так я и поверил! – Зяма поджал ноги и отполз в кровати подальше к стене. – Ваня Горин уехал за город к лошадям!
– А конь его знает! – пожал плечами смущенный дядька. – Щас спрошу!
Желтолицый вышел и торопливо зашаркал тапками по коридору. Зяма обеспокоенно прислушивался, одновременно пытаясь соображать. Интересно, кто это придумал назваться именем его лучшего друга? Конечно, то, что Ваня Горин – закадычный приятель Зямы, ни для кого не секрет. Но как это коварно! Сказаться другом, чтобы подобраться поближе и… И – что? Убить, покалечить, похитить? Зяма не представлял, каковы могут быть намерения злоумышленника, но он видел тьму голливудских кинофильмов, в которых подлые убийцы настигали недобитых героев в больницах и госпиталях. Он испугался. Зяме еще никогда не приходилось умирать, и участвовать в собственной смерти ему совсем не хотелось. Зяма уже начал подумывать, а не выбраться ли ему на подоконник, чтобы попытаться уйти от преследователя по фасаду здания в эффектной манере человека-паука.