Суперобъединение или второе пришествие Христа
Шрифт:
Коротая время в ожидании, посетили несколько музеев. Я осуществил мечту: увидел греческий, афинский Акрополь. Мама моя была учительницей, историком, с детства я бредил древнегреческой культурой.
На четвёртый день после первого и второго обретения главы Иоанна Предтечи, в лёгкой замшевой курточке с бахромой, в куртке североамериканского индейца, с сумкой через плечо, c большой бутылкой кока колы, через разрушенные пропилеи, после полудня я поднялся на 156-ти метровый скалистый холм с плоской вершиной. На холме находился девичий чертог - предмет моих мечтаний и вожделений.
Парфенон
Девичий
Платформа Парфенона изготовлена из пирейского камня. По платформе храма, по бесценной платформе бродили глупые и невежественные туристы из Японии, из Германии, из США, и из прочих недоразвитых стран мира. Туристы стран мира высокой культурой не отличаются. Иностранные гости воровали, с изножья Парфенона мрамор, нанося непоправимый вред древнейшему памятнику древнегреческого зодчества.
Чтобы сберечь Парфенон, власти Греции специально привозили и рассыпали для неграмотных, и вороватых туристов, бывшую в употреблении, мраморную крошку. Недалёкие туристы довольствовались этими привезёнными, дешёвыми кусочками мрамора.
Когда охрана Акрополя отлучилась на минуту, на секунду отвернулась, я отколол от колонн Храма Девы настоящий пентелийский мрамор, несколько солидных кусков настоящего сувенирного мрамора с самого предела моих грёз - Парфенона. Я унёс настоящее тело храма, а не какую-нибудь фальшивую крошку.
На выходе из Акрополя сумки туристов проверялись. Под моими бумажными листками, с набросками трудов по физике, математике, кибернетике и марксистско-ленинской философии греческий полицейский спрятанный мрамор не обнаружил.
Высеченный из мрамора Парфенона бюстик Гомера сейчас стоит на письменном столе передо мною.
При разгоне самолёта и его взлёте, боинг брал курс на Петербург, я, провожая взглядом девичий чертог, сочинил про Парфенон стихи. Мою стихотворную поэму не стыдно показать Александру Сергеевичу Пушкину, или Михаилу Юрьевичу Лермонтову. Искренняя получилась поэма. Честная. Шекспир и Байрон завидуют. Привожу несколько строк из своей бессмертной поэмы:
Люди! Берегите Храм Девы!
Камни-надгробья - Акропля руины.
Снизу Эллада, под нами - Афины,
Прах храма Зевса - прах мёртвых колонн...,
Ввысь - лебединой красой - Парфенон!
Встал над Землёю, бессмертья достойный!
Зависть людская, и здешние войны,
Точат тебя, и в наш атомный век,
Ты исчезаешь, как тающий снег.
Тело твоё вырывают кусками...,
Песнь лебединая длится веками...,
Я отвожу свой страдающий взгляд,
Где же вы, Фидий, Иктин, Калликрат?
Кто восстановит скульптуры и фрески?
Семьдесят лет бьют тревогу в Юнеско...,
Слышите мрамора траурный звон?
То угасает как сон Парфенон.
Запах смерти
И
Будто он на Русь накликав зло,
Из седла несчастный золотого,
Пересел в кащеево седло.
"Слово о полку Игореве"
В Санкт-Петербурге про сообщение о контрабанде, которое послал из Марина в Мадрид, в посольство России, никто не спрашивал. Будто сообщения не было. Ни ФСК, ни милиция мной не интересовались, ни о чём не расспрашивали. Более того, силовые службы отгородились, пытаясь меня нейтрализовать. Изолировать. Но я не скучал. Бегал по кабинетам.
Чиновники Балтийского морского пароходства вызывали в кабинеты наперебой. В отделе кадров БМП работник отдела кадров, а на самом деле замаскированный представитель спецслужб, в нейтральной тихой беседе, используя нейролингвистическое программирование мозга, шёпотом наводил на моё подсознание страх, стирал мне память о рейсе, заставляя молчать.
У здания Балтийского морского пароходства стращал в тихом разговоре, по такой же схеме, знакомый капитан дальнего плавания Юрий Дмитриевич Туркин, очередной раз засветив себя, как представителя спецслужб.
Считая Туркина и вышеуказанного особиста, со мною общались сорок чиновников Балтийского морского пароходства.
Вначале работники администрации БМП шептали мёртвым штилем.
Получив соответствующие указания, налетали шквалами.
Когда узнали, что виновником сумасшедшего рейса назначен старпом, разбушевались штормами.
Вскоре заревели ураганами и тайфунами.
Тридцать девять чиновников пароходства ревели силой ураганов пятой категории.
Для меня наступил сезон тайфунов. Чиновники старались окунуть меня в депрессию, утопить в водке, и лишить силы сопротивления. Пугали.
Пугали страхом смерти. В милиции, куда я обратился, намекнули, что лучше помалкивать.
Это означало, что мафия укоренилась в спецслужбах, в милиции. В Петербурге. В Москве. В сердце России.
Шёл смутный 1995 год. Запахло смертью. Рёв чиновников, запах смерти стали преследовать меня всюду.
Глава 21. Ревуков Анатолий Иванович
Сороковой ревущий. Какие правители, таков и народ. Штурман "псковской".
Чёрный человек глядит на меня в упор.
И глаза покрываются голубой блевотой,
Словно хочет сказать мне, что я жулик и вор.
Так бесстыдно и нагло, обокравший кого-то.
Сергей Есенин.
Ревущий сороковой
Громче всех ревел сороковой чиновник. Ничего не спрашивал, только ревел, рвал и метал. Фамилия ревущего была Ревуков. Ревуков Анатолий Иванович. Чиновник был президентом по безопасности мореплавания.