Супружеские игры
Шрифт:
Отдавала ли я себе хоть частично отчет в том, что это такое – присутствие рядом с собой мужчины, мужа? Одно я знала наверняка: быть ему хорошей женой я не сумею – и все же, несмотря на это, вышла замуж. Вроде бы это ничего не значило и необходимость быть хорошей женой относилась к другим, а не ко мне. Однако по-своему я переживала. У меня было такое впечатление, словно мне предстояло сдать экзамен, а подготовиться к нему я не успела и уже никогда не успею…
В день своего венчания, как когда-то в детстве, я снова стояла в церкви, пред суровыми ликами святых, и умирала от страха. В их строгих глазах я видела осуждение за то, что не готова выполнить одну из Божьих заповедей. И святые, и я, мы будто бы знали, что в ту ночь я не отдам мужу свое тело, что не поможет супружеская
– Имеешь ли ты, Дарья, благое соизволение и непринужденное и крепкую мысль взять себе в мужья Эдварда?
Я на это:
– Имею, святой отец.
Батюшка:
– Не давала ли ты обещаний другому мужчине? Я:
– Не давала, святой отец.
Когда Эдвард надевал мне обручальное кольцо на палец, я обернулась и увидела заплаканные глаза бабушки. Видно, уже тогда у нее было предчувствие, что мой брак плохо кончится.
Однажды случайно я подслушала их разговор с батюшкой.
– Не знаю, как вы считаете, отец Феодосий, – говорила бабушка, – а по мне, этот муж Дарьи чудак какой-то. Как начнет языком молоть, я ни словечка не понимаю. Никогда не скажет по-простому, все вокруг да около накрутит, накрутит…
– Главное, чтоб человек был хороший, Нина Андреевна, – философски отвечал батюшка.
– А по моему разумению, не больно он хороший человек.
На следующий день я уже чувствовала себя гораздо лучше. Даже немного поговорила с Маской. Она рассказала мне, что родом из небольшого поселка под Люблином…
Рассказывает Маска
Училась она в Люблине в Институте физкультуры, потом преподавала в средней школе в своем поселке. Мне хотелось спросить, как она стала воровкой, но Маска сама все объяснила. Поначалу она не понимала, что с ней не все в порядке, но к мужчинам ее не тянуло. Когда какой-то тип поцеловал ее, она ничего не почувствовала, кроме отвращения. Потом полчаса драила в ванной зубы щеткой. Однажды, войдя в женскую раздевалку, она застала там полураздетую ученицу из выпускного класса. И ее словно заколдовало, до сих пор не понимает, как это произошло. Она уставилась на грудь девушки, и все остальное как будто исчезло. Приблизившись к ней, она, видимо, намеревалась поцеловать ее. У девушки – шок, разразился страшный скандал. Маску уволили по статье, дисквалифицировали. Семья от нее отказалась – на весь поселок родителей опозорила, – в нее тыкали пальцем на улице. Вскоре она уехала из родного поселка, но так нигде и не прижилась. В конце концов связалась с этой, с конским хвостом, которая была детдомовкой. Их так и поймали вместе, и вот теперь они тянут срок. Они с подружкой не такие, как остальные заключенные, шитые белыми нитками парочки. Многие бабы только делают вид, что лесбиянки, но они лишь любительницы – ко многим из них приезжают мужья, и они ходят с ними в комнату с диваном. А Маска считает, что секс с мужиком – это измена.
– Таков этот мир – все начинается с задницы и все ею же заканчивается, – меланхолически констатирует она.
Я дремала (а что еще можно было делать, лежа в тюремном госпитале), когда послышались шаги. Ее шаги. Она уселась на табуретку рядом с кроватью, с улыбкой, которая столько раз вставала перед моим мысленным взором и проходила в моем каталоге под рубрикой: «улыбка Изы».
– Вот, пришла навестить больную, – сказала она, тряхнув волосами.
– Спасибо, – прохрипела я.
Воцарилась тишина. В ее улыбке явно сквозило смущение. На этот раз наша встреча носила иной характер – она пришла меня навестить по собственной инициативе, неофициально.
– Я прочитала твою книгу, – наконец сказала она.
– Какую?
– Ту, которая о матери. Книга произвела на меня сильное впечатление… правда-правда… Эти сцены в морге, как героиня смотрит на тело матери после вскрытия, ну, у меня прямо мурашки по спине бегали… А под конец слезы сами собой полились из глаз… – Она нервным жестом поправила волосы. – Так и было в действительности?
–
– Но откуда ты все это знаешь? Эти описания…
– У меня умерла бабушка. Я описывала свою боль.
– Бабушка лежала в морге?
– Нет, в морге она не лежала. Бабушка умерла дома в своей постели.
Иза понимающе покивала головой.
– Я дала бы себе руку на отсечение, что сцена с этим моргом – правда.
– Это и есть правда, только литературная.
Кажется, она поверила мне не до конца. Иза встала, однако медлила, не уходила. Я чувствовала, что она хочет меня о чем-то спросить.
– И тот роман я бы тоже почитала, да вот забыла автора.
Я не поняла, какой роман она имеет в виду.
– Ну тот, о бывшей любовнице, которая плетет интриги…
– «Опасные связи» Шодерло де Лакло.
После ее ухода я еще долго думала о ней.
Иза прочитала мою книжку. Она хотела узнать, как я пишу. Ее желание прочитать книгу неизвестного автора, фамилию которого она даже не запомнила, указывало на то, что она хотела побольше узнать обо мне. Меня она тоже интересовала, мне хотелось узнать о ней как можно больше. Пока я могла рассуждать только о ее телесной гармонии. В этом смысле у нее все было отлично: узкие продолговатые ладони с длинными пальцами, округлые колени совершенной формы, тонкие щиколотки, осиная талия. Нет, это вовсе не означает, что Иза привлекает меня только физически. Я не Маска, которая входит в раздевалку и столбенеет при виде полуобнаженной девушки, все происходит совсем по-другому. В ней в первую очередь меня привлекает необыкновенная гармония составляющих элементов, Иза близка к совершенству…
Здесь, в тюрьме, она служит для меня как бы заменой того, чего я лишилась в силу обстоятельств: моей музыки, моих книг, тишины моего кабинета, кресла с высокой спинкой… Как же я любила сидеть в нем, подвернув под себя ноги и накрывшись пуховым платком! Уютно устроившись в этом кресле, я воспринимала намного проще окружающий мир… здесь у меня нет моего кресла… Зато есть Иза. Только как определить, кем она для меня является? Не знаю. Спрошу ее, в какой книжке мне искать похожий на нее персонаж. Себя я ей уже назвала. Ответит ли она мне?
А если да, то что дальше? Моя игра с мужчиной закончена. Неужели теперь я хочу начать такую же игру с женщиной? А может, это одна и та же игра? Физическая привлекательность Изы имеет значение, потому что подсознательно, по привычке, я оцениваю ее глазами Эдварда. Я знаю, что она произвела бы на него впечатление. Если бы я знала Изу раньше и подсунула ее Эдварду, возможно, она бы стала моим козырным тузом и побила карту той женщины, которую я вытянула из колоды как пресловутую Пиковую даму. Эдвард дал объявление в газете, что ищет партнера для занятий разговорным английским. Он назначил собеседование сразу нескольким претенденткам, но, как обычно, из-за цейтнота не довел дело до конца и все свалил на меня. Девушек было много, но выбрала я именно ее. Мне и в голову не пришло, что эта девушка могла бы заинтересовать Эдварда – слишком вульгарная, с обесцвеченными волосами и довольно пышными формами. Она, хоть и преподавала уже в университете, выглядела совершенным подростком. А Эдвард не переносил молодых девушек. Он утверждал, что от них за версту несет молоком и инфантильностью. Может, поэтому я и выбрала ее. В женщине должно быть что-то такое, говорил Эдвард, какая-то своя тайна, только тогда стоит прилагать усилия, чтобы ее завоевать. После нескольких занятий он констатировал, что она та еще штучка, но английский знает хорошо. Было бы еще о чем говорить с ней на этом языке… Все это привело к тому, что я не воспринимала ее всерьез, ломая голову над тем, кем может быть эта таинственная мадам де Турвель. Где он с ней познакомился и что его так очаровало? Во время нашего последнего с ним общего отпуска мы много гуляли. Эдвард понуро тащился рядом со мной, был рассеян и явно думал о своей подружке. Это меня ужаснуло. Впервые я почувствовала, что могу потерять его, что моя власть над ним кончается. Складывалось впечатление, что он включил меня в длинный ряд своих женщин, которые отдавали ему часть себя, не получая ничего взамен.