Супермены в белых халатах, или Лучшие медицинские байки

Цепов Денис

Начни с себя!

А за окном бушует жизнь и тихо гадят птицы гули,

А я половником ем суп и вас отчаянно люблю.

Леонид Сергеев

Как часто человек ловит себя в сети сложившихся стереотипов! Ну мало ли кому и почему пришло в голову, что добро обязательно должно быть с кулаками, «БМВ» с братками, а колхозницы – с серпами, молотками и мужиками. Нет, я не спорю, энергосберегающую роль привычки никто не отменял, не каждый же раз торить новую дорожку, кое-какие вещи можно и должно делать на автомате, но иногда не вредно выбраться из накатанной колеи и оглядеться, чтобы

не занесло куда-нибудь не туда.

Дмитрий (пусть его будут звать так), наверное, вряд ли согласился бы отнести себя к разряду обычных людей – вот еще, придумаете тоже! Полочки и рубрикаторы не под нас, красивых, заточены! Если мнение – то особое, если путь – то нехоженый, всенепременно тернистый вначале, но обязательно с лаврами и красной ковровой дорожкой в конце. Иначе какой смысл ему быть тернистым. А раз в перспективе имеется особая миссия, то стоит ли тратить себя по мелочам?

Видимо, с высшим образованием не сложилось как раз по этой причине. Нет, Дмитрий честно попытался учиться, даже кое-как домучил первый курс, после чего понял – не его. Причем дело не в факультете и даже не в университете – просто все суетно, с кучей ненужных знаний, щедро приправленных апломбом преподавателей, тестостероном однокурсников и коленками однокурсниц. А главное – все какое-то чужое, крикливо-яркое и ненатуральное. В итоге ему стало настолько невыносимо, что пришлось забрать документы, переругаться с родителями и наглухо засесть в своей комнате. Компьютер, книги и телевизор – что еще нужно человеку, ждущему подходящей вакансии у руля мироздания!

Постепенно акценты интересов сместились в сторону поиска смысла жизни, но ничего, кроме смутного ожидания какого-то озарения и потенциальной готовности чем-то прославиться в веках, не дали. Как назло, таблицы и водка уже приснились, Карфаген разрушен, и не по разу, а на подземный тоннель под Беринговым проливом сограждане, имеющие опыт вкладов в акционерные общества с названиями на три буквы, вряд ли скинутся. Осталось одно: постичь основы мироздания, сбросить покров тайны с оккультных знаний и стать учителем человечества. Нам ли размениваться на мелочи!

То ли оккультные знания оказались разборчивы и не решились обнажиться перед кем ни попадя, то ли мироздание было малость ехидным, а только озарение прошло немного не по тому сценарию, каким представлял его себе Дмитрий. Нет, оно было: с кристально ясным осознанием красоты идеи и удивлением – как раньше-то этого не понимал? Все просто. Мир спасет красота. Красота – это страшная сила. Сила в добре. Добро forever. Да возлюбите друг друга. Но кто сказал, что это решило все проблемы? Напротив, проблемы как раз с этого и начались.

Возлюбить Дима был готов, даже очень, но к личной красоте и доброте сразу же возникли вопросы. Леший с ней, с внешностью, настоящий мужчина может себе позволить некоторую атавистичность облика – была бы внутренняя красота. А она без силы и доброты не появится. И если силу можно подкачать, то как быть с добротой? Легко быть добрым к абстрактному ближнему, особенно если он бродит себе где подальше. А родители? А все те козлы и овцы, с которыми сталкиваешься на улице? А правительство, наконец? И как себя заставить измениться, если даже отражение в зеркале смотрит на тебя исподлобья? Разве что силой.

С этого момента жизнь Дмитрия обрела новый ритм: в течение дня несколько подходов к гантелям и гире, под вечер – сеанс самоубеждения. Самоубеждение давалось трудно, приходилось даже кричать на себя, но и это мало помогало, из зеркала мрачно и нагло глядела физиономия хронического мизантропа с сальными волосами, так бы и врезал. А что? Сказано – сделано. Ух ты, вроде бы сразу как-то внутри

отпустило и подобрело! А ну-ка, накатим еще!

Родителей такой путь просветления не вдохновил, но убедить чадо прекратить заниматься мордобоем в одно лицо, да еще и собственное, долго не удавалось. Напротив, техника ударов становилась все более отточенной, и к моменту, когда все же удалось привести сына к психиатру (вот когда повестка из военкомата оказалась как нельзя кстати!), он выглядел как опытный рецидивист-камикадзе, даже нос успел себе сломать. Далее последовала пространная беседа, в ходе которой Дмитрий узнал, что цветущие синяки и сияющий нимб – это две большие разницы, и что идея – это в целом неплохо, если только она не бредовая. Обследование (в военкомате тоже оценили силу самоубеждения призывника, а в особенности его последствия) плавно перетекло в лечение, теперь остается надеяться, что у Димы все же получится подобреть менее травматичным способом. Ну или хотя бы использовать для этой цели ремень и задницу.

Я вас все равно не слышу!

Почему человек становится музыкантом? Кто-то, однажды оказавшись по воле родителей в музыкальной школе (ведь ребенок должен гармонично развиваться, не правда ли?), вдруг начинает действительно находить особую прелесть и очарование – нет-нет, не в сольфеджио и не в музыкальной литературе, а в самой музыке, поскольку даже самое рядовое исполнение сороковой симфонии Моцарта, в самом обычном актовом зале с паршивенькой акустикой, не идет ни в какое сравнение с прослушиванием записи, какой бы трижды хай-энд ни была аппаратура. Кто-то, начав бренчать на гитаре и лишив своем воем, сделавшим бы честь малютке-привидению, три ближайших подъезда сна, долготерпения и смиренномудрия, а местную популяцию мартовских котов – либидо и тяги к валерьянке, вдруг решает не останавливаться на достигнутом и нести прекрасное в массы. Мало ли вообще причин? Я вам расскажу еще об одной.

Данил (назовем его так) в детстве музыкой особо не увлекался. Послушать – это пожалуйста, но чтоб самому, да еще в музыкальную школу из-за этого ходить – нет уж, увольте! Его и обычная-то вовсе не приводила в ученический экстаз, да и багаж знаний не столько поражал воображение, сколько наводил на мысль, что парень придерживается позиций рационального пофигистического минимализма. Возможно, именно умение обходиться немногим и помогло Данилу хоть и с трудом, но все же домучить последние годы обучения, когда в голове зазвучали первые голоса.

Ничего интересного они не рассказывали и ничему полезному не учили. Зато покритиковать и пообзываться – это пожалуйста, это они могли днями напролет. А иногда и ночами. Понятно, что настроения это не улучшало. Сами вон попробуйте чем-нибудь позаниматься, хотя бы элементарно приготовить яичницу, когда сволочной незримый собеседник до эпитетов ласковей козла и охламона не снисходит, а уж комментарии к разбиваемым яйцам отпускает такие, что становится страшно за собственные – а ну как рука непроизвольно дернется?

В дискуссию галлюцинаторный критик вступал охотно, аргументировал очень эмоционально и почти никогда не включал логику – все доводы обычно были очень красочными, яркими и по большей части далекими от цензуры. Чтобы донести ответную мысль, Данилу приходилось кричать, что, как вы сами понимаете, со стороны выглядело как минимум экстравагантно.

К факту лечения голоса отнеслись без должного пиетета, награждая матерными комментариями не только докторов стационара и амбулаторной службы, но и каждую принимаемую таблетку, отчего та норовила стать поперек пищевода и всячески противилась ассимиляции с организмом, в котором завелся такой недобрый персонаж.