Супермены в белых халатах, или Лучшие медицинские байки
Шрифт:
Когда я работал в женском отделении психиатрической больницы, к нам поступила дама бальзаковского возраста в маниакально-бредовом состоянии. Чрезвычайно яркий макияж – театр кабуки нервно жует бамбук; что-то невообразимое, невообразимых же оттенков, на голове, а главное – этот особенный блеск в глазах. Ну и вся маниакальная триада – настроение, мышление, моторика… В приемном покое ее приняли, оформили, переодели, санитарочки отвели в палату. Тут-то и началось представление. Причем в буквальном смысле.
Войдя в палату, больная всем улыбнулась, небрежно поклонилась, взяла в руку воображаемый микрофон:
– Ну, здравствуйте, дорогие мои. Знаю, знаю, как вы по мне соскучились. –
– Ах ты, самозванка! Это я Алла Пугачева, люди, не верьте ей! – И вцепилась новой пациентке в волосы.
Как-то стихийно круг больных разделился на два лагеря поклонниц, что определило зрелищность и масштабность палатного побоища. Четко действовали санитарочки, которые сновали между участницами спонтанного шабаша, всплескивая руками и приговаривая: «Ах, батюшки, да что ж такое творится, прямо срамота!» – ловко набрасывали одеяло то на одну, то на другую больную, выводя их из зоны конфликта, пока не остались две главные героини. Женщин разняли, и до конца лечения они находились в разных палатах. Во избежание.
Мария Семеновна, или Мемуары фотомодели
На днях у меня на приеме была бабулечка-красотулечка семидесяти с гаком лет, бог знает сколько лет у нас на учете, инвалид второй группы бессрочно по нашему же заболеванию. Как обычно, побеседовал, расспросил о самочувствии, выписал лекарства, распрощался. Идиллия! Если не знать, какую переписку она вела с прокуратурой. В ее амбулаторную карту вложены две ученические тетрадки. Первая – письмо в прокуратуру, вторая – дополнение к письму. Судя по отметкам и штампам, сделанным на обложках, обе тетрадки внимательно изучены (тут позволю себе легкое злорадство). Отдельной, третьей стопкой – переписка прокуратуры с психдиспансером в духе «сколько можно?» и «доколе?».
В первых же строчках письма прокурору доверительно сообщалось, что Мария Семеновна в течение сорока пяти лет является фотомоделью и что в настоящее время на нее заглядывается великое множество мужчин. Пока читающий эту замечательную новость пытался отмахнуться от кошмарного навязчивого образа, упорно встающего перед глазами, ему предлагалось узнать душераздирающую историю жизни и злоключений просто Марии. Жизнь, как можно было понять, была тяжелой: работал человек то прачкой, то уборщицей, но даже на этом незавидном поприще были у нее тайные недоброжелатели – то белья больше, чем другим прачкам, подсунут, то воду ржавую в прачечную подадут, а то и вовсе вместо порошка яд подложат. Но героиня двухтетрадного романа стойко переносила тяготы и лишения своей работы, и судьба-злодейка решила сделать ход конем. По голове.
Влюбились в нее, всю такую красивую, аж сразу несколько человек: президент всея Руси, мэр всея Тольятти и так, по мелочи, известный певец и не менее известный телеведущий. Вроде бы оно и к лучшему – женихи видные, основательные – ан нет. Вести себя эти с виду солидные и многими даже уважаемые люди стали как мальчишки в школе, которые норовят то за косу дернуть, то мыша в портфель подкинуть, то с зеркальцем под парту заглянуть. Стыд и срам, право слово! А поскольку мальчики большие, то и пакостить стали в соответствующем масштабе: мало того что круглосуточно подглядывают, так еще и приходить в квартиру начали. Придут, пока никого нет, белье из шкафа
Шли годы, менялись мэры и президенты, но все они неизбежно попадались в любовные сети Марии Семеновны, которых она вовсе и не ставила. И по сей день продолжает Мария Семеновна страдать от такой любви, но невзгоды переносит с гордо поднятой головой: нам, фотомоделям, слезы не к лицу!
Света
Светлане (дадим ей такое имя) за полтинник. Шизофрения, стаж около тридцати лет, вторая бессрочная группа. На прием ходит как часы: точно, четко, не хватает кукушки и матерного боя. Впрочем, самого появления Светы вполне достаточно, поскольку за месяц, проведенный в отсутствие любимого доктора, у нее таки накапливается что сказать. И она это скажет, даже не пытайтесь увернуться или перебить. Ее решимостью можно разворачивать восвояси Кантемировскую дивизию на марше – танкисты плачут и зовут маму…
– Света, уж коли ты пришла на прием к любимому доктору, то могла бы и помыться!
– Максим Иванович, я пошла две… нет, три недели назад в ванную, да так возбудилась, что мыла себя там и мыла, а соседи за мной через слив из ванны подглядывали всем подъездом, а потом обсуждали, а потом все во дворе меня хотели – я же чувствую, когда иду мимо. А еще я слышала, как они за стенкой разговаривали: вот, мол, пойдет она в следующий раз купаться, а мы спецбригаду вызовем, они ее из ванны вытащат, а мы полюбуемся. Они ведь такие все озабоченные, мои соседи, а в спецбригаде только и ждут этого звонка, там все доктора и фельдшера – маньяки, они не просто по больным ездят, это организованная группа насильников-профессионалов в комплекте с онанистами-любителями!
– Света, ты опять за свое!
– Вы не перебивайте, я еще в прошлом месяце вам не все дорассказала! Так вот, а на днях мэр по телевизору выступал, а когда я пошла за чаем на кухню, он сказал, что Света – звезда минета. Думал, что я не услышу, гад! Он давно меня хочет, только посвататься не может по-человечески, я ведь девочка нецелованная, а у него крайняя степень целкофобии. Я правильно это называю? Я ж сокровище то еще, только не знаю, кому достанусь. Может, вы?
– Спасибо, дорогая, за доверие, но я недостоин.
– А мэру из принципа не дам! И директору «АвтоВАЗа» не дам, и спецбригада обойдется.
– Бог ты мой, Света, я отчетливо слышу всеобщий зубовный скрежет и биение лбами в стену сотен отверженных тобою претендентов…
– Да? Правда? Вы тоже ЭТО слышите? А почему из нас двоих галоперидол пью только я?
– Я доктор, Света, мне можно.
– А на днях генеральный прокурор…
– Света, скажи, ЗАЧЕМ ты мне все это рассказываешь?
Света делает совершенно серьезное и осмысленное лицо и словно непутевому, но родному дитю терпеливо объясняет: