Суть острова
Шрифт:
Девушка заплакала, размазывая тушь по жирным щечкам, но Сигорду некогда было ее жалеть, или злорадствовать, он торопился домой, считать и думать.
– Долго мы так стоять будем? Почему все красный горит? Сам, что ли, едет?
– Нет. Господин Президент на Северном побережье изволят принимать участие в фестивале цветов, к тому же на катафалке он пока не ездит. Вон, везут.
– Ох ты! А кто это?
– Какой-то воротила. Лауб, Хренауб… нас, небось, так хоронить не будут.
– Ну и что? Там уже без разницы, какую для тебя музыку заказывают, и кто за нее платит. Лимузин за лимузином! Славные поминки будут
– На фиг! Лучше я копченой макрели поем да пивом запью, но весело, чем черную икру на похоронах давить с кислой мордой.
– А где он ворочал-то? Нефть, золотишко?
– Кто его знает, я свечку не держал. Вроде бы строил чего-то.
– Угу, как сейчас строят, так лучше бы еще раз подох. У меня брат с женой жили себе, жили, не тужили, на пятом этаже, на солнечной стороне, даже залив был виден. Ха! – пятно застройки обнаружилось вместо сквера под окнами, бамс! – двадцатиэтажку возвели вместо кленов. Теперь как в могиле, даже днем электричество жгут.
– Сволочи.
– Хуже того. Только кровь сосать из простого человека! Проехали, слава те господи, зеленый.
Зеленый – значит можно дорогу переходить, не опасаясь, что тебя задавят вместе с кусочком счастья в груди, который пригрелся аккурат между сердцем и рулончиком из двух заветных бумажек. Сигорд вполуха слышал, о чем говорили два мужика, стоящие рядом с ним на перекрестке, но ему и в голову не могло придти, что судьба умершего господина Лауба каким-то образом тесно переплетена с судьбою заброшенного дома, того, который дал ему приют в самую отчаянную зиму его, Сигорда, жизни. Умер человек и умер. Где-то что-то как-то застопорилось, а нечто иное в ход пошло – ему-то какое до всего до этого дело? Что-то нужно с обувью делать, не носить же эти, по двести талеров пара, он пока еще не господин Лауб! В том смысле, что он пока еще не богатый, но зато живой.
Двести талеров! Вроде бы и не так много, но – неожиданно! А если умножить двести на… Ого! Стоп. Стоп, стоп, стоп, стоп. Не надо далеко разгоняться мечтами. Сегодня он не пойдет ни в какой магазин, а будет перетаскивать обувь домой. Носить и сортировать, и очищать от пыли и грязи, обтирать, обминать, выравнивать. Шнурки если надо будет погладить – выгладит все до одного! Лишь бы…
Двадцать две пары обуви наносил домой Сигорд, поймав на себе даже пару косых взглядов от соседей. Но мешок у него цивильный, вернее сказать – рюкзак с алюминиевой рамкой под спину, мало ли что он в нем носит? Чудаков на свете – пулеметом не проредить, так быть может он – один из них. Платит? – Платит. Пачкает, мешает, шумит? Нет. Чем противозаконным занимается? Опять же докажите. Вот и коситесь, сколько хотите, в спине дыру все равно не протрете.
На следующий день поход в магазин и разговор с Родригесом Виталле получился далеко не таким триумфальным, как это мечталось: во-первых, ему пришлось ждать минут сорок, пока для него найдут время. Во-вторых, магазин, в лице господина Виталле, наотрез отказался авансом покупать обувь у Сигорда: только на реализацию могут взять. Да и то – две пары. Расчет – по реализации. Если в течении десяти дней по заявленной цене покупки не будет – автоматическая уценка в двадцать процентов. Если еще десять дней впустую – еще двадцать процентов. Комиссия при продаже – те же двадцать процентов. То есть, вы хотите выставить за двести – ваши сто шестьдесят, наши сорок. Что? Как угодно: на ваш счет в банке, либо наличными по расходному ордеру. Да, по документу,
Вот засада! Целый сугроб проблем вывалился ему за шиворот: деньги, время, документы! С документами главная проблема. Как их восстанавливать? Да на взятки все деньги уйдут…
В последнее время Сигорд замучил себя выбором, во что, в восстановление чего вложить деньги: в зрение, в зубы, или в документы. Похоже, что проблема выбора отпадала сама собой: документы. Да, без них очень трудно решать те дела, которые стоят больше сотни талеров. И невозможно всю оставшуюся жизнь хранить деньги в чулке, и так спокойного сна нет. А ежели попрет удача? И страшно, и обязательно проведают, что у одинокого жильца имярек купюры по карманам зашуршали. Узнают и придут, и никому не пожалуешься. Документы. Черт с ними, с деньгами, надо что-то решать. Сколько это будет стоить? Две, три? Четыре тысячи? А если не хватит денег? Сыну надо звонить. Кто-то должен подтвердить в муниципальных органах, что он – это он. Сколько позора впереди, сколько денег уйдет… Нет в жизни счастья.
Обошлось в сто двадцать шесть талеров сборов, за труды паспортного стола, шесть талеров за четыре фотографии и сорок талеров штрафа за утерю документов. Сын, похоже, не рассердился, что он оторвал его от своих дел и трижды ездил с ним куда надо в указанное время. Он даже попытался сунуть сотню в карман Сигорду, но – нет.
Сто семьдесят два талера, плюс трамвай и метро – это на круг до двухсот талеров не дотянуло, он за одни ботинки столько выручил, меньше, чем двести талеров расхода, а не две и не три тысячи! Ну, теперь можно и на реализацию!
– Захаживайте, господин Сигорд, захаживайте и смотрите. Виолетта показала вам, где именно выставлены ваши образцы? Чудесно, поглядывайте. Как только – так сразу, мы с расплатой задержек не знаем – в тот же день.
– До свидания.
– Всего доброго.
На следующий же день Сигорд не утерпел и, отпившись чаем после морозного дня на свалке, побежал проверять свой товар в магазине «АльП». И вернулся домой с четырьмястами талеров! Жадность подтолкнула его выставить ботинки по чудовищной цене – двести пятьдесят талеров за пару – ушли в первый же день! Четыреста ему – сотня магазину. Еще две пары – и опять ушли обе, за два дня. И опять магазин заработал на нем сотню, а он четыреста. И еще раз. И в третий раз невод приволок ему четыреста талеров чистой прибыли, если не считать трудозатрат самого Сигорда и амортизации организма за предыдущее время бесплодных поисков и ожиданий!
– Господин Виталле…
– Родригес.
– Господин Родригес, вы согласны, что за время нашего с вами знакомства я вашему магазину ничего, кроме прибыли, не принес?
– Это факт. Хотя, триста талеров – не ахти какие деньги в нашем ежедневном обороте.
– Но не ахти какие триста талеров прибыли – все же лучше, чем не ахти какие убытки?
– И это факт. Так что за вопрос у вас к нам, ко мне?
– Вопрос простой: не парьте мне мозги с реализацией и возьмите всю партию.
– Это не вопрос, а предложение.
– Ну, предложение.
– А зачем?
– Что?
– Зачем? Какой смысл нам рисковать, пусть даже номинально?
– Простите, а в чем риск, я не понял?
– Риск в том, что интерес к вашей обуви может внезапно закончиться и мы останемся без денег, которые уже вам выплатили вперед, и на товаре, который неизвестно когда разойдется. В то время как в нынешних реалиях мы не рискуем ничем, имея те же выгоды. Вот если бы мы с вами резко понизили закупочные цены…