Свадьбы не будет. Ну и не надо!
Шрифт:
Кстати, удивительно, но ни одна собака не узнала ее ни здесь, ни в «Семерых козлятах», хотя еще два года назад она часто мелькала в телевизоре. Увы, увы, коротка народная память и недолговечна зрительская любовь.
– Я передам отчет о вашем уроке школьной администрации, – сказал питерский гость, что прозвучало как «суд удаляется на совещание». И кажется, даже щелкнул каблуками.
Через несколько дней Беату вызвали к директору. Она и так чувствовала, что скоро вылетит из храма науки. С детишками ей нравилось, но хорошенького понемножку. Учительница Татьяна, написавшая слезное
– Беата Мг... Мисс... Мстиславовна, – с запинкой выговорила директриса, – скажите, вы довольны своей работой?
Какой изысканный способ выставлять за дверь профнепригодных сотрудников!
– Вполне, Клавдия Борисовна, – вежливо сказала Беата.
– Вы ладите с учениками, они хорошо к вам относятся? – Клавдия Борисовна словно проверяла ее на знание урока, задавая наводящие вопросы.
– Я лажу... – Или ладю? лажаю? Отличная ловушка для учителя русского языка. – У нас прекрасные отношения.
– Очень хорошо, – улыбнулась Клавдия Борисовна.
Она напоминала постаревшую куклу Мальвину: взбитая прическа из бело-голубых волос (раньше бабушки для такого оттенка подкрашивали седину чернилами), круглые глаза, увеличенные сильными линзами очков, и сладкая улыбка на тонких губах.
Беата тоже улыбнулась, чуть ли не делая книксен.
– Очень хорошо, – почти пропела директриса. – Владимир Владимирович очень хорошо отозвался о вашем уроке.
– Кто?
На минуту у Беаты появилась безумная мысль, что ее класс посетил сам президент инкогнито и в гриме.
– Владимир Владимирович Ушаков, глава попечительского совета научно-образовательного учреждения «Артефакт», – с благоговением пояснила Клавдия Борисовна. – Ведь это он был на вашем уроке.
Вот елки! – чуть не выругалась вслух Беата. Что же ее не предупредили? Она-то приняла петербургского гостя за рядового проверяющего. А это, оказывается, сам попечитель учебных заведений Ляпкин-Тяпкин... то есть, простите, Ушаков. Один из основателей сего дворянского гнезда для новых русских, из «тех самых», надо полагать, адмиралов Ушаковых. Только почему же он так похож на чекиста в отставке?
– Поэтому, Беата Сми... Мсти-славовна, я хотела предложить вам замену в одиннадцатом классе. Наталья Викторовна заболела. Вообще-то у нас на замены очередь, учителя берут их с удовольствием, сами понимаете, это деньги. Но поскольку вы словесник, да еще такой сильный...
От «сильного словесника» на Беату пахнуло отсыревшей меловой тряпкой, каких в гордой школе «Артефакт», понятно, не водилось. Но она согласилась взять замену, хоть и понимала, что со старшими гораздо труднее, чем с малышами.
Одиннадцатый класс проходил «Лолиту». Сидели тихо. Девочка с сиреневыми прядками в русых волосах, подглядывая в конспект, говорила о стиле Владимира Владимировича – пересказывала какую-то неизвестную Беате статью. Она так и чествовала Набокова по имени-отчеству, как будто
– Спасибо, хорошо, – пробормотала Беата, выставляя сиреневой девушке пятерку. Похоже, сильному словеснику здесь делать нечего. – Кто еще хочет высказаться?
– Можно? – С последней парты встал высокий чернявый парень. – Владимир Владимирович Набоков выступил в этом романе как психолог, и даже отчасти психопатолог. Он показал, как деформируется личность человека, когда он полностью уступает своим желаниям...
За первой партой, прямо перед учительским столом, сидел удивительный красавец – синеглазый, загорелый, настоящий шестнадцатилетний Ален Делон. Он смотрел на Беату во все глаза, ей аж было не по себе. Так малыш в детском саду таращится на свою первую тайную любовь – молодую воспитательницу. Она не знала, куда деваться от этого поглощающего взгляда, а потому еще сильнее раздражалась на старшеклассников, которые – явно с подачи дуры Натальи Викторовны – сводили Набокова к триллеру на почве полового извращения.
– Минутку, минутку! – не выдержала она, наконец. – Садитесь, пожалуйста (чернявому знатоку психопатологии). Вы вообще-то книгу читали?
В ответ раздалось обиженное мычание.
– Прекрасно. Тогда кто мне может сказать, о чем этот роман?
Класс зашуршал, удивленный детским вопросом.
– Я прошу вас коротко и ясно ответить: о чем Набоков написал «Лолиту», – звонким голосом сказала Беата.
– О преступной страсти взрослого мужчины к малолетней девочке.
– О мании, разрушающей душу.
– Об искушении запретным плодом.
– О разрушении барьеров морали.
– Нет! – воскликнула Беата и хлопнула ладонью по столу. – Нет, нет и нет! Это роман о любви.
– Ну, в каком-то смысле и о любви, – согласилась сиреневая девушка.
– О любви, и только о любви! О любви, которая становится сильнее страсти, мании и преступного влечения! Вы помните, – она подняла книгу над головой, – вы помните эпизод, когда Гумберт встречает Лолиту через несколько лет? Она ведь уже не нимфетка. Случилось то, чего он так боялся, – она выросла. И не только выросла, но вышла замуж за другого мужчину и носит чужого ребенка. Ее живот кажется Гумберту чудовищно безобразным. Но он ее любит! Чужую, ужасно подурневшую, с огромным животом. Он готов отдать все, чтобы она сейчас же – и навсегда – уехала с ним. Это не разрушение – это возвышение души!
«Боже, о чем я говорю детям, – тут же подумала она. – Но кто еще им это скажет?»
Красавец за первой партой смотрел на нее с восторгом. Глаза его сияли. Одиннадцатый класс был покорен.
Самый большой ужас являли собой тетрадки, которые в пятом и шестом классах приходилось проверять чуть ли не каждый день. И все-таки Беата играла в преферанс. Как бы работа ни поглощала вас, всегда нужно находить время для развлечений и поддерживать контакты со старыми друзьями. Какой придурок – а вернее, придурочка – сочинил эти наивные советы?..