Супермама для вишенки
Шрифт:
Смотрит, сверлит взглядом. Так не дождавшись от меня ответа, разворачивается и уходит.
А я растерялась. В самый ответственный момент. Как говорится: «умные мысли приходят слишком поздно, а глупые всегда в свое время».
Смотрю ему вслед, как его рослая фигура отдаляется все дальше и дальше.
– Стойте! – кричу, поднимаю руки вверх и бегу к нему.
Он останавливается. Оборачивается и внимательно смотрит на меня.
– Я согласна, - отвечаю запыхавшись, когда подбегаю к нему.
– На что
– На все. Починить вашу машину, выступить в суде в защиту Глеба, на все что угодно. Понимаете, он не виноват, это все я. Здесь присутствует моя вина.
Не знаю, почему я так делаю. Мне просто кажется, что так нужно сделать и точка. Это мой выход, мое единственное спасение. Вот нужно и все. В этом случае нет оправданий или каких-то объяснений. Я делаю это так, потому что так велит мое сердце. Требует душа. Возможно, рассудок сопротивляется, но… Такое большое НО, где разум бессилен против воли.
И неважно, что скажет мама, осудят ли меня подруги или вообще осудят, за то, что предлагаю взятку должностному лицу. Не хочу, чтобы было так и я в силах это изменить.
– Вы серьезно настроены. И раз так складываются обстоятельства. Думаю, мы сумеем договориться. Я заберу заявление, конфликт будет исчерпан. Взамен мой сын будет учиться в школе, в которой вы преподаете, и будет хорошо учиться.
Шикарное предложение. Ничего не скажешь. Его сын будет учиться хорошо лишь в одном случае - если в лесу передохнут все звери.
Ничего так не закаляет, как трудности. Соберу волю в кулак и реанимирую этого парня. Так что не только у меня, у него тоже появился реальный шанс познакомиться поближе с королевой наук и продолжать учиться в престижной школе.
С самого утра жду директора школы под дверью ее кабинета. Вспоминаю, как еще совсем недавно именно здесь мы встретились с Юдиным. На лице появляется улыбка. Еле сдерживаю смех, когда в памяти всплывают его образы, как он тогда ловко обвел меня вокруг пальца.
А потом появляется она. Строгая, собранная. Легкой походкой пантеры, подходит к двери, вставляет ключ в замок и холодно произносит:
– Вы ко мне?
– Да, - быстро отвечаю и вспоминаю, какую речь приготовила специально для своей начальницы. Вчера весь вечер, лежа в кровати, репетировала, как лучше преподнести эту новость и в конечном итоге поняла, что никак.
Прямо с порога она спрашивает, какая цель моего визита.
– Дайте шанс Лисицыну. Я знаю, что он сможет.
Смотрит на меня так удивленно, будто я только что с Луны свалилась.
– Что он сможет? Устроить очередной скандал? Вы заступаетесь за ребенка, который слишком агрессивно ведет себя по отношению к другим детям. Я теперь не знаю, как смотреть в глаза матери той девочки, которую он ударил. Это престиж нашей школы! – громко восклицает.
–
Продолжаю стоять на своем.
– Я прошу вас. Дайте мне месяц. Если ничего не получится…
– Две недели, - строго произносит она, не дав мне договорить.
Киваю, благодарю и вылетаю из кабинета.
Но как оказалось, легче договориться с директором школы, чем с самим Лисицыным-младшим.
Рассказываю, что красивые девочки любят умных парней. Уговариваю его и в какой-то момент уговариваю и себя. Начать заниматься с этим парнем.
– Ты хочешь обрести математические способности? Стать супергероем? – спрашиваю, когда других аргументов не остается.
– Хочу. Но не хочу учиться. Не хочу учить математику.
Глубоко выдыхаю и обхватываю голову двумя руками.
Мы остаемся с ним после уроков и занимаемся до тех пор, пока мои нервы не сдают. Голова становится, как куб в квадрате. А у Лисицына наоборот – появляется заинтересованность в глазах.
А потом я еду к Юдину.
Сегодня он встречал меня сидя на кровати с лицом, как у побитой собаки.
– Привет!
– говорю, бросаю сумку на стул и снимаю с вешалки белый халат. Но Юдин словно набрал в рот воды - молчит, как рыба.
– Ау! Привет!
– подхожу ближе к нему. Наклоняюсь и провожу ладонью напротив его глаз.
– Пифет, - грустно и тихо отвечает он.
– Что случилось? Ты разучился говорить? – никак не могу понять, что произошло. Почему у него такой странный акцент.
– Дохтор стоитолог пихадил. Щелюсть фправлял. Так жжубы и посыпались.
– А знаешь, тебе даже так лучше. Теперь твои колкие фразы будут звучать совсем иначе.
Впервые Юдин молчал. За всю историю нашего знакомства – ни одной шуточки в мой адрес. Он боялся даже открыть рот. В какой-то момент я была готова расцеловать этого «дохтора» стоматолога.
Юдин молчал, когда я рассказывала про то, что земля круглая. Про то, как я мило пообщалась с прокурором. Его правый глаз дергался, краснел. Губы едва шевелились, словно он кого-то мысленно проклинает.
А я смотрю на Глеба. На его исхудалое лицо, которое заросло жесткой щетиной. На перебинтованную голову, взлохмаченные волосы, которые выглядывают из под бинтов, стоят торчком и радуюсь. От того, что ему стало лучше.
В какой-то степени, мне кажется, что я к нему привыкла. Я знаю, что Глеб может заснуть под орущий телевизор и резко проснуться, если его выключить. Я знаю, что его комната – это пять в одном: бар, кафе, игровая, большая гардеробная для носков, и личный вытрезвитель.
Смотрю на него и понимаю, что он мне нравится. Таким, каким он есть. И пусть сейчас у него нет переднего зуба. Зато у него чистая, открытая душа. Зубы сейчас вставляют, а вот человеческие души - пока не научились.