Суворов и Кутузов (сборник)
Шрифт:
– Я никогда не слыхал у турок веселых песен, – сказал Кутузов.
– Когда пьяный осман поет, он вздыхает до слез! – поправил Пизани.
– Не всякий пьяница весел. Турок вообще угрюм как сыч. Угрюм и ленив, – отрезал Пассек, не питавший большого расположения к ним.
– Не знаю, как в мирной обстановке, а в бою турок не ленив, – возразил Кутузов.
– Да, в бою он деятелен и жесток! – поддержал Безбородко. – Это мы хорошо видели в Измаиле.
– Турок очень сострадателен, – защищал османов Пизани.
– К кому?
– К
– Видал я, как они колотят осла, когда осел не хочет тащить непосильную кладь.
– Кажется, турки любят детей, – вставил Резвой.
– Турки ценят только мальчиков, – повернулся к Резвому Пизани. – Ежели турок скажет, что у него трое детей, это значит – у него трое мальчиков. Девочки в счет не идут.
– Тогда мне с моими пятью дочерьми придется говорить, что я – бездетный, – улыбнулся Кутузов.
– Говорите – пятеро детей, кто в Константинополе проверит? – пошутил Безбородко.
– Найдутся. Первый – английский посол сэр Энсли. Он обо мне успеет все узнать, пока дотащимся… До смерти надоело ждать!
– Да, всем невмоготу. Давеча я смотрю, наши офицеры режутся со скуки в картишки. Что ни день – поминают царя фараона! Даже зависть берет! – сказал Безбородко.
– Что и говорить: фараон вещь приятная! – оживился Пассек.
Петр Богданович Пассек был завзятый игрок. О его страсти ходило много разных рассказов. Особенно был известен такой. Однажды, проиграв за ночь десять тысяч, Пассек под утро задремал у стола. Ему приснился старик, который сказал: «Пассек, ставь три тысячи на тройку. Она тебе выиграет три раза сряду!» Проснувшись, Пассек поставил на тройку три тысячи – и выиграл три раза.
У себя в Могилеве Пассек все вечера проводил за зеленым столом и как-то выиграл в карты у майора Салтыкова его жену Марью Сергеевну, и теперь в Елисаветграде скучал без нее.
В конце апреля турки предложили перенести пункт размена послов из Дубоссар, как было раньше условлено, в Бендеры.
Это предложение исходило не столько от них, сколько от князя молдавского, который хотел, чтобы размен состоялся не на его территории. Князь боялся излишних расходов по содержанию большой, прожорливой свиты Рашик-Мустафы.
Разница в расстоянии была невелика – около двадцати верст, но Кутузов не мог согласиться на это: казалось бы, что Россия уступает турецким настояниям, боится их.
Михаил Илларионович не забыл инструкции, данной ему Екатериной II. В ней говорилось:
«…не должно Вам соглашаться ни на какое снисхождение, от которого могло бы уменьшено быть достоинство и уважение, подобающее величию нашей империи и званию, на Вас возложенному, наблюдая напротиву того, чтоб весь церемониал точно и без малейшего упущения исполнен был».
Кутузов от предложения князя отказался.
И турки волей-неволей стали готовиться к переправе у Дубоссар, а Кутузов
В последний момент турки предложили, чтобы церемония размена обязательно происходила на их плоту.
– Пусть сделают и украсят плот они, – согласился Михаил Илларионович, – но к плоту подъезжать и входить на него одновременно – мне и Рашик-Мустафе.
Турки не возражали против этого.
II
У дубоссарских ребятишек никогда еще не было стольких развлечений, как в эту весну.
Сперва на противоположном, правом берегу Днестра появились турки – запестрели палатки, замелькали резвые всадники.
Турок теперь не боялись: уже прошло около двух лет с тех пор, как с ними был заключен вечный мир.
Турки купали в Днестре коней, конопатили и смолили лодки, пригнанные откуда-то, строили паром, – видимо, собирались переправляться на русский берег.
В Дубоссарах давно прошел слух, что отсюда турецкий посол поедет к царице.
Потом по шляху из Елисаветграда стали прибывать русские войска. Вот с песнями пришли мушкатеры, стали размещаться по хатам и рассказали хозяевам, что в воскресенье 4 июня на плоту на середине Днестра (чтоб ни нашим, ни вашим!) встретятся послы: русский, который живет в Елисаветграде, и турецкий. Русский поедет в Турцию к султану в гости, а турецкий – в Россию к царице.
Мужики обсуждали это предстоящее событие:
– Побачимо, чий краще: турецкий або наш.
– Турецкий, кажуть, паша…
– А наш – царицын сват.
– Какой сват? – вмешался мушкатер. – Не сват, а генерал-майор Кутузов.
– Вот я ж и кажу: генерал, да еще и майор…
– Генерал Кутузов. Одним словом, туз!
– А правда, что у него одного ока нема?
– Чтоб еще у твоих внуков были такие светлые очи, як у Кутузова!
Затем в одно утро в город въехали легкие, пестрые, как петухи, гусары. А на следующий день появились на больших белых конях, в белых мундирах грузные, словно откормленные гуси, кирасиры.
Глядя на них, крепких и ладных, старики говорили:
– Ишь гладки! Мабудь, их гарно кормят!
– Та ж яка у них работа? Коня почистить да щеки себе выголить.
За кавалерией, подымая по дороге пыль, протарахтели десять пушек. Их медь горела как золото.
Дубоссарцы всполошились: а пушки зачем? Уж не война ли снова?
Но их успокоили солдаты:
– Салют отдавать турецкому послу.
– Ему бы и одной хватило, зачем же десять?
– Такая, братику, форма!
Последним притащился обоз. На подводах лежало обычное: палатки, мешки с провиантом, котлы, солдатская «худоба». Но четыре фуры были наглухо закрыты, и в них день и ночь сидело по два солдата с ружьями – один спереди, другой сзади.