Суррогат

Репин Вячеслав Борисович

– Кот наплакал.

– Белые?

– Шампиньоны.

Незнакомец наклонил корзину. На дне действительно светлели крупноватые, в форме зонтиков полевые шампиньоны.

Французы почему-то умеют отличать шампиньоны от бледных поганок и ценят эти никудышные грибы куда больше, чем они того заслуживают. Грибник он был ещё тот.

– А я белые предпочитаю.

Я показал содержимое своего пакета.

Он так и обмер:

– Откуда? Мне ни одного не попалось.

– Да полно в этом году.

Француз беспомощно присел рядом на ствол палого дерева и разочарованно помолчал.

– Редко

кто ходит за грибами в одиночку, – сказал я, про себя всё ещё что-то сопоставляя.

– Да уж, на китайцев мы с вами не похожи, – усмехнулся он. – Тоже шайками шастают, я их часто вижу. С во-от такими корзинами. – Француз изобразил руками что-то непомерное.

– Китайцы? Здесь?

– А там на дороге не встретили никого? С какой стороны идёте?

Я показал в направлении лесной парковки. Он одобрительно кивнул и представился:

– Меня зовут Поль.

В ответ я назвал своё имя.

– Русский?

– Русский. Не похож?

Он смерил меня взглядом:

– Не-а.

– В России грибы все умеют собирать. Дети, взрослые… Такая традиция. Раз грибник – значит русский, – сказал я.

Не понимая, к чему я клоню, он вновь сомнительно усмехнулся.

Ему было под пятьдесят. В джинсах, в полуохотничьей куртке с капюшоном, небритый, худощавый, внешности скорее неопрятной – типичный на вид парижский холостяк, скептик поневоле. А скептики обычно не знают, как убить выходные. Вместо рюкзака он носил сумку через плечо, в которой, как и я, припас, вероятно, воды, сэндвичей, а вместо резиновых сапог, не в пример мне, обут был в кроссовки.

Я достал из рюкзака вино. Пластмассовых стаканчиков, воткнутых один в один, у меня оказалось несколько.

– Будете?

Он посмотрел на этикетку, снисходительно взял стаканчик.

– Вот это, я понимаю, организованность, – одобрил он.

Я наполнил стаканчики. Мы отпили по глотку. Он благодарно кивнул.

Я достал бутерброды, предложил половину своей провизии. Поблагодарив, он отказался.

Мельком поглядывая на меня, пока я оприходовал бутерброд с ветчиной и нарезанными корнишонами, он одобрительно ухмылялся.

– Хотите, помогу белых грибов набрать? – предложил я.

– Прям здесь?

– А чего далеко ходить?

Он хлопнул себя по коленям:

– Кто ж откажется.

Я подлил ему вина, завернул в фольгу оставшиеся бутерброды, спрятал их в рюкзак и, оставив у его ног бутылку, попросил посидеть, подождать.

Едва я отдалился на несколько шагов, как мне попались два тёмно-коричневых боровика.

– Идите сюда!

Он спешно приблизился, присел рядом.

– Да-а, ну и глаз у вас.

– Берите.

– Прям так?

– А как?

Я вырвал гриб с корнем.

– Русские их подрезают, – сказал я. – Чтобы грибницу не испортить. Ну а здесь…

Он сорвал второй гриб, понюхал его.

– Настоящий?

– А теперь не двигайтесь, – попросил я тоном фокусника.

Он не двигался. На его лице опять появилась недоверчивая ухмылка.

Шурша сапогами по листве, я обошёл молодые липы, дуб и показал ему в траве ещё семейку боровиков.

С неуклюжей торопливостью француз приплёлся и сюда, снова присел

на корточки, сам сорвал все три гриба и не переставал с удивлением покачивать головой. За четверть часа мы заполнили его корзину.

Вернувшись к рюкзакам, какое-то время мы сидели молча.

– В Париже проживаете?

Я утвердительно кивнул:

– Под Парижем. А вы?

– Тоже… в пригороде, – ответил он, помедлив. – Машину где оставили? Дотащим? – Глазами он показал на наши грибы.

Я даже не сразу понял его вопроса. Ведь не собирался же он расставаться с таким добром только из-за веса.

* * *

Дня через три, под вечер, на мой мобильный телефон позвонил тот самый Поль, из леса, с которым в воскресенье мы кое-как дотащились с грибами до машин, вернее до моего джипа, а я подвёз его к другой парковке, ближе к главному шоссе, где он оставил свой «фольксваген». Из вежливости мы обменялись телефонами, и допили, сидя на бревне, оставшееся вино.

Француз звонил, чтобы поблагодарить за грибы. Удивил, мол, всех. И соседей, и прежде всего свою маму, как раз приехавшую его навестить. «Стейки» из белых грибов у него получились необыкновенные, уверял он. Но я даже не знал, что из белых грибов можно жарить стейки. Не зная, что ещё сказать, он предложил как-нибудь созвониться и опять вместе побродить по лесу.

И через несколько дней Поль действительно объявился вновь. Он принялся сумбурно объяснять, что его родственница, вроде бы племянница, изучала русский язык и недавно даже отважилась съездить в Петербург, после чего измучила родню своими байками, настолько дурёхе – он так и выразился – всё понравилось.

– Вы не хотите как-нибудь поужинать у нас? – подытожил он.

Я не отказывался. На что это обязывает? Я уже начинал догадываться, что человек он одинокий, хотя, как выяснялось, и был женат. Возможно, ему и некому было больше позвонить. И я уже нисколько не удивился, когда он перезвонил мне в очередной раз, на следующий же день, и позвал меня ужинать к ним с женой не когда-то там, а сегодня же.

Они жили в западном пригороде, в чистом, тихом районе, где оседает люд в основном семейный и небедный, а ещё чаще пенсионеры с хорошим достатком. «Павильон» в несколько этажей, подобие коттеджа, но с подъездами, утопал в сени каштанов. Француз вышел встретить меня к калитке с домофоном. За калиткой дышал свежестью ухоженный общий дворик. Перед лифтом он почему-то поблагодарил меня за согласие приехать в гости.

Мы поднялись на третий этаж, вошли в просторную, светлую квартиру с многочисленными комнатными растениями по всем углам. На миг замешкавшись, хозяин предложил мне проследовать в гостиную.

Просторное помещение смыкалось с настежь распахнутой лоджией. Из-за цветов, фикусов и пальм, в лоджии было скорее темновато. Он мне указал как раз туда, в дверной проём – мол, проходите.

Перешагнув через порог, я увидел женщину средних лет в кресле. До меня не сразу дошло, что кресло представляет собой инвалидную коляску. Приветливо улыбаясь, женщина протянула мне руку. Мы поздоровались. Она явно была не в состоянии подняться навстречу.