Суворов
Шрифт:
Не лучше действовал в Лондоне Семен Романович Воронцов. При его участии англо-русские переговоры завершились секретным соглашением, по которому Россия посылала эскадру с десантным корпусом для освобождения Нидерландов — исключительно в интересах Англии, стремившейся обезопасить себя со стороны образованной в 1795 году на этой территории Батавской республики, сателлита Франции, располагавшего сильным флотом. Вместо усиления суворовских войск, действовавших на главном направлении, затевалась новая, не предусмотренная ранее операция.
Узнав об этом, австрийское руководство получило дополнительный стимул к тому, чтобы выдвинуть армию эрцгерцога Карла ближе к новому театру военных действий, рассчитывая вернуть под свою власть
Суворов был противником десантов, обреченных, как правило, на неудачу, и советовал прибегнуть к этим вспомогательным операциям лишь тогда, когда главные силы союзников будут угрожать Парижу. Его предостережения оказались пророческими: англо-русский десант потерпел сокрушительное поражение. Но политики были уверены в успехе. Этот оптимизм внушили им победы Суворова. В самый канун выступления его армии в Швейцарский поход Воронцов, поддавшись общему настроению, продолжал упиваться победами над французами в Италии. «Какое счастье для Европы, какая слава для России, что к командованию был призван этот великий человек! — пишет он брату, графу Александру Романовичу — Вы не можете себе представить, как им восторгаются здесь. Он стал идолом нации наравне с Нельсоном. Их здоровье пьют ежедневно и во дворцах, и в трактирах, и в хижинах». Посол проглядел интриги английского руководства, бывшего едва ли не главным инициатором переброски русской армии из Италии в Швейцарию.
Не лучше своего лондонского друга действовал граф Ростопчин. Руководитель внешнеполитического ведомства России уже почувствовал тревогу, но ничего не сделал, чтобы помешать переброске суворовской армии в Альпы. «Судя по ходу дел и зная, как Государь недоволен Венским двором, я сильно опасаюсь, что в одно прекрасное утро пропадут без следа все эти успехи, эти прекрасные подвиги и радостные надежды. Через несколько лет французы, пожалуй, опять придут хозяйничать в Италию, а до того времени страна эта сделается добычею Австрийского дома, который отнимет у Итальянских Государей всё, что ему будет угодно», — сказано в письме Ростопчина Воронцову от 25 августа. Самому Суворову, снова писавшему о своей вынужденной отставке, летит утешение:
«Государь намерен спасти Европу, всё равно, от Французов или Цесарцев, а лутче сказать, от Тугута… Если бы Государь оставил теперь Союзные Державы, то Австрия принуждена себя найдет заключить сепаратный мир, на который Франция охотно согласится с тем, чтоб чрез несколько лет начать снова свои завоевания, и в то время ничто не спасет Италию и Немецкую землю от неизбежной погибели.
Но куда денутся плоды великих дел ваших: упование народов на помощь Государя нашего и дух бодрости, оживотворивший те земли, кои Вы избавили от ига Французов? Но, естьли увенчав спасительно дело сие, возстановлен будет престол Царский во Франции, тогда Европа будет спасена, и спасена бескорыстием и твердостию Российского Императора и великими делами Князя Италийского.
Оканчиваю тем, что молю Вас — останьтесь и побеждайте. Повторение просьбы Вашей итти в отставку нанесет страшные следствия для общего блага».
Суворову нужны были не прогнозы и мольбы, а реальное противостояние козням союзников, обрекавших Европу на новые войны. Вместо этого государь утешал Суворова словами, которые вскоре приобретут гротесковый смысл. «Римский Император, Мой брат, — говорилось в рескрипте Павла от 25 августа, — намерен, когда Вы, оставя Италию, перейдете командовать в Швейцарию, вознаградить Вас орденом Марии Терезии Большого креста (высшая награда, даваемая императором Священной Римской империи германской нации за исключительные заслуги на военном поприще. — В. Л.). Я о сем Вас предупреждаю заранее для предохранения, зная, что радость непомерная имеет опасные следствия!»
Добившись согласия Павла на переброску армии Суворова в Швейцарию, Тугут устами своего императора обещал подсластить
«Хотя в свете ничего не боюсь, — предупреждал Воронцова Суворов, — скажу: в опасности от перевеса Массены мало пособят мои войска отсюда, и поздно… Массена не будет нас ожидать и устремится на Корсакова, потом на Конде».
Двадцать седьмого августа главнокомандующий союзной итальянской армией в прощальном приказе поблагодарил австрийских генералов, офицеров и солдат, вместе с которыми было одержано столько побед: «Желаю уверить всю армию в моем неограниченном к ней уважении, уверить, что не нахожу слов, чтобы выразить вполне, сколько я доволен ими и сколько сожалею о разлуке с таким благоустроенным и неустрашимым войском. Никогда не забуду храбрых австрийцев, которые почтили меня своею доверенностию и любовью; воинов победоносных, соделавших и меня победителем».
Суворов лично с большой сердечностью простился с австрийскими генералами, которые, как отметил в своем донесении Е. Б. Фукс, расставались с ним не без тайной боязни за будущее. Жители Пьемонта провожали русских с сожалением и печалью.
РУССКИЙ ШТЫК ПРОБИЛСЯ СКВОЗЬ АЛЬПЫ
На следующий день русская армия двинулась в поход. Но после всего лишь одного дневного перехода ей пришлось возвращаться назад. Французский гарнизон, блокированный в крепости Тортона, должен был, согласно договоренностям, сдаться утром 31 августа, если не придет выручка. Как только французы узнали об уходе русских войск, они двинулись к Тортоне. Австрийцы, оставшись одни, встревожились не на шутку. Возвращение Суворова заставило неприятеля ретироваться, и 31 августа Тортона капитулировала. В плен попали 49 штаб- и обер-офицеров и 1045 нижних чинов, было взято 62 пушки, 14 мортир, 2700 ружей, 270 пудов пороху, множество снарядов и продовольствие на два месяца. Это была последняя победа Суворова в Италии. Но два дня были потеряны.
Ускоренными маршами фельдмаршал вел свои войска в Таверно. «Я пришел сюда 4/15 числа, следовательно, сдержал мое слово, — донес он императору Францу. — Но здесь не нашел я ни одного мула и даже не имею никаких известий о том, когда прибудут они. Таким образом, поспешность нашего похода осталась бесплодною; решительные выгоды быстроты и стремительности нападения потеряны для предстоящих важных действий».
Для объединения сил с корпусами Римского-Корсакова, Готце и Линкена против армии Массена Суворов избрал трудный, но кратчайший путь через перевал Сен-Готард к Люцерну Обещанные австрийцами 1500 мулов были нужны для подъема провианта, боеприпасов и перевозки горных пушек по альпийским дорогам. Свою артиллерию и армейские обозы он отправил безопасным, но более длинным путем. Не получив мулов, армия была вынуждена использовать под вьюки запасных казачьих лошадей и только 9 сентября продолжила поход. Шесть дней было потеряно.
Суворов держал Корсакова и Готце в курсе своего продвижения, рекомендуя им действовать сообразно со складывающейся обстановкой: «Никакое препятствие не считать слишком большим, никакое сопротивление — слишком значительным. Мы должны быть убеждены в том, что только решительность и стремительный натиск могут решить дело… малейшее промедление дает противнику средства оказать сопротивление, а нам создает новые трудности, которые увеличиваются в связи с трудностями доставки провианта в этой стране без дорог».