Суррогатная мать
Шрифт:
— Он снова сделал это, — сказал Фил. — Еще одно убийство.
Фенвик вскочил.
— Марина! — позвал Фил. И сказал, глядя в глаза Фенвику: — А вы останьтесь здесь, сэр.
Ответа он дожидаться не стал, просто повернулся и поспешил к выходу.
Фенвик снова сел.
И остался сидеть.
Глава 52
Эстер держала ребенка на руках и улыбалась. Она снова была гордой матерью.
Она вытерла почти всю кровь старой тряпкой, которую специально постирала и высушила для ребенка. Он был туго закутан в одеяло, а она сидела рядом с обогревателем, чтобы ему было тепло.
Ее муж был в состоянии перевозбуждения, когда принес ребенка домой. Она еще никогда не видела его таким энергичным. Охотничий азарт, сказал он. Это все сделала охота. Но ей было все равно. Ей был нужен только ребенок. Муж еще долго крутился вокруг нее, как будто был настолько переполнен впечатлениями, что не мог никуда идти. Хотя в конце концов все-таки ушел.
Она почему-то думала, что этот ребенок не будет таким слабеньким, как предыдущий. Во-первых, он был намного крупнее и больше двигал ручками и ножками. У него даже немного приоткрылись глаза. И это была девочка. Она проверила. Увидев это, она сначала улыбнулась, а потом радостно хихикнула.
— Ты понравишься моему мужу, — сказала она, продолжая улыбаться.
Но потом от этой мысли внутри у нее что-то кольнуло. Что-то темное и печальное. Она надеялась, что этого все-таки не произойдет. Потому что тогда он мог отвернуться от нее. Он мог бросить ее. Ради этого ребенка. А она будет наблюдать за тем, как он растет, зная, что однажды он заменит ее. Этого не должно случиться! Она не допустит этого. Лучше уж вообще не быть матерью, чем быть матерью, которую предали.
Темнота и печаль кристаллизовались, затвердевали, выстраиваясь под действием этих мыслей. Ее лицо исказилось внезапным приступом ярости. Она пристально смотрела на ребенка и тяжело дышала.
— Не смей! — прошептала она. — Лучше не смей, черт возьми!
Ребенок лежал перед ней, водил глазами по сторонам, делал ручками и ножками резкие конвульсивные движения. Она заставила себя перестать злиться на него. Потому что все это — дело будущего. Это еще не скоро. Они пока находятся здесь и сейчас. Ей предстояло материнство. Предстояло воспитать ребенка.
Она сидела и смотрела не него. Трудно сказать, сколько это продолжалось. В конце концов вся ее злость улетучилась, оставив на лице только безмятежное спокойное выражение. Ее тело снова принадлежало ей, дыхание было ровным и тихим. Она не сердилась. Она опять была матерью. Просто матерью. И это было время, которое она должна была провести со своим ребенком. Время, объединяющее их. Особое время.
В принципе, именно поэтому она и пришла к тому хлопотному способу, каким получала своих младенцев. Так они попадали от своих суррогатных матерей прямо ей в руки. У детей не было времени, чтобы установить связь с кем-то еще. Они были ее с самого начала.
Личико ребенка начало кривиться. Эстер уже знала, что последует дальше. Начнет плакать. Потом скулить. На этот раз она знала, что ей делать.
— Так ты голодная, да? Хочешь, чтобы тебя покормили? Хочешь молочка? Я приготовила его специально для тебя.
Она встала и положила ребенка в кресло, в котором сидела. Он скорчился и запищал. Она пошла в кухню, но этот писк, казалось, преследовал ее.
— Все в порядке, мамочка сейчас подогреет тебе молока…
Она поставила бутылочку в микроволновку.
Ребенок продолжал хныкать. Эстер попробовала укачать его, пока греется молоко, но это не помогало. Она вздохнула. Она забыла об этом. Прошло так мало времени, а она уже все забыла. Забыла, как этот высокий звук может пронизывать тело. Глубоко, до самой кости. Как он может застрять в голове. Этот громкий настойчивый вопль. Он слышен даже тогда, когда ребенок замолкает. Эстер почувствовала, как в ней снова поднимается злость.
— Сейчас, уже скоро…
Но ребенок не понимал ее. А может, понимал, только его это не останавливало. Он продолжал вопить. Эстер смотрела на микроволновку и ждала сигнала о выключении. Этот невыносимый крик…
— Заткнись! Немедленно заткнись!
Если это будет продолжаться все время… Она вспомнила последнего ребенка, как он плакал, кричал, визжал… Она ненавидела это. Ей хотелось его убить. Если этот будет делать то же самое…
Микроволновка звякнула. Она быстро распахнула дверцу и схватила молоко. Бутылка показалась ей слишком горячей. Но Эстер не обратила на это внимания. Она прошла в комнату, взяла ребенка, положила его себе на колени и сунула соску ему в рот. Глазки ребенка удивленно расширились, он начал сосать. Сделал один глоток, другой, но потом выплюнул все, и молоко побежало по его щекам вниз.
Эстер почувствовала, как злость застилает ей глаза. Лицо ее перекосилось от бешенства.
— Это еще что такое? А? Ты сказала, что голодная. Что ты хочешь, чтобы тебя покормили. Вот и ешь.
Она попробовала опять, еще раз сунув соску в маленький рот. И снова горячая жидкость побежала по щекам ребенка. Ярость Эстер продолжала расти.
— Возьми ее… возьми же…
Ребенок соску не брал.
Эстер переводила взгляд с ребенка на бутылку и не знала, что делать. Ее чувства сменялись так быстро, что она не успевала распознать и уловить их. Злость, страх, беспомощность… Она снова посмотрела на ребенка, на бутылку…
Она встала. Опять положила ребенка в кресло, бутылку поставила рядом. Та перевернулась. Молоко полилось, впитываясь в одеяльце, в которое был завернут младенец.
Эстер было все равно. Она не могла больше думать об этом. Ей нужно было выйти. Уйти подальше от ребенка и его непрестанных воплей.
Она открыла боковую дверь и вышла во двор. На улице было уже темно и по-прежнему очень холодно. В воздухе чувствовалось приближение дождя или, хуже того, даже снега. Но Эстер не обращала на это внимания. Она готова выдержать что угодно, лишь бы уйти от этого ребенка. От этих криков, от этого прессинга…
Она набрала побольше воздуха и медленно выдохнула его в одном глубоком долгом вздохе. За рекой полыхал огнями порт. Корабли будут приходить туда и снова уплывать. И там нет никаких кричащих детей. Только широкая гладь воды. Море. Океан. Спокойствие. Как же Эстер хотелось оказаться там, за многие мили отсюда!
Она вздохнула. Она не впервые думала об этом. Но она понимала, что хотя все это находилось всего лишь на другом берегу реки, с таким же успехом оно могло бы быть и за миллион километров от нее. Или даже на другой планете. Она никогда не попадет туда, даже в этот порт, не то что в открытое море. Ее место здесь. Здесь она и останется.