Суть ?строва
Шрифт:
– Ну уж вы уж очень мрачно смотрите на мир. Биржа-то на месте стоит, торги идут, время бежит – все у нас будет хорошо.
– Угу. Биржа-то есть, да нам на ней работать нечем. Двадцать пять тысяч талеров – это мой последний резерв, но он ни с каким ноу-хау в совокупности не способен заменить пятьдесят миллионов оборотных средств. Не – способен, понимаешь?
– Понимаю, не возбуждайтесь так, Сигорд. Все понимаю, но выхода другого у нас нет, верно?
– Верно. Разве что дурной кредит на нас свалится. Ты можешь заняться поисками кредита для нас? Вдвоем-то нам не фиг перед монитором сидеть, в цифры пялиться. На любых условиях, если
– Ну… попробую… Сразу взяться, или сначала Уставный фонд?
– Уставный сначала. А в первую голову, вне всякой очереди, – деньги на счет положи, не спутай назначения платежа.
– Я – не – спутаю.
– Ну и молодец.
– Рад стараться. А зарплату мы будем получать?
– В перспективе? Будем. В грядущем месяце – это уже как Бог спроворит. Намекаю: если ты немедленно, прямо сейчас, в три своих гулких глотка, допьешь этот хренячий чай и побежишь по Президентскому проспекту, Яблонски, туда, вдаль, по направлению к банку, то ты успеешь положить деньги на наш счет, а я, здесь, на них сыграть.
– Я на моторе, зачем мне куда-то пешком бежать, я вас спрашиваю? Утренний чай должен усваиваться никуда не спеша.
– Все равно побежал, усвоишь по дороге.
– Угу. А то – что, зарплаты лишите? Ну ладно, не закипайте, босс, я же пошутил. Через двадцать минут деньги будут на счету, играйте себе на наше общее здоровье.
Не через двадцать, а через сорок пять минут деньги, двадцать пять тысяч талеров, оказались на расчетном счете «Дома фондовых ремесел», еще через час Сигорду удалось перевести их на свой биржевой счет и только тогда игра пошла.
О, ужас первых рабочих дней после краха! Нет, нет, методика игры, согласно алгоритму, замеченному и примененному Сигордом, оказалась вполне жизнеспособной: она давала в день, если это был полноценный рабочий день, в две половины биржевой сессии, до одного процента прибыли от стартовых денег, но один процент от двадцати пяти тысяч талеров составлял всего лишь двести пятьдесят талеров. В биржевом месяце шестидневная рабочая неделя, но суббота ущербна, ибо в субботу только одна утренняя биржевая сессия, соответственно и прибыли в ней – полпроцента. Итого, по итогам месяца, выходило от пяти с половиной до шести тысяч талеров грубой прибыли. Так оно и получилось: пять восемьсот. Если бы деньги, участвующие в игре, совсем не трогать, не отвлекать, то сложные «проценты-на-проценты» дали бы, примерно, еще одну тысячу барыша, но телефон, но мелкие почтовые и иные поборчики неумолимо сжирали «процентную» тысячу… Это не считая куда более существенных платежей, без которых немыслима жизнь делового юридического лица: членские биржевые взносы, плата за коммуникативные линии, арендная плата за оба помещения, страховые отчисления, налоги на прибыль… И это еще не все… Не говоря уже о зарплате, которую только Сигорд с Яблонски привыкли получать по десять тысяч ежемесячно и при этом считать ее скромной…
Яблонский долго молчал, с листочком расчетов в руке, избегая встречаться глазами с Сигордом:
– Я что думаю… Можно не трогать эти пять восемьсот, а потерпеть еще месяц, подумаешь – задолженности… Не отключат же нас, а по налогам мы с легкостью можем волынить до конца марта, почти…
– И жить на что будешь?
– Ну… не знаю… Месяц в любом случае протяну. Я бы и больше продержался, но матушка моя совсем плоха, чертова уйма денег уходит на сиделок, врачей и лекарства…
– Да я понимаю, Ян…
– Глухо. – Ян Яблонски обошел, наверное, все до единого кредитные учреждения Бабилона, проявил чудеса рассудительности и коварства, оборачивался в деловых разговорах – в зависимости от этнической обстановки – поляком, евреем, русским, немцем… Ничего не помогло, никто и ни на каких условиях не хотел давать коммерческий кредит «Дому фондовых ремесел».
– А под залог?
– Так каков наш залог? У нас его нет. Уставный фонд? Под него давать? – они никто и слышать не хотят, разве что в лицо не смеются… А иные и смеялись.
– Нет, пять восемьсот не выход. – Сигорд вынул листочек из вялых пальцев Яблонски и привычно порвал его над урной в мелкие кусочки. – Что-то надо делать… Смеялись они… Сукины сыны, ты мне потом поименно перепишешь, кто смеялся…
– Ох, какие мы грозные. Так а что, методика-таки работает?
– Таки работает. Садись сюда, я тебе наглядно покажу, у нас есть еще полчаса до конца сессии. Да ладно тебе, иди сюда прямо с кружкой, будем считать, что ее не вижу и не слышу. Вот, смотри, индекс ползет, ползет – оп! Десять талеров наши. Алюминиевый ползет, ползет… Ползет, ползет, ползет… Сейчас, минуточку… Ползет, ползет… Оп! Еще пятерка. Но это нехарактерно. Берем его же: ползет… закачался, вверх… вниз… оп! По нулям. И это нам знак, на сегодня «Картагенские бокситы» кончились, и вообще металлургию оставляем в покое до понедельника. Можно было бы поудить до первого прокола, но я тебе больше показываю методику, чем играю, и двадцатку неизбежных потерь сэкономим.
– Ха, забавно! А вот…
– Ну, чего?
– Золотишко, как мы его считаем – это не металлургия?
– Нет, золото в отдельной группе.
– Вот по этому… Вот, «Голконда» – играется по ней наша методика?
– Играется. Смотри: ползет, ползет, закачалась… оп! Пятнаха наша. А теперь… А, ч-черт! Сессия кончилась. Итого – тридцатник. Все идет оперативнее, когда не в режиме показа, а, так сказать, в рабочем ритме. А почему ты так именно на «Голконду» закривился?
– При чем тут закривился? Дело в том, что я… ну… мне показалось, что начал врубаться в вашу методику – и вдруг опять все непонятно стало.
– Именно на «Голконде» стал врубаться?
– Наоборот: на ней опять все стало непонятно. Мне показалось, что вы ждете, когда зубчик вниз дернется, а вы на верхнем сыграли.
– Как это, где?.. Ну-ка… Где же это вниз, когда… А, точно! Да нет же, Яблонски, зубчик тут ни при чем. Вернее, он самый важный, он корень всему, но… Погоди!
– Что такое? Что? – Яблонски постучал дрожащим пальцем по локтю закаменевшего Сигорда. – Сердце?
– Задумался. Нет, ничего, Ян, просто в голову мне одна мысль…
– Ну нельзя же так пугать пожилого человека, Сигорд! Все, вы уже закончили показ и объяснения?
– Да. На сегодня да, Ян, извини. Ступай домой, экономь на сиделках, а завтра утром вновь приходи, чаю попьем. Шучу. Золотой ты человек, Ян, окружающих на хорошие мысли наталкиваешь, причем постоянно.
– Это вы издеваетесь, да? На эпопею с военными акциями намекаете?
– Да ну, перестань всякую чушь молоть! Там форс-мажор, никто из нас с тобой не виноват… Нет, я серьезно говорю, что тобой доволен, и что ты пробуждаешь во мне полезные мысли. Иди, иди, я тут посижу, мне спешить некуда.