Суворов. Чудо-Богатырь
Шрифт:
— От светлейшего отогнал, да на себя нагнал, — смеялся другой офицер. — Видишь, что сам Асташев ходит точно в воду опущенный, задела итальянка его сердце, а сама того… смотреть на него не хочет.
— Полно говорить глупости, — вспыхнул Асташев.
— С каких это пор правду стали называть глупостями? Да ты не, сердись… Эк, обидное сказал: задела за ретивое. Да кого она не задела? Меня, думаете, не задела, а Горчакова не задела?.. Небось и он вздыхает… — указал говоривший глазами на Попова. — Всех она, брат, задела, всем вскружила головы. Да беда — не для нас она…
— А
— Эк, куда хватил, — вмешался в разговор сам Попов, Елена Александровна ведь замужняя женщина, разве можно в чужую жену влюбляться…
— Влюбляться? Не знаю, а любить можно, а такую женщину, как Елена Александровна — должно. Повторяю вам, она герой. Кабы не она, чтобы с нами на Кинбурнской косе было… а маркиза…
При этом говоривший посмотрел на Асташева.
— Ну, что маркиза? Говорите молодой человек, — сказал с иронией Асташев.
— Маркиза… она враждебно относится к Елене Александровне.
— Вздор вы говорите, молодой человек.
Офицер не возражал, но улучив удобную минуту, он шепнул Попову на ухо:
— Она шпионка!
— Тс… — отвечал генерал. — Полноте, господа, пререкаться из-за дам, — обратился он к собравшимся. Хотя до вечера времени осталось еще много, да и дела у вас не мало. Смотрите, чтобы праздник вышел на славу. Фейерверки у вас готовы? — обратился он к одному из адъютантов и, получив утвердительный ответ, стал отдавать дальнейшие приказания. — Смотрите, Трофимов, чтобы повара у вас не перепились… транспорт с вином пришел?
— Пришел, ваше превосходительство.
— Ну с Богом, господа, за дело, а ты, Путилин, останься здесь, ты мне еще нужен, — обратился он к молоденькому офицеру.
Попов остался наедине с Путилиным и, убедившись, что их никто не слышит, подошел к нему вплотную.
— Ты назвал маркизу де Риверо шпионкой. У тебя есть тому доказательства или ты только так, взболтнул на ветер?
— Я в этом уверен.
— Уверенности, голубчик, мало, нужны доказательства… Доставь ты мне доказательства, и я озолочу тебя, — нервно говорил потемкинский секретарь.
— Выслушайте меня, ваше превосходительство, и судите сами. Вы знаете Вендерова?
— Ну, знаю. Это крещеный турок.
— Да, недавно крещеный. Он не успел еще привыкнуть к своему православному имени и все смотрит волком в лес… больно он мне подозрителен. Не верю я вероотступникам и изменникам. Сегодня он изменил своим, завтра изменит нам. Одним словом, у меня к нему возникли подозрения, и я стал за ним наблюдать… Мне казалось, что он по ночам бывает в Очакове, правда, поймать его не удавалось, но я стал следить за ним зорче… Третьего дня я отправился в Очаковскую бухту поудить рыбу, но не успел закинуть удочку, как вижу: Бендеров шатается по берегу… Я сейчас же спрятался между двух больших камней. Щель была глубока, я забрался подальше, чтобы он в темноте
— Я только на минутку, — говорила Бендерову маркиза по-французски. — Вот это, — и она что-то сунула ему в руку, вероятно, письмо. — Непременно нужно передать Гассан-паше сегодняшнею ночью, да скажите ему, я написать не успела, что Потемкин на днях посылает агента в Париж за планами крепости. Минировали ее французы, и он надеется купить там планы.
— Все будет исполнено в точности, — отвечал этот мерзавец.
— Торопитесь же, это в ваших интересах. Знаете, кого Потемкин посылает в Париж? Суворовского адъютанта Решетова. Если он уедет — увезет жену — ваше дело тогда пропало.
— А когда Решетов уедет?
— Не позже, как через неделю.
— Ну, до этого времени я все обделаю.
— Торопитесь же! — и маркиза пустила коня в галоп, за нею следовал казак…
Попов задумался.
— О том, что ты видел и слышал, — сказал он Путилину, — никому ни слова. За маркизой и Вендеровым смотри зорко, и если опять увидишь, что она будет передавать письмо — отними, хотя бы силою, и передай мне, а пока прощай.
Глава XIV
Стоило появиться Потемкину в степи, как в пустынной дотоле местности точно по щучьему велению вырастали дворцы, раскидывались сады. Так было и под Очаковом. В окрестностях его главной квартиры появились не только наскоро сделанные деревянные дома для свиты, но и большой деревянный дворец, известный в лагере под названием Храма Развлечений.
Здесь давались балы, обеды, концерты.
На другой день после описанного разговора Путилина с потемкинским секретарем, светлейший устраивал в Храме Развлечений бал, которым желал почтить героя Кинбурна, Суворова, на днях разгромившего турецкий флот.
Главнокомандующий, вообще ценивший Суворова высоко, оказывал теперь ему особенные знаки своего внимания. По его совету, императрица наградила Суворова орденом Андрея Первозванного, крупной денежной наградой и прислала очень любезное собственноручное письмо, в котором писала «чувствительны Нам раны ваши».
Хандривший до того времени Потемкин, желавший было отказаться от командования армией и передать ее Румянцеву, ожил теперь духом, хотя, впрочем, злые языки объясняли перемену в светлейшем не суворовскими победами, а чарами красавицы маркизы де Риверо, итальянской певицы, приглашенной Асташевым для развлечения главнокомандующего.
Маркиза, явившаяся в главную квартиру певицей, вскоре приобрела там большое значение и совершенно подчинила влюбившегося в нее Потемкина своему влиянию. Красавица задавала всему тон, и все плясало по ее указке. Не нравилась такая жизнь старым боевым генералам, не привыкшим смешивать дела с бездельем, но перед всесильным временщиком все безмолвствовало, один лишь Суворов изредка позволял поднимать свой голос, но безуспешно. Суровый голос храброго солдата заглушался более нежным, мягким голоском сирены.