Суть ?строва
Шрифт:
– Понимаете, Сигорд, я – человек в возрасте (вы, впрочем, тоже), но даже и не в возрасте дело. Вот я общаюсь с женщиной, которая мне нравится. Мне радостно глядеть на ее белые зубки, когда она улыбается, у меня сердце стучит как рэйв-барабан – стоит мне взять ее наманикюренные пальчики и поднести к губам. Я в восторге – тихом, замечу, крики мне не свойственны – когда она смеется моим шуткам и когда ее ушки чуть краснеют, когда она замечает мой с нею флирт… Я могу беседовать с нею о Равеле, о сексе, о политике, в конце концов, и о любви… И я вовсе не вижу в распаленном своем воображении все эти сладострастные порнографические сцены с ее и моим участием… Хотя вовсе не факт, что всегда откажусь от подобной реальности… Нет, я человек из костей, кожи и мяса, как все… пусть пожилой человек, но… Однако, высшая радость для меня есть и будет, и всегда была, даже в юности – это соприкосновение душ, сладость общения, несмелые намеки на сближение с ее стороны, азарт охотника с моей… Нет, не охотника, но созерцателя,
– Ага, ей, стало быть, тридцати еще нет! А ее родители в курсе ваших отношений? Извини, разговоров о политике?
– Все. В последний раз. Я в последний раз вам что-нибудь рассказываю! Зарекался ведь, зарекался.
– Не сердись, Яблонски, что я такого сказал? Я же ничего обидного не…
– Всякий раз, когда я вам раскрываю что-либо из задушевного, Сигорд, я неминуемо об этом горько жалею. Всякий раз.
– Ну извини. Я наоборот хотел позавидовать и порадоваться за тебя…
– Не надо мне вашей зависти. Гм… Ну что, быть может, «безлимитку» сгоняем, а то так суббота и пройдет безо всякой пользы…
– Расставляй. Ладьи хватит тебе?
– Хватит. Но вы напрасно зазнаетесь, я уже понял ваши излюбленные приемы и ваше Ватерлоо не за горами.
– Заранее боюсь. А где…
– Здесь она, под газетами, только в ней, по-моему, газ кончился. Если вы их уже прочитали, я уберу?
– Да, убери.
Эдгар Шредер, как и ожидал, угодил во вторые замы к мэру Бабилона, господину Цугавара, который, будучи ловким царедворцем и уживчивым человеком, и при новом президенте легко удержался на своем посту. Мастертон вообще не жаловал перемен, ни кадровых, ни организационных, однако силовых министров невзлюбил всех троих, дружно. Сабборга недолюбливал и досаждал придирками, Доффера разве что терпел, а министра обороны – кряхтел, кряхтел, да и поменял на бывшего своего зама в Генштабе, генерал-лейтенанта Роу. Шредера он, поколебавшись, сунул все же не в первые, а вторые замы, но с перспективой роста, по крайней мере, так ему пообещал во время пятиминутной аудиенции лично он, господин Президент Мастертон. У мэра был один первый зам и два вторых, помимо Шредера, все трое – люди в возрасте, за шестьдесят, в то время как Шредер только-только сороковник разменял. Его социальный вес в обществе заметно возрос, но на благосостоянии это почти никак не успело отразиться, если не считать скромного повышения чиновничьего оклада с ежемесячных восьми тысяч талеров до пятнадцати. В то же время расходы возрастали стремительно: жена, дети, истомившиеся в иневийской ссылке по столичному шику, хотели жить широко и тратили как сорили, не глядя в цены. Сам Шредер также вынужден был обновить все, от жилья и машины, до гардероба. Дом в кредит – но роскошный, опять же загородный дом… Пати для старинных друзей (все с положением в обществе) – и то влетело в такую копеечку, что пришлось распечатать загашник с осторожными иневийскими накоплениями, а единожды распечатанный, он напрочь утратил свойство хранить в себе накопленное – словно штормовым ветром выдувало оттуда деньги… И как прикажете увязывать концы с концами? На мальчишнике, в промежутке между безобразиями, он осторожно поделился будущими проблемами с ребятами, с тем же Михаелем из Конторы, который почти как брат ему был в юности, с Айзеком, другом детства, ныне вице-президентом одной из крупнейших страховых компаний страны, с Пабло, директором и владельцем риэлтерской фирмы – все дружно обещали помочь, но… Помогут, конечно, они – ему, он – им, но когда это все будет?
Если бы не иневийские связи, скромными золотыми ниточками потянувшиеся вслед за ним в столицу, было бы вовсе кисло, а так – ребята, подрядчики из местного муниципального бизнеса, поддержали его впрок своего рода безвозмездными авансами… Условно безвозмездными, без договоров и намеков, но с расчетом на сохранение сотрудничества в деле разграбления небольшого кусочка огромной городской казны. Или большого кусища, это уж как повезет. А казну – раз уж взялся за гуж – следует пополнять всемерно, на всеобщее благо, общественное и личное, но для этого трудиться, не все только отначивать. Предпринятые попытки возродить деловые и доверительные отношения с инвестиционной группой покойного Лауба закончились пшиком, потому что наследники умели только мотать и ругаться меж собою, причем не под ковром и не за кулисами, а публично, с помощью судов и желтой прессы… Неподалеку крутились темные людишки, гангстера, подставные лица от них, но этого Шредер сторонился всегда: вход туда талер – выхода нет. Или, по крайней мере, слишком велик риск позорного разоблачения, и неминуем шантаж по поводу позорного разоблачения… Да и не по рангу ему теперь, даже если бы и захотел.
Оставалось ждать попутного ветра, а пока работать на перспективу, все двадцать четыре часа в сутки, как он и привык – а иначе, в безделье, зачем и жить?
Однажды Сигорд сидел перед телевизором и рассеянно листал таблицы с «историей» биржевых торгов. Телевизор мерцал
Спать не хочется, деваться некуда – стало быть, времени в избытке. Да? Да, сударь.
Сигорд пружинно выскочил из кресло и тут же заохал, захромал, чуть ли ни захныкал: ногу отсидел, сил нет терпеть как противно…
Интернетный поиск – считай, вся ночь занята, но оно и к лучшему.
И пришло утро, пасмурное, теплое, раннее и разделило с Сигордом открытие. Да такое – хоть спозаранок на биржу беги, соломку подстилай. Прав, прав был Баффит насчет хайтека: эту гадюку опасно держать за хвост и сидеть на нем…
Баффит, инвестор из Штатов, был на порядок богаче и успешнее любого из биржевых дельцов с мировых фондовых рынков, и в этом смысле считался едва ли не полубогом. Деньги он сделал сам и сравнительно быстро, баснословные деньги, десятки миллиардов долларов, именно на долгосрочных инвестициях, а не на воробьиных скоках по бумагам в ежедневной суете. Слова и мнения его бережно передавали из уст в уста, прогнозы его тотчас же разносили по свету крупнейшие информационные агентства мира, но в практических действиях все обыватели и СМИ почему-то чаще ориентировались на спекулянтов «сиюминутников», которые вкладываются в нефтяные бумаги не из-за того, что какая-нибудь «Фибойл» начала тотальную модернизацию основных средств, а потому что тайфун «Эрика» едва не затопил в Северном море норвежскую нефтедобывающую платформу… Или потому что сестра господина Президента купила у греков танкер… Или потому, что король Саудовской Аравии опять серьезно заболел…
Чаще же всего берут пример вообще с таких, как некий Сорос, и не краснеют при этом.
И Сигорд точно такой же: слушает Баффита, а играет по-суетному, увы. Впрочем, у него есть методика… Даже и забавно в определенной мере: успеет ли он в эти дни спрыгнуть с опасных бумаг, не получится ли полного разорения, как в тот раз? Сердце заскрежетало в груди и… едва не остановилось. Так… таблеточка, чай… некрепкий… полежать пару часов. Пусть сегодня Анджело его отвезет. Он же пусть и разбудит… Нет! Никогда, ни за что не вернется он в нищее прошлое. И дело даже не в шофере и не в качестве поедаемых с серебра харчей… Не вернется, не позволит и колени не согнет: жизнь одна, впереди невелика, и так уже она в хлам пожамкана и в дерьме изваляна.
Успеет среагировать, обязан успеть, если заранее засек угрозу. И вообще, быть может, он понапрасну поддался ночной панике ума, это бывает…
Задувать ледяными ветрами на Бабилонской бирже стало на четвертые сутки после бессонной ночи, аккурат в пятницу, с небольшой задержкой по сравнению с мировыми тенденциями. Но Сигорд успел подготовиться к пятнице и вывел из хайтековских операций все талеры до единого. И этого ему показалось недостаточным, но субботняя сессия была слишком коротка и невыразительна, пришлось ждать понедельника.
В понедельник, с первых же минут сессии, штормило уже всерьез, НАСДАК пребывал в свободном падении, и хотя «голубые фишки» старого замеса, не связанные с высокими технологиями, более-менее держали позиции, биржевых спекулянтов это утешало слабо, ибо все они, или почти все, потеряли нюх за время «золотого века» и месяцы напролет тупо играли на повышение хайтековских компаний. Сигорд оказался не в состоянии побороть искушение, и принялся снимать «бычьи» шкуры и посторонние скальпы бешеной игрой на понижение, зорко сверяясь, впрочем, с коэффициентами своей методики. Два дня азарта и безумия принесли ему пятьсот миллионов и спасительное отрезвление…