Суженый для горной ведьмы
Шрифт:
Камни же будто стали острее, пытаясь защитить свою хозяйку.
— Клянусь, — Геор схватил предназначенный для женской руки венчальный браслет, — не убивать пиратов из твоей команды и не давать своим солдатам сделать это, а довезти их до королевского суда, а тебя, Дараэлла, освободить от ответственности за все проделанные преступления и хранить, как полагается мужу хранить жену. Обещаю быть верным мужем, любить тебя, и пусть только смерть разлучит нас!
Последнее — стандартная формула брачной клятвы, пусть и упрощенная донельзя, но подкрепленная магией. Дара знала, что Каннингем
— Клянусь, — Дара понимала, что тянуть не имеет права, — стать твоей женой. Обещаю быть верной супругой, любить тебя, и пусть только смерть разлучит нас.
Геор натянул браслет на ее запястье, даже не думая об осторожности, Дара — спешно схватила второй и защелкнула его на руке адмирала.
И в тот же момент раздался вопль — настолько громкий, что даже Дара поддалась страшной магии сирен.
Даже руки поднять, чтобы закрыть уши, Дара не смогла. К тому же, венчальные браслеты, принимая их далеко не искренние клятвы, засияли, разбрасывая в стороны зеленоватые магические искры.
Она зажмурилась и, не зная, как спрятать ту половину лица, которую не прикрывала черная повязка, ткнулась лбом в плечо Геора. Адмирал тоже плотно зажмурился, должно быть, отчасти понимая, что происходит, и крепко обнял Дараэллу за талию — настолько крепко, что она едва не задохнулась, но сопротивляться все равно не стала. Посреди разбушевавшегося моря, где ее далекие сестры-ведьмы дружно пытались пропеть свою страшную песню, граф Каннингем, во-первых, был самым безопасным и самым легко убираемым противником, а во-вторых, она ж все-таки теперь его жена.
Солоноватый морской привкус отдавал горечью потери — потери шанса на счастливую любовь. Ни в какие чувства со стороны адмирала или даже свои собственные по отношению к нему Дараэлла не верила — и знала, что правильно делает, что не верит. Это все ложь, фикция, все придумано только для того, чтобы они выбрались из западни сирен, вернулись на "Джугарт" и уплыли отсюда подальше. А там уж большой вопрос, кто первый постарается сделать так, чтобы смерть их разлучила.
…Все стихло в одно мгновение. Когда Дара решилась отстраниться от новоявленного супруга, она узрела только спокойное море — настоящий штиль. Рядом не наблюдалось ничего, даже отдаленно напоминающего сирену, только мимо проплыл какой-то то ли клок водорослей, то ли клок волос зеленоватого оттенка. Последствие драки, наверно?
Единственным напоминанием о случившемся были скалы, поднявшиеся куда выше прежнего и больше не служившие подводной опасностью для кораблей — ведь их можно было уже рассмотреть! — да осколки пиратского корабля. Мимо с величественным спокойствием проплыл раскрытый настежь сундук, из которого торчали женские платья. Дараэлла аж отвернулась от отвращения, когда увидела кружевной пеньюар, валявшийся на самой верхушке этой горы.
— Однако, — протянул Геор, — в каком теперь виде капитанши прохаживаются перед своим экипажем!
— Это не мое, — прошипела Дараэлла. — И можешь меня в таком себе не представлять!
— Представлять?
Теперь, когда опасность отступила, на лице адмирала отчетливо проступала брезгливость. Он смерил Дару таким взглядом, словно представлял ее рядом с каждым из представителей экипажа и даже не утруждался уточнить, было ли это правдой.
— Я же сказала, — магия зазвенела в голосе Дараэллы, — что это не мое! В кружевных пеньюарах, чтобы ты знал, такого кроя горные ведьмы не ходят!
— Да? А кто ж тогда? Или у вас есть еще несколько женщин на корабле?
Дара промолчала. Объяснять, что у каждого свои причуды, можно было долго. Ну что поделать, если Харфу нравилось продавать женские наряды на рынке, и он выгребал их из награбленного, отбирал себе самое лучшее, чтобы потом, когда они причалят, отправиться на рынок и продавать дворянские тряпки самым хорошеньким местным девицам? Дара не задавала вопросы, чем рассчитывались некоторые из них, но знала — Харф просто исполняет мечту многих, ну, и свою заодно. Ему было приятно знать, что девушка, нарядившись в дорогое платье, сможет встретить кого-нибудь получше местного деревенского глупца, толком не знающего, зачем вообще эти женщины нужны, если не пользоваться ими, как домашней скотиной… Дара это увлечение одобряла, а вот сможет ли понять Геор, который, должно быть, видел бедняков на картинках в дорогих книжках в золоченных обложках?
Ох вряд ли.
— Это не мое, — упорно повторила она, — а остальное тебе знать и не нужно. И заруби себе на своем кривом носу, что я — не из тех женщин, кем можно воспользоваться.
Геор усмехнулся и, решив все-таки не возражать по поводу того, с кем и что можно делать, не удержался и принялся спорить по другому поводу:
— Мой нос не кривой.
— Будет, — угрюмо пообещала Дара. — Если посмеешь говорить обо мне плохо или распускать свои руки, не только кривой, а еще и слишком короткий и обрубленный окажется!
Геор хмыкнул.
— Говорить о тебе плохо мне невыгодно, — протянул он. — Потому что мне не надо, чтобы каждая зараза потом мне рассказала, какая у меня жена ш… падшая женщина.
Дара раздраженно пнула его локтем в бок и довольно улыбнулась, услышав, как зашипел Геор.
— Твоя жена не падшая женщина, а святая непорочная дева. И непорочной девой она останется даже в замужестве, надеюсь, это понятно?
— Да я и не претендую, — ухмыльнулся адмирал. — Так что мне все равно.
Дара отвернулась. Не претендует он! Ну походит она на корабле с повязкой. Ну поставит его пару раз на место. Но ведь, если он не потопит ее до этого в море и не назовет это несчастным случаем, рано или поздно ему придется вывести свою жену в свет. Когда-то Геор увидит ее без повязки, вряд ли ему действительно будет все равно. Обычно все, кто воротит нос, в такое мгновение вспоминают о том, что, может быть, эта барышня была достаточно горда, чтобы не подпускать к себе пиратов. Им тогда ни с того ни с сего хочется стать первыми и единственными, гадам таким, и щеголять перед "возлюбленной", пока не надоест… Нет, красота горной ведьмы — ее же проклятье.