Свадьбы
Шрифт:
Глава пятая
В ту ночь Федору Порошину пришлось быть смелым. Пятеро паломников, за которыми ему велено было присматривать, затевали что-то недоброе. Они шептались, исчезали из караван-сарая по двое, по трое. Яростно спорили, подолгу молчали.
Федор испугался было за себя, спрятался, но пятерка ничуть не обеспокоилась. “Нет, не я нужен им!” - обрадовался Порошин и рискнул проследить, куда это бегают разведчики.
Тесные, шумные улицы Медины вечером становились безлюдными. Ему пришлось пугаться даже шороха своих ног.
Тишина. Во дворе темно. И вдруг между тонкими тростиночками колонн замелькала быстрая свеча. Раздался голос. На голос кинулась другая свеча.
– Под моим окном кто-то лазит, - сказала первая свеча.
– Чтобы вам было спокойно, Осман-бек, я пойду позову стражу.
Свечи разошлись.
“Осман-бек!
– удивился Порошин, - Здесь живет тот важный турок паломник, у которого во время перехода через пустыню убили слугу”.
Порошин перебирался обратно через ограду, когда опять раздались голоса возле дома.
– Не поднимай шума, хозяин!
– сказали во тьме.
– Говори, когда Осман-бек собирается покинуть Медину?
– Господин со мной не расплачивался!
– вскрикнув в испуге, ответил хозяин дворца.
Порошин скатился со стены и побежал в караван-сарай. Он уже лежал и притворялся спящим, когда вернулись те двое. Короткий разговор, и пятеро паломников один за другим ушли в ночь.
“Господи!
– своего, русского бога вспомнил Федор.
– Господи, мне-то зачем совать нос в эти тайны?”
А все-таки пошел, как знать, не следят ли за ним, если он следит.
Пятеро пришли к дому, стоящему напротив дворца, где жил Осман-бек. Странный разговор подслушал Федор.
– Почему Осман-бек жив?
– спросила пятерка у троицы.
– Не представился удобный случай, - был дан ответ.
– Мы знаем, - отрезал главный из пятерых, - вы берете с Осман-бека плату за каяч’дый прожитый им день.
– Кому от этого плохо? Впереди такой большой путь, такая пустыня! Мы успеем позаботиться об Осман-беке.
– Нет, заботу об эфенди мы берем на себя.
И тотчас тьму пронзил истошный трехголосый вопль. Тишина, топот убегающих и опять тишина.
Замелькали огни.
Мокрый как мышь от ужаса, Порошин кинулся к дому Осман-бека.
Мехмеда разбудил хозяин дома. В доме было тихо и темно. Хозяин говорил шепотом:
– Вам надо сегодня же покинуть город.
– Почему?
– громко спросил Мехмед.
Хозяин в ужасе взмахнул руками.
– Тише… Если вы не уйдете, - он замотал головой, и лицо его исказилось, - о, о, о!
Мехмед поднялся, разбудил Элиф. Приказал собираться в путь. Пошел на половину Осман-бека.
– Эфенди! Хозяин чем-то напуган.
– Мы уйдем. Ступай, Мехмед, скажи нашим теням, что мы уходим.
Это было сказано тихо, но так “сказано, что Мехмед попятился к двери и побежал к дому, где остановились трое грубых людей.
Возле дома гудела толпа. Мехмед пробился к дверям. Солдаты-турки выносили тела трех убитых.
Мехмед выбрался из толпы, крадучись стал пробираться к своему дому. Вдруг его кто-то взял за рукав. Мехмед рванулся, но узнал хозяина. Тот знаком приказал молчать и повел Мехмеда в узкую улочку. На окраине Медины был готов к дороге небольшой караван. Осман-бек и Элиф были здесь. Был здесь и Порошин.
Ночь - как пропасть. То ли жив, то ли умер уя?е. Кто знает, может, душа видит звезды. Звезды громоздились на небе, вываливались слой за слоем, как убежавшее тесто.
Караван шел быстро. И вдруг звезды стали исчезать с неба. Что-то громадное пожирало их отсюда, с земли.
У Порошина озябли плечи и нос. Что это за караван? Куда он идет? Может, прямиком к черту?
Пожирателем звезд оказалась святая гора Оход. Она заслонила часть неба.
Утром, творя молитву, умывались песком. Мехмед улучил минуту, приблизился к Осман-беку и шепотом спросил:
– Кто же это сделал?
Осман-бек не ответил. Дряблые щеки его обвисли, глаза в одну точку, движения вялые.
– Осман-бек, - Мехмед попробовал растормошить эфенди, - дорогой наш Осман-бек, но ведь мы же теперь свободны от них, Их нет!
Осман-бек шевельнул бровями, губы у него покривились, и все-таки он ничего не ответил. Он устал, все в этом мире, даже он сам, стало ему безразлично!
Мукавим поднимал караван. Он спешил. Он вертел головой и словно бы принюхивался к горячему воздуху пустыни.
– Ты чего нюхаешь?
– спросил мукавима Мехмед.
– Нехорошо, - коротко ответил тот.
– Чего нехорошо?
– Саам будет.
Мехмед не понял, что это такое, но мукавим гнал верблюдов. Он спешил к колодцу, к жилью.
Из пустыни дул горячий ветер.
Мехмед почувствовал, что ему нехорошо, захотелось пить. Он зачерпнул из своего бурдюка воды, отпил несколько глотков и вдруг выронил пиалушку. Вода пролилась на запястье. Мехмеду не захотелось сойти с верблюда, одолела невыносимая тоскливая лень. А тут еще заломило запястье.
“От воды, что ли?
– подумал Мехмед.
– Уж не этот ли ветер и есть саам?”
Мехмед спрыгнул с верблюда и подбежал к верблюду Элиф.
“Мне плохо!” - прошептала Элиф.
Мехмед растерялся, но тут мукавим остановил караван, а паломникам раздал чеснок.
– Суйте в уши и в нос и закутывайтесь.
– Закутывайся, Элиф! Скорее!
– приказал Мехмед и сам помог ей превратиться в огромную куклу. Потом побежал к Осман-беку, завернул его и последним завернулся сам, натолкав в нос и уши чесноку.