Суровая Проза, Трилогия(CИ)
Шрифт:
– Подумаешь, попадёмся, - подложив ладони под затылок, принялся ворчать умиротворённым и счастливым голосом Петров.
– Лично я и не собираюсь скрывать наших отношений. Ни от кого. Пусть все знают. Знают и завидуют. Вот.
– Я тоже не собираюсь, - светло улыбнувшись, заверила девушка.
– Ни от кого. Вот, только.... Как быть с моей патриархальной прибалтийской натурой? Ну, не готова я к косым взглядам и смешкам за спиной, мол: - "Их застали в неглиже, за жаркими поцелуйчиками, причём, в бытовке для крупного бытового мусора...". Наверняка, со стыда сгорю и сквозь землю
– Хорошо, уйдём, - согласился Лёха.
– Встаём и одеваемся.... Но, ведь, мы немало успели за эти два часа?
– Немало. Но...
– Что такое, любимая?
– Но и ещё пару часиков, честно говоря, не были бы лишними.
– Ничего, завтра обязательно продолжим. И послезавтра. И, вообще, всегда...
– Всегда?
– Всегда-всегда-всегда.
– Алекс, а ты меня любишь?
– Люблю.
– А как? Как ты меня любишь?
– Как маленькие и доверчивые дети - тягучие и безумно-вкусные ягодно-фруктовые ириски...
Неделя пролетела практически незаметно. То бишь, как один бесконечно-сладостный и безудержно-радостный миг.
Наступил последний "отпускной" вечер.
Лёха шёл на очередное свиданье с любимой женщиной, которое было назначено на двадцать один ноль-ноль, за самым дальним складским сборно-щитовым ангаром. Там - на самой границе с пустыней - у влюблённых было оборудовано тайное уютное "гнёздышко". Так, ничего особенного: несколько составленных в ряд прямоугольных фанерных ящиков из-под медикаментов (очень крепких ящиков), накрытых списанным полосатым матрацем, конфискованным - пасмурной беззвёздной ночью - из мусорной бытовки. Хорошее такое местечко, полностью безлюдное - особенно в тёмное время суток.
До условленного времени оставалось ещё порядка получаса, поэтому Петров шагал откровенно неторопливо, даже, чтобы убить лишние десять-двенадцать минут, заложил небольшой крюк.
Недалеко от служебного входа в помещение столовой, на пустом тёмно-синем пластиковом ящике из-под мясных консервов, сидел Подопригора. Чуть сгорбившись, сидел, безвольно склоняясь над белым листом бумаги. В метре от него, на серо-жёлтом песке, валялся вскрытый конверт, украшенный разноцветными почтовыми марками.
"Горняк письмецо получил", - подсказал наблюдательный внутренний голос.
– "Теперь, понятное дело, читает.... А содержание письма, очень похоже, совсем и недоброе. Сгорбленность характерная. И рука, держащая бумажный лист, чуть заметно подрагивает.... Опаньки, крохотная слезинка сорвалась с Серёгиных ресниц. Значит, случилось что-то серьёзное. Может, кто-то из близких родственников умер.... Неудобно как-то получается. Человек скорбит. А ты, братец, наоборот, лучишься личным счастьем. Сворачивай-ка, старший лейтенант, в сторону...".
Но свернуть не получилось.
Подопригора резко вскинул голову, обернулся на звук шагов и, отрешённо глядя на сослуживца пустыми прозрачными глазами, пробормотал:
– Как же, Алекс, такое могло произойти? Как же - могло? А?
– Что-то случилось?
– осторожно спросил Лёха.
– Да, случилось. У меня, к
– Амальгама.... Она погибла?
– Лучше бы, действительно, погибла, - зло скрипнул зубами Горняк.
– Вот, возьми, - протянул лист бумаги.
– Прочти вслух. Чтобы до меня лучше дошло.... Читай! Пожалуйста...
– Хорошо, брат. Как скажешь. Кха-кха, - смущённо откашлялся Петров.
– Значится так.... Здравствуй, дядя Серёжа. Пишу тебе по поручению моей старшей сестры Алёны. Она очень просила. Даже и не знаю - с чего начать.... Извини, пожалуйста, но вынуждена сообщить новость, которая тебе будет неприятна. Дело в том, что Лена больше не работает - по её словам - в вашей Конторе. То есть, вышла в "законную отставку". И даже "полноценное выходное пособие" получила.... А ещё она вышла замуж и уехала - вместе с мужем - из России. Вот. Извини ещё раз.... Её муж - очень тихий, спокойный, хороший и добрый дядечка. Правда, пожилой, низенький и лысый. Зовут - "герр Отто Пушениг". Он австриец, проживает где-то под Веной. Ещё у него и второй дом имеется, летний. Где-то на юге Австрии, в провинции Каринтия. Правда, смешное название? Отто - по выправке - бывший военный. Я в этом теперь разбираюсь. А может, и не бывший. Ещё он немного похож на шпиона, так как очень загадочный и молчаливый.... Вот, и все наши новости. Извини, дядя Серёжа, если что не так. Любящая и уважающая тебя, Елизавета Иванова...". Не понимаю...
– Чего ты, Алекс, не понимаешь?
– Ну, как же.... Амальгама, она же очень прямая, отважная и решительная. Ну, встретила хорошего человека, влюбилась и вышла за него замуж. Бывает.... Ну, почему же она тебе лично об этом не сообщила, а? Нет, для майора Мальгиной такое поведение совершенно нехарактерно.
– Нехарактерно, тут ты прав, - поразмышляв с полминуты, согласился Подопригора.
– Значит, никакой любви с австрийским подданным не было и в помине. По крайней мере, с её стороны.
– А что же тогда было?
– Служебное задание. То бишь, приказ "о внедрении". Наверное, этот австрийский Отто Пушениг - не простая птица. Имеет, скорее всего, прямое отношение к одной из многочисленных "натовских" структур. А Алёна - служака до мозга костей. Мол, приказ - дело святое, и обжалованию не подлежит.... Не стала общаться со мной? Знать, и этот интимный момент был жёстко оговорён в мудрых начальственных инструкциях.... Ох, уж, эта наша Служба, жестянка жестяная. Буду в отставку подавать...
– Как это - в отставку?
– опешил Лёха.
– Так это. Не смогу я - после всего произошедшего - находиться в славных Рядах. Не смогу, и всё тут. Слишком цена высока и непомерна. Мать его.... Ну, не стоит сломанная жизнь - успешной карьеры. Как бы так оно.... Или же я не прав?
– Не знаю. Честное слово, не знаю. Не мне, короче говоря, судить.... Ты, брат, не рубил бы с плеча? А? Подумай ещё. Взвесь всё - без излишней горячки.
– Я подумаю, - нервно покивав головой, пообещал Горняк.
– И обязательно взвешу. По мере возможностей скромных, понятное дело.... А ты, Алекс, иди. Симпатичная девушка, небось, заждалась...