Суворов
Шрифт:
Можно понять возмущение Суворова, ознакомившегося с изданной Академией наук брошюрой секунд-майора фон Раана:
«Сделал постыдное изъяснение о делах Кинбурнском и совместным действиям с Императорскими австрийскими войсками при Фокшанах и Рымнике, и столь противно положению оных и реляциев, изданных от Дворов Австрийского и Российского, описал, что дает другой толк знаменитым происшествиям к славе обоих Дворов победоносного оружия.
И так как я при оных был начальником, то не токмо мне, но и каждому офицеру терпеть лжи невозможно, потому Академии Наук, представляя сочинение сие, которая благоусмотрит из реляциев, колико оное описание противоречущее, следственно,
Верный и исполнительный помощник полководца Курис сопроводил письмо своего начальника в Академию наук примечанием: «Помянутый же майор Раан свойства неспокойного и не возвышенных способностей и потому во время бытности его при обер-квартирмистре корпуса, которым начальствовал Граф, ни в какие должности употребляем не был, кроме что частью по чертежной, и при случившихся делах при Фокшанах и Рымнике не был, а находился по неспособности в Берладе, как и при Кинбурне, где он особливо Графа прославил гайдамаком». Очевидно, письма Суворова и Куриса были отправлены Дмитрию Ивановичу Хвостову для передачи в Академию наук. Но Хвостов счел выходку фон Раана не заслуживающей внимания и оставил послание Александра Васильевича у себя.
Иван Онофриевич, получив Георгия 3-й степени, писал Хвостову, что принять его из рук «великого нашего героя» — «уже лекарство». Однако, как и предполагал Суворов, подтвердить награду генеральскими заслугами его преданный адъютант не сумел.
Суворов не забывал о главной задаче — обезопасить Крым, Кубань и новоприобретенные земли от Очакова до Днестра — и наладил разведку, чтобы иметь сведения о положении в Турции, где шла усиленная реорганизация армии и флота с помощью французских инструкторов. Французские агенты подстрекали Порту к войне с Россией, но в Константинополе не спешили испытывать судьбу. О неготовности Турции к войне Суворов получал подробные сведения от нового чрезвычайного и полномочного российского посла Михаила Илларионовича Кутузова, который в одном из писем ему подчеркнул: «Но наиболее ее (Порту. — В. Л.) удержит знание, что управляет войсками в новоприобретенной области муж, столь страшные раны ей наносивший».
На случай нового столкновения Суворов обдумывает план войны и диктует его по-французски своему любимцу инженеру Францу де Воллану. С учетом опыта кампаний Румянцева и Потемкина предполагается иметь крупный стратегический резерв для наступления на столицу османов, чтобы в одну-две кампании победоносно завершить войну. План показывает, как расширился полководческий кругозор Суворова.
Вернувшийся из Петербурга контр-адмирал Федор Федорович Ушаков сообщает ему слова Екатерины по поводу ведения войны с французами принцем Кобургом: «Ученик суворовский в подмастерье еще не годится».
Во Франции якобинцы сумели разжечь энергию масс, поставив под ружье 1 миллион 200 тысяч человек! Огромную роль в формировании и снабжении войск, в воспитании наступательного духа играли комиссары Конвента. Солдаты, офицеры и генералы французских армий сражались с невероятным ожесточением.
Антифранцузская австро-прусская коалиция, к которой присоединились Сардинское королевство, Великобритания, Нидерланды, Испания, Неаполитанское королевство, выставила миллионную армию, но успехи были незначительными. Газеты пестрели сообщениями о новых сражениях.
Суворов пристально следил за этой войной. После казни короля 10 (21) января 1793 года и установления режима террора он, как и многие другие, называл потенциального противника «французскими извергами» и мечтал сразиться с ними. Но всё чаще в письмах полководец сетовал: ему уже за шестьдесят, а он так и не попробовал
Не давала покоя и судьба дочери. В поисках выгодной партии для нее Суворов приглядывался к молодым офицерам. «Очень показался и лутчий жених, — сообщает он в Петербург Хвостовым о сыне своего старого соратника по первой Русско-турецкой войне князе Александре Юрьевиче Трубецком, к двадцати одному году уже имевшем чин премьер-майора. — Собою хорош, порядочных поступков и воспитания. За отцом 7000 душ». Прошло совсем немного времени, и кандидатура Трубецкого отпала: «Пьет, его отец — пьет, должен. Родня строптивая, но паче мать его родная тетка Наташе [28] ».
28
На самом деле родство было дальним и не кровным: Дарья Александровна Трубецкая, в девичестве Румянцева, была родной сестрой фельдмаршала Петра Александровича, женатого на родной тетке жены Суворова Марии Михайловне Голицыной.
Еще раньше в качестве потенциального жениха на какой-то миг мелькнул служивший в русской армии сын царя Картли-Кахетии. «Дивитесь мечте: Царевич Мириан Грузинский — жених. Коли недостаток, — один: они дики — благонравны; увезет к отцу — Божья воля!» Родственники не одобрили кандидата.
Наконец, перебрав женихов, он останавливается на кандидатуре сына генерал-аншефа Ивана Карловича фон Эльмпта — полковнике Филиппе Ивановиче: «Не сей ли наш судебный… Коли старики своенравны, то отец его разве в пункте благородного почтения и послушания. Мать добродушна и по экономии скупа, тем они богатее. Кроме германского владения, юноша тихого портрета, больше с скрытыми достоинствами и воспитанием, лица и общения непротивного, в службе безпорочен и по полку без порицания. В немецкой земле лутче нашего князя, в России полковник, деревни под Ригой и деньги.
Вера: он христианин! Не мешает иной вере. И дети христиане.
Далее по сему мне судить не можно: при сестрице Вы! Более со мной по сему не входите; нежели благоугодно Богу и Вам, то с Его вышнею Помощию начинайте. Петр Иванович (Турчанинов. — В. Л.) покажет дорогу и в свое время откроет Графу Платону Александровичу (Зубову), от которого вступления зависит как покончательность, купно с старым отцом юноши. Христос Вас благослови!»
(Поскольку Наталья Александровна была фрейлиной, надо было испросить позволения на брак у самой императрицы, для чего и нужен был Зубов.)
Дело со сватовством затянулось до лета следующего года. «Граф Филипп Иванович Эльмпт лутчий жених Наташе, я в нем никаких пороков не нахожу, сколько ни стараюсь, и еще верный муж, как ни балансируйте», — объявляет он Хвостову свое окончательное решение. Но жена Дмитрия Ивановича решительно возражала против такого марьяжа. «Затеи Груши уничтожьте, вообще всем семейством приуготовляйте Наташу к браку, внушайте исподволь в комнате Графа Платона Александровича, — требует Суворов. — Чрез год второй жених не родился».
И тут вмешался Зубов. Польстив отцу за его «попечительство о устроении жребия дочери», фаворит сообщил ему:
«Не могу, однако ж по моей к Вам дружбе и преданности, умолчать пред Вами, что Всемилостивейшей Государыне оное показаться может необычайным, а быть может и неприличным, что дочь столь знаменитого Российского полководца, слывущего столь привязанным и к вере, и к отечеству своему, отличенная именем и покровительством Великой нашей Государыни, выдается за иностранного иноверца.