Сувениры Тьмы
Шрифт:
— Не совсем, — он протянул обе руки ей навстречу. Ребенка с такой судьбой, как у нее, этот жест должен был отпугнуть, но почему-то Таня не испугалась. Она подошла к сидящему на качелях человеку и положила руки в его ладони, скрытые под черной замшей. Они показались ей очень твердыми. Словно она прикоснулась к киборгу, чьи пальцы были сделаны из металла.
— Кто же ты? — произнесла Таня. — Как тебя зовут?
— У меня два имени, — сказал он. — Но второе тебе лучше не знать. Так что можешь звать меня Маркиз.
— Маркиз? — удивилась она. — Как пуделя?
— Это пуделей называют в мою
— Не поняла, — Таня наморщила лобик. — Какое желание?
— Ну как же? — вновь улыбнулся Маркиз, и она заметила, что зубы у него необыкновенно белые, каких не может быть у взрослого человека. "Искусственные, должно быть", — подумала девочка.
— Ты позвала меня, и пришел. Я всегда прихожу, когда зовут. И выполняю одно желание.
"Значит, сказка может, все-таки, стать реальностью… Правда, не слишком-то он похож на прекрасного принца или доброго волшебника. Но кто сказал, что все должно быть именно так, как писали Андерсен и Шарль Перро?".
— Постой-ка, — Таня выдернула руки из жестких ладоней Маркиза и отступила на шаг. — Такого не может быть. Я же тогда не знала, как тебя зовут!
— Просто я был первым, кто тебя услышал. Тебе еще повезло, можно сказать. Кто угодно мог явиться на зов.
— Еще повезло, говоришь? — Таня отошла еще на шаг. — Значит, не такой уж ты и хороший?
— Верно, — он ухмыльнулся, точно эти слова были для него комплиментом. — Не каждый назовет меня добряком. Но я не собираюсь делать тебе больно.
— Правда?
— Конечно, — кивнул Маркиз. — Так что у тебя за желание?
— А ты… любое можешь исполнить?
— Нет. У меня только три направления. Богатство, любовь и месть.
— Месть? — сердце Татьяны затрепыхалось, как угодившая в силки птица. — То есть, ты можешь сделать плохо любому, на кого я укажу?
— Могу, — Маркиз посерьезнел. — Но не любому, нет. Лишь тому, кто действительно виноват.
— Есть один такой… человек, — ей понадобилось некоторое усилие, чтобы назвать так отчима. — Мой отчим… Он…
— Тсс! — Маркиз прижал к губам указательный палец. — Я знаю, что он с тобой сделал.
— Откуда ты можешь знать? — девочка изумленно уставилась на него. — Я никому не рассказывала.
— Шрамы воспоминаний кричат об этом, — Маркиз взял ее за руку и провел пальцами по изуродованному рубцами запястью. — Что ты хочешь, чтобы я с ним сделал?
— Убей его! — решительно сказала Таня. — И как можно скорее.
— Хорошо, — кивнул ее таинственный заступник. — Я убью его.
— Подожди, — Таня вспомнила о том, что у палки всегда есть два конца. — Это ведь не просто так? Не бесплатно?
— Ну разумеется, — кивнул Маркиз. — Я думал, ты знаешь.
— Я лишь догадывалась. И что же ты хочешь… взамен?
— Взамен, — произнес Маркиз, — я должен буду забрать тебя в Ад.
Ей на миг показалось, что торчавшие из его губы украшения начали шевелиться. Но это длилось недолго — всего-то доли секунды…
— Так ты — Дьявол? — спросила Таня. Почему-то она не испытывала никаких особенных чувств. И знала, что не удивится даже если он скажет "да".
Но этого не случилось.
— Назвать меня Дьяволом значило бы чрезмерно все упростить, — сказал Маркиз. —
— Атлантида?! — Таня даже забыла на миг о довлевшем над ее судьбой кошмаре. — Это сколько же тебе лет?
— Много, — усмехнулся Маркиз. — Очень много. Но предметом нашего разговора является не мой возраст. Ты по-прежнему хочешь смерти твоего отчима?
— Да. Знаешь, Маркиз, мне кажется, что Ад гораздо менее страшен, чем… то, что творится здесь…
— Не кажется. На самом деле Ад совсем не страшен. Пугающ — это да, но и то, лишь если смотреть на него издалека…
— Переоденься, — чирикнул Павел, едва за Таней закрылась дверь. — Что-то ты сегодня долго.
— Я… с девчонками играла после школы, — сказала девочка.
— Играла? Раньше я за тобой такого не замечал.
— Меня всегда зовут, — солгала она, — но я отказываюсь. А в этот раз не отказалась.
— Не делай так больше, ладно? — сказал он, воздвигшись над ней несокрушимой скалой. — Я же волнуюсь.
— Хорошо, — покорно согласилась она. — Я не буду.
— Вот и славненько, вот и умница, — проворковал отчим. — Переоденься.
Всякий раз, как это происходило, он заставлял ее надевать короткое бирюзовое платье — такое же, как то, что было на ней три года назад, в тот самый день, когда жизнь разделилась на "до" и "после". Партию таких платьев он закупал в начале каждого месяца — по одному на день. Ежедневно отчим швырял девочку на диван (но делал это осторожно, так, чтобы она не повредила себе ничего). Потом мгновенно оказывался рядом и начинал разрывать платье. Все как тогда. Только теперь это было уже не изнасилование, а обоюдная игра в него. Игра, максимально приближенная к реальности…
Его не останавливало ничто. В дни менструаций ей приходилось ублажать отчима другими способами, и она была поистине счастлива, когда кровотечение прекращалось.
Таня переодевалась, а он — обнажался. Тело его было рыхлым, мучнисто-белым, зернистым. Таня словно впервые увидела, насколько же он отвратителен. К ней вдруг пришло нежданное озарение — этот человек, похожий на слепленную из творога угловатую фигурку, все запланировал заранее…
Он женился на матери Тани не потому, что любил эту женщину. Целью его прихода в их семью с самого начала было хрупкое тело дочери. Он скупил все комнаты в коммуналке, чтобы избавиться от лишних свидетелей. И долго ждал, покуда Таня достаточно созреет, чтобы удовлетворять его позорным наклонностям. А когда решил, что время пришло, устранил единственную преграду, способную помешать ему осуществить задуманное. Он отравил жену, подмешав в вечернее вино какой-то нераспознаваемый яд, спровоцировавший сердечный приступ. И, едва закончились все похоронные дела, совершил то, к чему все это время стремился, овладев оставшейся в его безраздельной власти девочкой. Никто не стал подозревать его в убийстве за отсутствием явных мотивов. Квартира и так принадлежала ему, семейный бизнес тоже. И любовниц у него не было. А под крышку черепа не заглянешь…