Суперпредатель
Шрифт:
— А где постройки? — нетерпеливо спросил он. Девочка махнула рукой, указывая направление.
— Отдыхайте, — сказал старик, — я посмотрю, что там.
И прежде чем Добер успел что-либо сказать, он ушел.
— Он никогда не ударялся головой? — спросил Добер, отвинчивая крышку фляги.
— Нет. Он знает, что делает.
— И что же он делает?
— Смотрит.
— Что?
Девочка осмотрела повязку на руке, затем ответила:
— Ну, стены и этот купол.
— Он точно ударялся головой. Только тебе об этом не сказал!
Она
— Он считает, что там может что-то быть. Или оружие, или еще что-то.
— Где — там?
— Ну, в куполе или под ним.
— Это он тебе сам так сказал?
Рожица у Медянки сморщилась, как будто ей было невыносимо скучно продолжать этот разговор.
— Ты слишком много задаешь вопросов!
— Я лишь хочу понять, действительно ли он твой друг или притворяется.
Девочка прикрыла глаза, посидела так немного и сказала:
— Ты лезешь не в свои дела.
— Просто я впервые вижу человека, который по собственному желанию пришел в Долину и вдобавок что-то ищет!
— Здесь должно что-то быть, иначе зачем вся эта Долина?
«Зачем?» Добер никогда не задавал себе подобных вопросов относительно Долины Покоя. Она была и есть, и вопрос «Зачем она существует?» не имел, с точки зрения Добера, смысла. Но вместе с тем он понимал, что Медянка ничем бессмысленным заниматься не будет — она всегда преследует какую-то цель. Если она привела Хейзера в Долину, если говорила ему «надо дойти», — значит, она снова шла к цели и, судя по ее повелительному тону, знает, зачем старик пришел сюда.
Добер начал готовить еду. Девочка сидела молча, глядя куда-то вверх. Они поели, прошло еще около часа.
— Что-то твой приятель задерживается, — проговорил Добер, — может, влип во что-нибудь?
— Тихо, — безучастно ответила Медянка. — Значит, все в порядке.
— Он думает о том, что нам надо успеть выйти отсюда?
— Мы будем здесь ночевать.
— В Долине?
— Да.
— Ты спятила.
— Можешь уходить, тебя никто не держит.
— Ага, уйти и оставить тебя здесь с этим… да еще и на ночь? — Добер задохнулся.
Медянка никак не отреагировала. Она поплотнее закуталась в куртку и сказала:
— Тогда спи. Здесь, кажется, больше нечего делать.
Добер так и поступил. Когда он в последний раз приоткрыл глаза, то увидел, что Медянка тоже спит, привалившись здоровым плечом к своему рюкзаку.
Он проснулся, словно его кто-то подтолкнул. Однако, открыв глаза, понял, что никто к нему не прикасался, так как он был в полном одиночестве. Костерок слабо горел, вещи Медянки и Хейзера лежали рядом, но их самих видно не было. Добер осторожно сел, отложил автомат и достал из-за голенища сапога кинжал.
Либо с ними что-то случилось, либо они не хотят, чтобы он видел, чем они занимаются. Поднявшись, он осторожно двинулся в направлении к куполу. Стояла глубокая ночь, но здесь тьма не была сплошной. Казалось, туман излучает слабый свет.
Добер переходил от стены к стене, прижимался, прислушивался
Слышался торопливый говор Хейзера:
— Да пойми же, я не могу ничего доказать! С точки зрения Смитсона, это очень похоже на ядерную установку. И я не нашел пока ничего, что могло бы опровергнуть такой вывод!
— А что ты сам думаешь? — глухо спросила Медянка.
— Думаю — не думаю! Смитсона не интересует, что я думаю. Я знаю только то, что ни ты, ни я не сможем это спасти.
— Но Совет…
— Не прикидывайся наивной! Совет будет слушать только Смитсона. А он, поверь мне, уже пришел к решению и не изменит его!
— Но он разрешил тебе лететь?
— Ну и что? Да, разрешил, продемонстрировал свою лояльность, подстраховался. Он видел фильм, который ты сняла, и покажет его Совету. И все они увидят то же самое — стены и этот купол. Никто не станет ломать себе голову, чтобы понять логику совершенно чуждых нам существ… Сколько лет ты работаешь на Смитсона, а? Неужели ты его не знаешь?
— Но ты ведь можешь сказать, что это — не оружие?
— Да, могу. Правда, я не очень в этом уверен. Здесь нет ничего, что подтверждало бы миролюбие существ, которые это сделали. Я могу сказать что угодно. Смитсона убедят только факты.
— А что может считаться в нашем случае фактами?
— Например, если сейчас из этого купола выйдет прекрасная женщина с цветами в руках и на понятном нам языке скажет, что они — наши братья по разуму и всегда мечтали о встрече с нами!
— А за каким чертом тогда надо было посылать сюда тебя?
— А за таким, Моника, что ты — самый ценный агент Смитсона, его козырная карта, супершпион. Ему надо, чтобы ты лишь исполняла приказы и помалкивала. Он уже все решил, посмотрев фильм. Но ты сказала, что нужен специалист. «Хорошо, — ответил Смитсон, — пусть летит специалист!» А ты не задумалась над тем, почему мне не разрешили взять с собой ни одного прибора? Хорошо хоть глаза оставили открытыми. Смитсон готов пуститься на некоторые расходы, чтобы ты в дальнейшем считала, будто твое мнение для него что-то значит.
— Так. Значит — Экстрема обречена?
— Да. И не потому, что здесь обнаружена эта Долина. Закрытая планета — это джинн в бутылке. Рано или поздно он может вырваться на свободу, и тогда Смитсону придется отвечать на многие неприятные вопросы.
— А люди?
— Для Смитсона? Не смеши меня. Потомки заключенных, которых ссылали сюда, предварительно стерев память? Ты помнишь бунт на Экстреме? Ах нет, ты тогда была маленькой… Так вот, много лет назад этот джинн попытался вырваться. Большую часть охраны перебили, остальные вылетели на двух ракетах — единственных средствах передвижения, которые здесь были. С тех пор на Экстрему не садился ни один корабль… ну, кроме твоей капсулы.