Суть ?строва
Шрифт:
До банка добрались без проблем, а на обратном пути их взяли. Все было предельно просто и буднично: служба дорожной безопасности прижала маленький кортеж к обочине и намертво заякорила оба джипа сопровождения. «Меркурию» разрешили немедленно и в обязательном порядке убираться на все четыре стороны. Никакие объяснения и звонки «наверх» и адвокатам, никакие бумаги, включая те, что с водяными знаками и портретами государственных мужей, действия не возымели. Сын проявил чудеса напора и рассудительности и выбил из «дорожников» их мотор – в сопровождение, но за километр до дому мотор срочно вызвали на происшествие и дальнейшее было
Потом уже, в здании, где они оказались, их развели по сторонам: сына отдельно, Сигорда отдельно.
Это был склад, подвальное помещение без окон, более чем наполовину заставленное стеллажами от пола до потолка, на стеллажах коробки – наклеек не разобрать, видимо, какая-то бытовая утварь. Сигорду пришлось подождать около часа, сидя на одной из коробок, прежде чем его завели в помещение, несколько более приспособленное для человеческого обитания, видимо, клерковское рабочее место. Обычный канцелярский стол, два стула, таких же простых и канцелярских, кипы бланков и бумаг на столе, древний черный телефон с диском, компьютер старого образца, не включен…
Сигорда усадили на свободный стул перед столом, а напротив него, опершись предплечьями на столешницу, уже сидел здоровенный детина, лет под пятьдесят, в сером производственном халате поверх костюма, красные толстые ручищи сцеплены в замок, во рту незажженная сигарета. Детина молча ждал, пока оба сопровождающих выйдут из подвала.
– Ты Сигорд, да? – Сигорд поразмыслил, выбирая форму ответа.
– Да.
– Сейчас подойдет один человек и тогда поговорим. Если куришь, кури. Пепел прямо на пол стряхивай. Как тебе у нас?
– Пока не скучно. – Детина загыгыкал и посмотрел на часы.
– Да где же он, сучья лапа!..
– Это кто сучья лапа? Я, что ли?
– Не я, по крайней мере. Сучья лапа – это не сука, так, нет? Привет. Не задирайся, Блондин, и не бери на жалость, я не извинюсь за твое опоздание.
– Поскольку ты сам скотина. Если я задержался, то потому лишь, что… уважительная причина, одним словом. – Последние слова тот, кого назвали Блондином, таинственный посетитель Сигорда на бирже, произнес с нажимом и первый собеседник кивнул, принимая объяснение.
– Короче, Сигорд. Готов слушать? – Это уже Блондин включился в беседу.
– Готов.
– Нам нужны шестьсот миллионов. Верни нам их – и наша благодарность окажется безмерна: сотни горячих спасибо, торт, аплодисменты и все такое.
– Я у вас ничего не забирал. – Жирный согласно кивнул, показывая, что – да, спорить не о чем, не забирал.
– Мы знаем. Но вот этот господин уже объяснял тебе, что мы «попали», что называется, на ваших полянах, и очень хотим вернуть утраченное с твоей помощью.
– А почему с моей? Есть и побогаче моего люди.
– Гм… Ты… не горячись, старик. Моя бы воля – дал бы тебе в рыло и ты сразу бы все понял. Есть и побогаче тебя. Но то был бы разбой, а не деловое сотрудничество, которое мы тебе предлагаем. Я бы лично и перед разбоем не остановился, но – подчеркиваю – то я, да и я взялся бы лишь в знакомой для меня области. В этой же ситуации считается, что риск при отбирании таких сумм чрезмерно велик… Слишком много следов, федеральные комиссии, гигантские потоки странных денег
– Нет. Не сделаю.
– Что-о???
– Чего?
– Что слышали. Могу объяснить – почему, перед тем как вы за меня возьметесь… физически…
– Это – я тебе мигом, не откладывая, сучок заперданный…
– Нестор, присядь на место, как брата прошу. Пожалуйста, не надо вот этого вот… Сигорд, объясняйте.
– Я не вижу особой разницы в тех или этих миллионах, но я знаю разницу между вольной жизнью и подневольной…
– Сидел, что ли?
– Дело не в кандалах и решетках.
– А в чем, тогда?
– Если я вам уступлю и сделаю, как вы просите – хотя и не представляю как – вы уже никогда с меня не слезете, пока досуха не выдоите.
– Мы так не поступаем.
– Это слова. Но даже если и не досуха – я весь остаток дней буду коровой в стаде коров, щипать траву и доиться, и радоваться будням – но под вечным кнутом пастуха. Так уже было в моей жизни, и похуже того было, а больше не будет. Не – будет. Я – отказываюсь – работать – на – вас.
– Да ты что, сбрендил, урод… Блондин, засохни, теперь я буду говорить. Я! Понял? – Называемый Блондином раздраженно ухмыльнулся и чуть отошел в сторону, показывая, что не мешает стучать кулаком в грудь, рявкать грозным голосом и иными проверенными способами решать возникшую проблему.
– Твой сын у нас. Убьем и, как ты выражаешься, того похуже с ним сделаем. Дочь твоя в Иневии, Яблонски твой дружок, дети, внуки – ты всем этим рисковать вздумал? И твое здоровьице… Его потом никакими деньгами не исправишь, если выживешь. А после таких слов и ты жив не будешь. Но сначала переживешь всех своих родных и близких, я тебя уверяю. А чтобы ты поверил в серьезность наших намерений, я тебе для аванса отрублю кисть руки. Левую.
– Нестор, дурак ты, что ли! Палец отруби и хватит! А лучше не ему, а сыну. На его глазах. Завтра ухо любимой внучки пришлем… Ну и так далее, пока не израсходуем весь материал, или пока вы не согласитесь… – Сигорд неловко спрыгнул со стула и побежал было к стене – он хотел с разбегу удариться в нее головой и, если повезет, умереть. Но Блондин легко перехватил его на пути, заломил руки и вернул на место, усадил на стул.
– В побег, что ли, собрался? Так – как, с сына начнем? Отпускаю, сиди смирно.
Сигорд горько заплакал. Платок был рядом, в нагрудном кармане, но Сигорд не вспомнил о нем и рыдал, размазывая слезы по щекам рукавами дорогущего, «от Беландо», пиджака. Сигорд рыдал в голос, всхлипывая, охал и тряс седой головой, не стесняясь того, как он выглядит в этот жалкий для себя момент. Опытные Нестор и Блондин замерли, боясь неосторожным возгласом или замечанием нарушить эти очень важные мгновения «слома», после которых воля к сопротивлению у жертвы заканчивается навсегда…