Суворов
Шрифт:
Вот так-то всякое обстоятельство в моей изгнаннической жизни усугубляло ее горечь…
Однако я поостерегся обнаружить это чувство перед фельдмаршалом и снова воздал хвалы заслуженной им славе. Он поддержал разговор с ловкостью бывалого придворного и, наконец, откланялся, пробыв со мною около часа, который прошел для меня незаметно быстро. Проходя через залу моих телохранителей, он опять заговорил о близком вступлении своем во Францию, закончив возгласом: "Честь и защита верным слугам королевским и смерть якобинцам!"».
Россия в помощь изгнаннику посылает войска под командованием своего лучшего полководца, который свободно говорит с ним на его родном языке (с немцем он говорил
Уроженец Женевы, Массой приехал в Россию в 1786 году, сначала преподавал в кадетском корпусе, затем был взят учителем и гувернером к сыновьям вице-президента Военной коллегии графа Н.И. Салтыкова, который занимался воспитанием внуков Екатерины. Опытный в придворных интригах Салтыков решил пристроить своего человека к любимому внуку государыни, и по его рекомендации Массой стал секретарем великого князя Александра. Француз женился на баронессе Розен, обладавшей обширными связями, получил чин майора и был принят в высшем свете. Не чуждый поэзии, он написал восторженный стихотворный панегирик в честь внуков Екатерины. Неожиданно карьера Массона прервалась — новый император Павел выслал его из страны как шпиона.
Европейскую известность бывшему майору российской службы принесли не его верноподданнические стихи. В 1800 году одновременно в Амстердаме и Париже были изданы на французском языке «Секретные записки о России» без указания имени автора, которым был Массой. О скандальном успехе «Записок», неоднократно издававшихся и переводившихся, красноречиво свидетельствует тот факт, что император Наполеон, вообще-то не жаловавший русских, после Тильзитского мира запретил их продажу.
Если Массой и говорил что-то хорошее о России, Екатерине, Потемкине, Суворове, то делал это не из-за любви к истине, а с целью обличить своего гонителя. Так, он хвалил введенную Потемкиным форму русской армии как «предмет национальной гордости и пример для подражания» и писал о ропоте, вызванном решением императора Павла заменить эту простую, удобную и красивую форму прусской, при этом ссылался на авторитет «кумира русского солдата, старого оригинала фельдмаршала Суворова», который высмеял букли, пудру и косички, заплатив за свой мужественный поступок отставкой. Через несколько страниц «кумир русского солдата» без зазрения совести назван «чудовищем, которое заключает в теле обезьяны душу собаки и живодера».
Когда Людовик писал свои записки, он не мог не знать о чудовищных зверствах Бонапарта в Египте, когда на площадях Каира из отрубленных голов арабов выкладывались пирамиды. Знал он и о том, что в Палестине Бонапарт приказал расстрелять четыре тысячи пленников, сдавшихся на милость победителей, а английский адмирал Нельсон в освобожденном при решающем участии русских Неаполе, нарушив условия капитуляции, расстреливал и вешал республиканцев. Знал король и о грабеже Италии французскими оккупантами во главе с Бонапартом, вывозившими бесценные шедевры мастеров Возрождения, которые и поныне являются украшением Лувра.
Суворов не устраивал пирамид из отрубленных голов, не расстреливал пленных, не вешал сдавшихся итальянцев, не вывозил картины и другие произведения искусства из покоренной Варшавы. За его спиной осталась спасенная польская столица. Наполеон же в недалеком будущем
Суворов ехал в Италию не так быстро, как хотел. Сказывались годы, болезни, напоминали о себе старые раны. 15 марта 1799 года он прибыл в Вену и был восторженно встречен жителями австрийской столицы: ему устраивали овации, называли спасителем Австрии. Франц II пожаловал ему чин генерал-фельдмаршала. Известно предание о том, как Александр Васильевич ответствовал императору и гофкригсрату на вопросы о предстоящей кампании:
«По нескольких днях пребывания своего в Вене приглашен был Граф Суворов от Императора в Военный Совет. Сам Император показывал ему план войны, Советом утвержденный, и требовал его мнения.
Граф, рассмотрев план, сказал Императору, что план сей не годится и что он имеет лучший. "Покажите нам, — отвечал Император, — мы охотно согласимся на предложение полководца столь искусного".
Тогда Граф подал ему бланкет (чистый лист бумаги. — В. Л.), подписанный рукою своего Государя. Император, увидя бланкет, произнес: "О! Я согласен, план ваш превосходный и я охотно оный подписываю". После сего дал Графу от себя такой же бланкет и всё распоряжение войны оставил на его волю».
К войскам, располагавшимся около итальянской Вероны, Суворов прибыл 3(14) апреля. Вот как описывает встречу полководца войсками и местными жителями уже упоминавшийся Яков Михайлович Старков, в то время унтер-офицер, а впоследствии адъютант князя П.И. Багратиона:
«Вспомогательная Австрийцам Русская армия под временным начальством Генерала от инфантерии Розенберга вступила в Италию и, собравшись при городе Вероне, остановилась лагерем…
Вдруг разнеслась весть: Суворов едет! И в русских войсках раздался гул веселый, радостный; всё ожило, засуетилось; солдаты хватались за ружья, становились во фронт, расходились, собирались в кружки. У всех сердце играло радостию и жилки трепетали; всяк рассказывал о нем анекдоты во время былых турецких и польских войн. Так длилось несколько часов.
Вдруг по шоссе пронеслись вершники в город, и в миг стены его покрылись народом. Тьма людей лезла из городских ворот; все бежали на встречу непобедимого. И вот явилась на дороге коляска, похожая на русскую кибитку. Ее окружили и почти на руках понесли в город, оглашая воздух кликами: "Да здравствует русский Император! Да здравствует Суворов!"
Суворов остановился у приготовленного для него дома, в котором наперед все зеркала были завешаны; выскочивши из повозки, он откланялся и шибко пошел по мраморной лестнице вверх. Когда Фельдмаршал скрылся, в мгновение приемная зала и комнаты наполнились русскими и австрийскими Генералами, городскими чиновниками, духовенством и знатными вельможами.
Через несколько минут из смежной комнаты вышел Суворов в мундире, поклонился всем, подошел к католическому Архиепископу и, наклонившись, принял благословение.
Выслушавши его и речь представителя города, он твердым голосом сказал: "Милосердный мой Государь Павел Петрович, Император большой русской земли, и австрийский Император Франц II прислали меня с своими войсками выгнать из Италии безбожных, сумасбродных, ветреных французов; восстановить у вас и во Франции тишину; поддержать колеблющиеся троны государей и Веру христианскую; защитить нравы и искоренить нечестивых. Прошу вас, Ваше Высокопреосвященство! Молитесь Богу за Царей-Государей, за нас и за всё христолюбивое воинство. А вы (сказал он, обращаясь к чиновникам города и знатным людям) будьте верны и Богу, и государевым законам, душою помогайте нам!"