Суть Времени 2012 № 6 (28 ноября 2012)
Шрифт:
Институт Санта Фе публикует статьи и монографии по тематике «критичной сложности», проводит «открытые» и «закрытые» конференции. На одной из «открытых» конференций в 1996 г. в числе основных докладчиков были, например, Мюррей Гелл-Манн, Збигнев Бжезинский, Карл Билдер, Джеймс Розенау, Роберт Максфилд, Стивен Манн. Названия докладов: «Реакция на хаос», «Клаузевиц, нелинейность и значение образного ряда», «Хаос, сложность и война», и т. д.
Для нас из перечисленных фигур наиболее интересен Стивен Манн. Этот высокостатусный дипломат с 1976 г. специализируется по СССР, а затем по России и СНГ. Работал в разных странах мира, входил в группу непрерывного кризисного мониторинга при Госдепе. С отличием закончил
Стивен Манн теорией хаоса занимается давно. Еще в конце 80-х годов он проводил исследование работы Клаузевица «О войне» через призму теории хаоса. А в 1992 г. он опубликовал в ежеквартальном издании Пентагона «Параметры» статью «Теория хаоса и стратегическая мысль».
В этой статье Манн пишет: «Даже при отсутствии внешних потрясений успешная сложная система включает в себя факторы, которые толкают систему за пределы стабильности, в турбулентность и переформатирование… Мы можем многому научиться, если рассматривать хаос и перегруппировку как возможности, а не рваться к стабильности как иллюзорной цели…».
Вам это не напоминает заявление госсекретаря США Кондолизы Райс в Каирском университете в 2005 г.? То, в котором она сообщила, что Америка на Ближнем Востоке отказывается от обеспечения стабильности и открывает дорогу «тяжелой работе демократии»?
Но вернем слово Стивену Манну: «Международная среда является превосходным примером хаотической системы… «самоорганизованная критичность»… соответствует ей в качестве средства анализа… Мир обречен быть хаотичным, потому что многообразные акторы человеческой политики в динамической системе… имеют разные цели и ценности».
«Мир обречен быть хаотичным» — не правда ли, сильное заявление в эпоху Клинтона и американских заявлений о стремлении всеми силами установить благой глобальный порядок? А Манн продолжает: «Каждый актор в политически критических системах производит энергию конфликта…которая провоцирует смену статус-кво, участвуя, таким образом, в создании критического состояния… и любой курс приводит состояние дел к неизбежному катаклизменному переустройству».
Сказано ясно. Главное — перевести систему в состояние «политической критичности». А далее она — при определенных условиях — сама неизбежно ввергнет себя в катаклизмы хаоса и «переустройства»!
Однако о каких условиях идет речь? Манн поясняет: «Конфликтная энергия заложена в основы человеческих свойств с того момента, когда индивидуум стал базовым блоком глобальных структур…».
Вот так! Именно индивидуализм, блокирующий целенаправленное соединение частных человеческих стремлений и воль в единую историческую волю, является источником конфликтов, гарантирующих погружение атакуемой системы в «катаклизмы хаоса»! А потому тотальный индивидуализм должен стать неопровержимой социальной аксиомой!
Далее Стивен Манн разъясняет, как этого добиться: «…идеологическое обеспечение каждого из нас запрограммировано. Изменение энергии конфликта людей…направит их по пути, желательному для наших целей национальной безопасности, поэтому нам нужно изменить программное обеспечение. Как показывают хакеры, наиболее агрессивный метод подмены программ связан с «вирусом». Но не есть ли идеология лишь другое название для программного человеческого вируса?… С этим
«Хакеры» и «программный вирус» в 1992 г., когда и компьютер еще был редкостью… Чувствуется, что Манн уже тогда был в данной сфере человеком вполне продвинутым. Но это частность. Гораздо важнее его рассуждения об «идеологическом заражении», адресующие к концептам «конца истории» Френсиса Фукуямы и «мягкой силы» Джозефа Ная. И разъясняющие, чем именно нужно заражать противников.
А Манн продолжает: «С…американскими…преимуществами в коммуникациях и увеличивающимися возможностями глобального перемещения, вирус будет самовоспроизводящимся и будет распространяться хаотическим путем. Поэтому наша национальная безопасность будет иметь наилучшие гарантии…» И далее: «Это единственный путь для построения долговременного мирового порядка (хотя, как мы видим, никогда нельзя достичь абсолютной постоянности)… Если мы не сможем достичь такого идеологического изменения во всем мире, у нас останутся спорадические периоды спокойствия между катастрофическими переустройствами».
Слова Манна о «мировом порядке» здесь — дань «политкорректности». Потому что в его докладе — и выше, и ниже — речь идет исключительно о хаосе. В котором, судя по намекам Манна на «наилучшие гарантии национальной безопасности США», только у Америки будет возможность сохраниться в качестве «острова порядка» в океане «управляемой критичности» (то есть, глобального хаоса).
А четырьмя годами позже, в 1996 г., Стивен Манн делает на упомянутой выше Конференции в Институте Санта Фе доклад «Реакция на хаос», в котором развивает концепт «управляемого хаоса» уже совсем откровенно и конкретно.
Но об этом — в следующей статье.
Война идей
Посмотрите, кто пришел
Ну, и где же здесь обещанное счастье для русского народа, спросите вы?
Мария Мамиконян
В начале 80-х прошлого века, в преддверии горбачевской поры, в советской драматургии появилась вдруг некая новизна — авторы обнаружили и стали комплиментарно предлагать обществу «героя нового времени». А театры — ставить пьесы про этого героя. А зрители — смотреть и обсуждать. Одна пьеса так и называлась: «Посмотрите, кто пришел!». Не шедевр, мягко говоря, но с претензией на высокую актуальность. И хотя сюжетные ходы этого бесследно для искусства промелькнувшего произведения были надуманными, а диалоги вымученными «под идею», основной пафос все же нечто отражал в происходящем. Даже не столько отражал, сколько навязывал, надиктовывал позднесоветскому обществу.
Выявленный герой был парикмахером. В данной конкретной пьесе (в соседней он мог быть кем-то еще из сферы обслуживания, ну или фарцовщиком, или торговым спекулянтом). Будучи введенным в совершенно «не свой» круг, в некую «академическую среду на досуге», он быстро начинает там доминировать, диктовать свои вкусы, представления о должном и, главное, настойчиво требовать, чтобы при его появлении все восклицали: «Посмотрите, кто пришел!» Радовались, то есть. В этом и был пафос пьесы — нравится не нравится, а… извините-подвиньтесь, жизнь такова, что вот он, «новый человек», он теперь законодатель моды, и пора нам всем привыкать. Перестраиваться. Да, и радоваться, конечно! Потому что это — жизнь. А над жизнью, как некогда было сказано, нет судьи.