Суть ?строва

О`Санчес

– Сколько я должен внести?

– Ничего не должен. Уже я внес за тебя, считай, что это тебе вместо зарплаты за две недели. Теперь, как подпишешь в нотариате и сдашь в реестр, наш Уставный фонд составит двести пятьдесят тысяч талеров и будет состоять из двадцати пяти миллионов акций, хранящихся в электронном виде, из которых пятьсот тысяч принадлежат тебе, остальные мне. Одна акция – один пенс. Сто акций – полноценный талер!

– Нет, ну как это так…

– Да так. Ребята выйдут на работу через три недели, я решил – выдержим, они нам не балласт, к этому моменту мы должны дочиста обкатать и отшлифовать методику, чтобы и без нашего с тобой утомительного

бдения за мониторами дело не стояло. Денег у нас мало, времени также не густо, деваться некуда, раскачиваться некогда. По первости будем на пару сидеть, как приспособимся – посменно возьмемся, тогда полегче станет.

Первый месяц новой работы с новыми четвертьмиллионными объемами принес ровно сто тысяч навару. Гораздо лучше, чем ничего. Томас Эриду был уволен, а точнее – сам ушел с тонущего корабля, нашел себе место в Иневии, где-то в новомодной Форекс-системе, так не любимой Сигордом, а Гюнтер и София остались. София ждала ребенка и ей было почти все равно, откуда уходить в декрет, Гюнтер побегал, тайком от Сигорда, по брокерским конторам – нигде его не ждали в это жестокое время, тихо вернулся, уповая на чудо… Черт с ними, с премиальными и бонусами, зарплату бы вовремя платили… Все организационные вклады и платежи Сигорд забил авансом еще ранее, на новогоднюю зарплату выделил, страдая безмерно от собственного мотовства, тридцать тысяч на четверых, включая социальные отчисления, семьдесят влил в ресурсы, которых стало числиться на текущее число нового месяца, нового года – триста тридцать тысяч талеров.

Как оказалось – ранее, в докризисную пору, особенно в сравнении с нынешними днями, фирму «Дом фондовых ремесел» на бирже весьма уважали: пусть и не из крупных, но – обязательная, не «темная», что называется, в «кидках», «подставах» и просрочках не замечена, воду никогда не мутила… Сделки солидные… А сделки солидные – стало быть, партнеры по сделкам имеют свою взаимовыгодную долю по ним, чем больше сделок – тем чаще у партнеров появляются поводы радоваться жизни и смотреть на тебя с одобрением, с благодарностью…

Но пришли новые времена: бывшие приятели торкнулись туда, в «Дом ремесел», раз, другой – ни купить они там ничего не могут, ни продать, «ремесленники» занимаются сугубой мелочевкой, прибыли от партнерства с ними никакой, брать пятерки-десятки за канцелярщину они также перестали, потому как и этот сектор внутри биржи захватили другие люди… Был Сигорд, был Яблонски, миллионами ворочали – теперь же оба мелкие суетливые жучки, которым уже никто из докризисных клиентов денег не доверяет. Если их прежние партнеры и кредиторы покинули, если от них сотрудники увольняются – кому они нужны, такие контрагенты? Стал мелочью – занимайся мелочью, веди себя подобающе, как мелочь, не суйся с пустыми разговорами к занятым людям. Если с тобой здороваются, помнят прежние дела и заслуги – то имей совесть, не напрягай своим пустым присутствием место, где люди делают реальные деньги, и знай свое… Понятно, да? Вот и хорошо, что понятно, и что не надо это произносить вслух, при всех. Кивнули друг другу – дальше разлетелись, каждый по своим этажам и жердочкам. Справедливо? Справедливо.

– Да нет же, если абстрактно оценивать нас, как некую хозяйствующую единицу, учитывая штат, объемы произведенных услуг, производственные затраты, полученную прибыль – то мы очень даже ничего, процветающая организация…

– Ты это с кем разговариваешь, Ян, с чайником?

– А?.. Это я сам с собой, вслух рассуждаю. Говорю – фирма мы не сказать чтобы мелкая: сто тридцать тысяч нащелкали за январь, при

том, что новогодние каникулы нам мешали.

– В делах, как и в сексе, неудачникам всегда что-то мешает, господин Яблонски. Не забывай, что нам повезло на «дурика», на халяву, что мы провинциалов обслужили, минус зарплата и налоги…

– С налогами почти по нулям выйдем, я гарантирую, я все посчитал и уладил, все концы подшиты как надо, урона не будет. А с зарплатой… Ну… – Яблонски заглянул в чашку, вздохнул и потянулся за новой печенюшкой.

– Не бойся за это, жалованье никто нам не урежет. За январь – столько же положим: мне, тебе и нашей парочке, остальное вливаем дальше. Потерпят. Биржа, провайдеры и прочие кровососы вообще подождут до марта. Подождут?

– Конечно, подождут, вы же не хуже моего знаете порядки, кроме того, почти все оплачено вперед. А тем временем денежки поработают, принося нам сложные проценты… – Яблонски ткнул указательным пальцем в небо и забегал, по обыкновению, по крохотному помещению офиса. Остановился резко. – И проценты эти гораздо, гораздо выше, подчеркиваю, нежели пени за задержку этих денег в нашей системе…

– Ишь ты, как возликовал! Да, сто тысяч добавочных – это неплохо… Но мало. Мало, Ян!

– Сколько есть. Меня гораздо больше волнует ситуация с вашей квартирой. Вам ведь через полгода возвращать кредит… Надо что-то делать.

– Мы и делаем.

– Да нет же, черт возьми, Сигорд! Фигня получается: вы свою квартиру заложили, вы за меня долю в Уставный фонд внесли, а я? Давайте, и я свою заложу? Чтобы все было по справедливости? Нет, Сигорд, вы головой заранее не трясите, я дело говорю. А то ни в какие ворота не лезет. Есть, в конце концов, такие понятия у людей, как стыд и гордость…

– Ты… возмущайся, да печенье запивать не забывай, а то крошки летят во все стороны. Во-первых, не через полгода, а через семь месяцев. Во-вторых, моя доля в пятьдесят раз, а точнее – в сорок девять раз больше твоей, пропорционально и ответственность больше, усваиваешь?

– Нет.

– Слушай дальше. Ответственность больше, а вместе с нею и право принимать решения больше твоего. Я начальник – ты молчок. Теперь усвоил?

– Нет.

– То есть, как это нет?

– Это самоубийственная демагогия.

– Может, и демагогия, но с позиции силы. И самое главное, если я в срок буду носить им проценты, то через семь месяцев я эту квартиру просто перезаложу, еще на полгода, под ту же сумму процентов.

– Простите, не понял вашего оборота речи: за ту же сумму, или за те же проценты?

– Сумму.

– Это уже выйдет двадцать пять процентов за полгода! За такое ростовщичество к стенке надо немедленно ставить, даже не под суд отдавать.

– К стенке-е… Ишь, как понравились тебе наши современные порядки!..

– Мне они вовсе не…

– …а не сам ли рассказывал, как твои предки в Европе ростовщичеством промышляли, вдов и сирот по миру пускали? – Сигорд подбил в стопку свои любимые графики, положил их в февральскую папку и стал ждать, пока чайник вскипит. Чайник был литровый, вода в нем заканчивалась не менее трех раз в день, бывало, что и по пять, но оба они, Сигорд и Яблонски, привыкли к нему и суеверно не хотели его менять на более вместительный и современный.

– Вы меня с кем-то спутали, из моих предков никто и ничем таким шейлоковским не промышлял. И я вам никогда ничего подобного, всей этой наглой чуши, не рассказывал и рассказать не мог! Но даже и за такие проценты – они могут не продлить, лучше отберут собственность, банку так выгоднее будет.