Суть доказательств

Корнуэлл Патрисия

— Все это вам рассказал Эл Хант? — бесстрастно спросил Мастерсон.

— Фрэнки также отличался исключительной аккуратностью, — добавила я, избегая ответа на вопрос.

— Сомневаюсь, что увлечение пациента вязанием могло привлечь к нему мое внимание, — заметил доктор, раскуривая трубку.

— И еще, — продолжала я, с трудом сохраняя терпение, — он заикался, когда сильно нервничал.

— Гм. Одна из наиболее распространенных причин заикания — спазматическая дисфония. Если так, соответствующая запись должна

быть в различительном диагнозе. Это уже кое-что… для начала.

— Для начала перестаньте нести чушь, — буркнул Марино.

— Послушайте, лейтенант, — снисходительно улыбнулся Мастерсон, — мне совершенно непонятна ваша враждебность.

— Да уж, конечно, непонятна. Но это поправимо. Мне ничего не стоит получить ордер, и тогда вам придется отвечать уже за соучастие в убийстве. И разговаривать мы будем не здесь, а в полиции. Вам больше по вкусу такой вариант?

— Знаете, я не намерен больше выслушивать ваши оскорбления, — с невозмутимым спокойствием ответил доктор. — И ваши угрозы, лейтенант, меня не пугают.

— А я не терплю, когда меня пытаются водить за нос, — отрезал Марино.

— Кто такой Фрэнки? — спросила я, понимая, что разговор заходит в тупик.

Мастерсон повернулся ко мне.

— Повторяю, я не могу ответить на ваш вопрос вот так, с ходу. Но если соблаговолите подождать, попробую найти что-нибудь в компьютере.

— Спасибо. Мы подождем здесь.

Он поднялся и вышел из офиса.

— Кусок дерьма, — проворчал лейтенант с явным расчетом на то, чтобы его услышала не только я.

— Перестань.

— Подумай сама, док. Молодых тут можно по пальцам пересчитать. Бьюсь об заклад, что процентов семьдесят пять здешних пациентов — старики, которым перевалило за шестьдесят. А раз так, то молодежь и запоминается лучше, согласна? Этот хмырь прекрасно знает, кто такой Фрэнки. Знает даже, какой у него был размер тапочек.

— Возможно.

— Никаких «возможно», док. Говорю тебе, твой приятель просто водит нас за нос.

— И будет водить, пока ты не угомонишься и не перестанешь пререкаться по пустякам.

— Вот же дерьмо! — Марино поднялся, подошел к окну и раздвинул шторы. День обещал быть таким же серым и ненастным, как и утро. — Терпеть не могу, когда мне врут. Попомни мои слова, док, если придется, я ему задницу прищемлю. Знаешь, я этих психиатров на дух не переношу. Подсунь им на лечение Джека Потрошителя, они и бровью не поведут. Будут врать, выворачиваться, вилять, уложат мерзавца в постельку и станут кормить с ложечки куриным супчиком, как будто он какой-нибудь Мистер Американский Яблочный Пирог. — Лейтенант помолчал, потом непонятно к чему добавил: — Ладно, хоть снег перестал.

Я подождала, пока он вернется на место.

— Думаю, насчет соучастия в убийстве ты перегнул палку.

— Зато подействовало, верно?

— Не загоняй его в угол. Дай шанс.

Марино

угрюмо уставился в зашторенное окно.

— Надеюсь, Мастерсон уже понял, что сотрудничать с нами в его же интересах, — добавила я.

— Но играть с ним в кошки-мышки не в моих интересах. Пока мы тут кресла протираем, этот псих Фрэнки разгуливает по городу и вынашивает свои грязные планы. А может, и придумал уже что-то, и часики уже тикают.

Я невольно представила свой дом в тихом квартале, покачивающийся на дверной ручке медальон Кэри Харпера и вкрадчивый голос из автоответчика: «У тебя такие чудесные светлые волосы. Натуральные или ты их осветляешь?» Странно. Какое значение имеет для него цвет волос? В чем смысл этого вопроса?

Я вздохнула.

— Если Фрэнки действительно тот, кого мы ищем, то никакой связи между убийствами и Спарачино может и не быть.

— Посмотрим, — бросил Марино, закуривая вторую сигарету и сверля недовольным взглядом дверь.

— Что значит «посмотрим»? Хочешь сказать…

— Знаешь, док, я и сам порой удивляюсь, как одно влечет за собой другое, — загадочно заметил он.

— Что? Что «одно» и что «другое»? Ты можешь выражаться яснее?

Лейтенант посмотрел на часы:

— Черт, где его только носит! Может, уже свалил на ланч?

— Будем надеяться, что мистер Мастерсон ищет информацию на нашего Фрэнки.

— Да уж, на него надейся…

— Так что ты имел в виду? Как одно ведет за собой другое? — снова спросила я. — Объясни толком.

— Скажем так, у меня предчувствие. Что-то говорит мне, что, если бы не та дурацкая рукопись Берилл, все трое были бы живы. Да и Хант, скорее всего, тоже.

— Не знаю. Не уверена.

— Конечно, не уверена. Ты же такая, черт возьми, объективная. А вот я уверен. — Он повернулся ко мне. Потер усталые, покрасневшие глаза. — Есть у меня такое чувство, понимаешь? И оно подсказывает, что между Спарачино и книгой существует связь. Она существует между убийцей и Берилл. А потом одно потянуло за собой другое. После Берилл наш псих мочит Харпера. Мисс Харпер принимает лошадиную дозу пилюль, потому что у нее уже нет сил слоняться по пустому особняку, зная, что рак грызет ее изнутри. И наконец, Хант спускается в чертов подвал со спущенными подштанниками и вешается на ремне.

Странное оранжевое волокно с необычным сечением, рукопись Берилл, Спарачино, Джеб Прайс, сынок сенатора Партина, миссис Мактиг, Марк… Все они были частями, связками, членами некоего пазла, сложить который мне никак не удавалось. Все они необъяснимым образом сходились к тому, кого звали Фрэнки.

Марино был прав. Одно ведет к другому. Убийство никогда не возникает из ничего. Зло не рождается из вакуума. Так просто не бывает.

— Есть предположения, что это может быть за связь?

— В том-то и дело, что ни черта у меня нет.