Суперсыщик Калле Блумквист рискует жизнью

Линдгрен Астрид

Хромой Фредрик был жизнерадостным городским хулиганом и большим почитателем Белых Роз. Так же как и прочие, более или менее опустившиеся личности, он жил здесь наверху, на Плутовской горке, и явно еще не спал, поскольку в окне горел свет. Перед домом стоял автомобиль. «Удивительно, что нынче за нашествие автомобилей на Плутовскую горку? Может, это тот, который мы слышали недавно?» - недоумевал Калле. Но у него не было больше времени недоумевать и удивляться, потому что он услыхал, как по улице галопом мчатся его враги. Не раздумывая

больше, он быстро распахнул дверь Фредрика и ворвался в дом.

– Добрый вечер, Фредрик, - поспешно начал было он, но тут же осекся.

Фредрик был не один. Фредрик лежал в своей кровати, а рядом сидел доктор Форсберг и щупал его пульс. А доктор Форсберг, городской врач, был не кто иной, как отец Бенки.

– Твой покорный слуга, Калле, - мягко сказал Хромой Фредрик.
– Да, но тут лежит совсем другой человек. Ему так больно и худо, что он, верно, скоро помрет. Послушай только, как бурчит у меня в животе.

При других обстоятельствах послушать, как у Фредрика бурчит в животе, было бы для Калле сплошным удовольствием, но не сейчас. Доктор Форсберг, казалось, был несколько раздражен его вторжением, и Калле понял: когда доктор выслушивает Фредрика и щупает его пульс, им надо остаться наедине! Так что ничего другого не оставалось, как снова броситься навстречу опасностям, подстерегавшим его на улице.

Однако Калле недооценил интеллекта Алых. Они быстро вычислили, что он, должно быть, причалил у Фредрика, и помчались как угорелые следом. Бенка ворвался в дом первым.

– Наконец-то ты, блохастый пудель, застигнут на месте преступления!
– заорал он.

Доктор Форсберг обернулся и посмотрел прямо в разгоряченное лицо своего сына.

– Это ты мне?
– спросил он.

У Бенки от изумления отвис подбородок, и он не ответил ни слова.

– Что, сегодня большая эстафета проходит через комнату больного Фредрика?
– продолжал доктор Форсберг.
– А вообще-то почему ты не дома и носишься так поздно?

– Я… я только хотел посмотреть, не навещаешь ли ты больного, - сказал Бенка.

– Да, я не дома и навещаю больного, - заверил Бенку отец.
– Как ты сказал, ты в самом деле застал блохастого пуделя на месте преступления. Но я уже осмотрел больного, и мы немедленно отправимся домой.

– Да нет же, папа!
– в полном отчаянии завопил Бенка.

Но доктор Форсберг решительно закрыл свою медицинскую сумку и мягко, но крепко схватил Бенку за светлые всклокоченные волосы.

– А теперь пошли, мой малыш!
– сказал он.
– Спокойной ночи, Фредрикссон. Обещаю, что вы умрете еще не скоро!

Во время этой беседы Калле стоял немного в стороне, и на лице его начала расплываться улыбка, которая становилась все шире. Какой конфуз для Бенки, какой колоссальный конфуз! Попасть прямо в объятия отца. Чтобы папочка повел его домой, как маменькиного сосунка! И как раз в ту самую минуту, когда Бенка хотел наложить свои лапы на Калле. Придется тебе, Бенка,

не раз съесть это во время войны Роз! «А теперь пошли, мой малыш!» Больше ничего и говорить не надо!

И когда сильная отцовская рука непреклонно повела Бенку к двери, тот внезапно узрел все происходящее во всей его жуткой неприглядности. О, ему просто необходимо написать статью в местную газету: «Нужны ли родители?» Разумеется, он высокой и чистой любовью любил, отца и мать. Но та просто невероятная точность, с которой родители возникают в самые неподходящие моменты, она ведь может привести в отчаяние самого терпеливого ребенка.

Сикстен и Юнте, запыхавшись, появились на улице, и Бенка, проходя мимо, успел им шепнуть:

– Он там, в доме.

Затем Бенку отвели к ожидавшему их автомобилю - почему, ах, почему он не обратил на него внимания раньше? А вытаращенные глаза Сикстена и Юнте сопровождали его взглядами, полными безграничного сострадания.

– Бедный парень!
– глубоко вздохнув, произнес Юнте.

Но потом времени на вздохи и сострадание больше не было. Трижды горе Белым Розам, которые снова обманули их! Калле нужно поймать, и как можно скорее.

Сикстен и Юнте ворвались к Фредрику. Но никакого Калле там не было.

– К твоим услугам, Сикстен, и ты, малыш Юнте, - слабым голосом сказал Фредрик.
– Послушали бы вы, как бурчит у меня в животе… До чего же больно и худо!…

– Фредрик, ты видел Калле Блумквиста?
– прервал его Сикстен.

– Калле? Да, он был здесь недавно. Он выпрыгнул в окно, - сообщил Фредрик, лукаво улыбаясь.

Вот как? Значит, этот негодяй выпрыгнул в окно? Да, окна Фредрика были открыты, оба, потому что доктор Форсберг считал, что комнату необходимо проветрить. А замызганные, некогда белые занавески колыхались на вечернем ветру.

– Идем, Юнте!
– закричал Сикстен.
– Бежим за ним, дорога каждая секунда.

И они не долго думая выпрыгнули - каждый в свое окно. Сказано же: дорога каждая секунда.

Миг - и послышался громкий плеск воды и страшные вопли. Подумать только: даже Юнте, который родился на Плутовской горке, и тот не вспомнил, что задняя часть лачуги Фредрика выходила прямо на реку.

– Теперь, Калле, путь свободен, - слабым голосом сказал Фредрик.
– Вылезай и послушай, Как бурчит у меня в животе.

И Калле вылез из шкафа, прыгая от восторга. Подбежав к окну, он высунулся наружу:

– А вы точно умеете плавать?
– закричал он.
– Может, мне сбегать за пробковым поясом?

– Достаточно, если ты бросишь сюда свою собственную черепушку, глупую, как пробка. На ней хоть кто выплывет!
– злобно заорал в ответ Сикстен, плеснув изрядную горсть воды в улыбающееся лицо Калле.

Калле, беззаботно стерев с лица большую часть воды, сказал:

– До чего же тепла и прекрасна эта вода! Мне кажется, вам нужен длительный, укрепляющий здоровье заплыв.