Супермен (сборник)
Шрифт:
В те годы это было вопросом чести для всего округа. Поклонники спорта бывали счастливы, когда какая-нибудь местная команда доказывала свою мощь, разгромив бейсболистов из большого города, хотя город в качестве своей команды частенько выставлял пеструю компанию клюкнувших юнцов из Христианского союза молодежи, игравших ради забавы, или же профессионалов, настолько равнодушных, что им было явно наплевать, кому достанется победа.
Да, спорт в нашем округе всегда был делом серьезным. Но дело это стало еще серьезнее, когда образовалась своя местная лига. Каждый матч подробнейшим образом освещался в газетах соседних городков Лисбия и Малби, и соперничество между ними стало куда острее, чем прежде.
Вот тогда-то и началась карьера молодого
Сегодняшний матч шумно рекламировали все городские газеты. Между Хиллоном и Фридомом всегда шло яростное соперничество, и на состязания съезжались болельщики со всего округа. Хотя Фридом был меньше многих городков, ему очень везло на бейсбольные команды. Жили здесь почти одни поляки. К северу от Фридома шли подряд несколько городишек, заселенных норвежцами, а к югу располагались немецкие городки, поэтому во Фридоме царил драчливый дух единого, сплоченного польского меньшинства. Хиллон считался центром округа. В нем жили люди трех национальностей, и за участие в его спортивных состязаниях каждый раз пылко спорили все окрестные поселения. Немцы здесь были в незначительном большинстве, другие национальности тоже были представлены довольно солидно, и это придавало соперничеству особую остроту.
Из-за близкого соседства между Хиллоном и Фридомом шла традиционная распря, которая в последние годы особенно нагнеталась поляками, жившими в Хиллоне. Они считали себя выше поляков из Фридома. В родном городе они предпочитали выступать единым польским фронтом, но, когда встречались со своими соплеменниками, не могли удержаться, чтобы не щегольнуть своей американизированностью. Во Фридоме же поляк вечно натыкался на другого поляка. Фридомцев возмущали претензии хиллонцев на полную американизацию, и они хватались за каждую возможность показать свое превосходство над более крупным городком. В бейсболе им это удавалось необыкновенно.
Однако в прошлом году Хиллон ухитрился выиграть чемпионат лиги. Джон Луга, могучий игрок команды Фридома, почти весь сезон пролежал со сломанной ногой, и хиллонцы воспользовались его отсутствием и добились двух побед подряд. В тот день Луга вернулся в строй, и Фридом надеялся нанести ответный удар. Впрочем, у хиллонцев появилась темная лошадка — новый подающий, некий Алберт Трой. Он был из Малби и заехал как-то в Хиллон в конце прошлого лета; он так подавал в одном матче, что произвел огромное впечатление на местных болельщиков. И только он собрался уезжать, как члены Коммерческого клуба устроили ему неплохое местечко в местном банке, женили его на Тутс Фишер и, если верить слухам, даже позаботились, чтобы он быстренько сделал ребенка. Теперь парень навсегда поселился в Хиллоне и готов выступать каждое воскресенье за местную бейсбольную команду.
Само собой разумеется, что судить матч фридомцы привезут Джипа Ларсона. Длинный тощий норвежец Ларсон прославился на два штата своей бесчестностью в судействе. Он держал во Фридоме магазин скобяных товаров, и ему удавалось не обанкротиться лишь благодаря своей репутации судьи. Но Джейк О'Нил, второй судья, не
Джейк принял предложение с нескрываемым удовольствием. В этом году он вновь выставил свою кандидатуру на пост начальника полицейского участка и теперь, полагал он, подсудив команде Хиллона на бейсбольном поле, он сможет добиться перевеса на выборах и победить своего соперника Хьюза. Зная все это, болельщики склонны были думать, что при решении спорных моментов у Хиллона будет некоторое преимущество. Вернее, так думали все, кроме Пьянчуги.
Пьянчуга был старейшим в городе алкоголиком, из живых конечно. Это был выдающийся неудачник, он покатился по наклонной плоскости еще в университете и разумеется, вместо того, чтобы нынче идти в церковь, посиживал себе в салуне у Барнума и трепался с бездельниками, проводившими там воскресное утро. Его всегда занимал О'Нил в роли судьи, и накануне вечером он накропал целую речь, с которой намеревался выступить на матче. Он трудился много часов подряд и теперь заливал баки, дабы она прозвучала как надо. Когда Барнум стал вслух поздравлять себя с назначением О'Нила судьей, Пьянчуга так разволновался, что чуть не произнес тут же всю свою речь, которая была приготовлена совсем для другого случая. Он вскочил и сказал:
— А может, все выйдет вовсе и не по-вашему. Хиллон ничем не отличается от других городков. Спортивное состязание всегда было идеальным воплощением борьбы. А вот сегодня вы увидите яркое воплощение иной философии — «успех ради успеха». Быть может, для какого-нибудь ненормального вроде Кролика Мюллера белый свет и впрямь клином сошелся на чистом бейсболе, что опровергает мою теорию, но для большинства это — просто не более чем еще одно запланированное состязание, назначенное на определенный день и час, и кто-то в нем непременно победит. Неужели вам не ясно? Сегодня одна игра, завтра другая. Какая именно — не существенно. Главное — само соревнование. Это философия к которой прибегает человек, не умеющий жить творческой жизнью. Понимаете? Игра есть та приманка, на которую можно поймать человеческий разум.
Пьянчуга весело раскачивался. Барнум наблюдал за ним с подозрением. Кое-кто из молодых людей, сидевших у стойки, стал ухмыляться, но Барнум по собственному опыту знал, что не стоит относиться к Пьянчуге чересчур легкомысленно. Этот пропойца был незаурядным острословом и, если хотел, мог кого угодно поставить в весьма неловкое положение. Барнум осторожно заметил:
— Какое все это имеет отношение к судейству О'Нила?
— А, да вы с О'Нилом слишком схожи. Вот вам и не ясно. Вы оба зависите от спорта и уже потому растленны. Спорт для жителя Запада есть нечто гораздо большее, чем представляется их философам. Это накал чистой борьбы, сублимация духа делового соперничества. Извечный суррогат для людей, не живущих творческой жизнью, не имеющих возможности делать то что они хотели бы делать. Вот они и возводят борьбу в свой идеал. В бизнесе она ведь никогда не отличается чистотой, особенно теперь, — отсюда это поклонение спорту. Помните историю с черноносочниками и их изгнанием?
— Все равно не понимаю, какое все это имеет отношение к О'Нилу, — упорствовал Барнум.
— Ладно, ладно, — нетерпеливо произнес Пьянчуга, — Забудем. Но если О'Нил сегодня хоть чуть переберет в своем жульничестве, сами увидите, что начнется. Да и ему, кстати, самому несдобровать.
С этими словами Пьянчуга снова уселся на свой стул и больше не издал ни звука. О спорте он размышлял много лет, и чем больше он в то утро пил, тем труднее ему было удержаться и не произнести свою речь. А кроме того, если он переставал иронизировать и философствовать, он сам себе изрядно надоедал.