Свадебное путешествие Лелика
Шрифт:
Проснувшись, Лелик почувствовал, что по щекам его текут слезы. На соседней кровати сопел Славик, в углу тихо попискивал Макс. Лелик посмотрел на часы — было 16.05. До начала свадебного ужина оставалось менее часа. Пора было вставать, поднимать остальную команду и начинать быстро-быстро чистить перышки.
— Рота, немедленно поднимаемся! — грозно (как ему казалось) заорал Лелик, вскочил с постели и включил свет, ожидая, что еще до того, как электричество проберется по проводам к лампочке накаливания, Славик с Максом от его молодецкого крика
Свет включился. Что Славик, что Макс спали как убитые.
— Не понял, — растерянно спросил Лелик. — Вы что, в армии не служили?
Славик открыл один глаз.
— Это ты в армии не служил, — презрительно заметил он. — Кто же так команду дает? Вот у нас сержант командовал — всех с кровати сдувало. «Немедленно поднимаемся» — фыркнул Славик. — Ты бы еще сказал: «Будьте так любезны»…
— Слав, че ты с этим духом базаришь? — вдруг заорал Макс из своего угла. — Мы с тобой — настоящие дембеля! А этот пряник ни разу в жизни портянки не нюхал. Мочить его, салагу, и все дела. Дай ему зубную щетку, пускай идет сортир чистить!
— Ага, ага, — сказал Лелик, — вот сейчас все брошу и пойду в «Хилтоне» сортир чистить. Здесь тебе, братец, Европа. Здесь неуставные отношения в армии не приняты.
— Мать твою, буратино, ты что наделал? — вдруг заорал Лелик, глядя на Макса жутким взглядом.
— Что такое, что? — заволновался Славик, потому что вот сейчас голос Лелика живо напомнил ему того самого сержанта Биденко.
— Ты посмотри, как он спит! — тем же страшным голосом прокричал Лелик, указывая на Макса.
Славик посмотрел. Макс лежал поверх одеяла, не шевелясь, пытаясь понять, что же такого страшного он успел сотворить во сне.
— По-моему, он уже не спит, — нерешительно сказал Славик Лелику.
— Этот придурок спал в смокинге, — уже спокойно объяснил ему Лелик. — И он теперь весь мятый.
— Придурок мятый? — уточнил Славик.
— Оба мятые, — сказал Лелик. — И придурок, и смокинг. Придурок-то — черт с ним, это его проблемы, но я не могу Макса вывести на праздничный ужин в мятом смокинге. Хохлов мне это не простит. Да и Родина нам не простит, что мы ее представляли во враждебном окружении в таком ужасном виде.
— А что делать? — поинтересовался Славик.
— Выход один, — жестко сказал Лелик. — Тащим Макса в лаундри-сервис, и там его гладят.
— Прям на нем? — спросил Славик. — У нас же вся другая одежда в ателье осталась.
— Мне наплевать, — махнул рукой Лелик. — На нем, не на нем — все равно. Макс, быстро вставай, пошли вниз.
Макс спорить не стал, сознавая пикантность ситуации. Лелик спустился с ним на нулевой этаж, нашел там в прачечной какую-то тетку и на ломаном английском объяснил проблему. Пожилая филиппинка из его объяснений ничего не поняла, но Лелик был настроен решительно, поэтому без лишних слов заставил Макса снять брюки с пиджаком, протянул их филиппинке и показал ей обе руки с оттопыренными пальцами.
— Ten minutes — maximum! — грозно
Филиппинка серьезно задумалась. Она поняла, что через десять минут эти странные русские запросто почикают ее ножом по горлу, но она так и не врубилась в то, что именно от нее требуется. Она растерянно переводила взгляд с Макса, стоящего в одних трусах и рубашке с бабочкой, на Лелика, который бешено вращал глазами и размахивал брюками и пиджаком от смокинга.
— Press! — вдруг всплыло у Лелика в голове. — Press this! Please! — заорал он, протягивая смокинг тетке.
Филиппинка облегченно вздохнула. Гладить она умела. Собственно, за это ей и платили. Она быстро выхватила у Лелика смокинг и убежала в подсобное помещение.
— А мне что делать? — спросил Макс.
— Стой здесь, — сказал Лелик. — Кто тебя просил спать ложиться в смокинге? Хоть бы пиджак снял, недоумок.
— Меня подкосил сладкий воздух Европы, — гордо сказал Макс. — Имею право. Я первый раз на чужой земле.
— Тебя подкосило горькое пиво Европы, — язвительно сказал Лелик. — Пить надо меньше, друг мой. Я тебе давно говорил — надо меньше пить.
— Тебе не понять терзаний творческого человека, — объяснил Макс. — Когда я вставляю чистый лист бумаги в машинку, то испытываю такой же стресс, как и Хемингуэй. А снять стресс можно только алкоголем. Иначе так недолго и крышей съехать.
Мимо них прошел «беллбой» восьмидесяти лет от роду и удивленно посмотрел на Макса.
— Спорт, батяня, спорт, — объяснил ему Макс, начиная бег на месте. — «Бавария» тоже участвует. Ферштейн?
— Это не Германия, Макс, — уточнил Лелик на всякий случай. — Это Бельгия.
— Пофиг, — сказал Макс. — Чухна — она и есть чухна.
— Так вот, — продолжил Лелик их философский спор. — Хемингуэй начал испытывать священный трепет перед белым листом бумаги, уже написав «Фиесту», «Старик и море», «Острова в океане» и так далее. А что написал ты? Передовицу под названием «Кто заказал этот политический заказ»? После этого у тебя начался священный трепет?
— Между прочим, — пылко возразил Макс, — ты читал один мой рассказ. Он тебе понравился.
— Согласен, — кивнул Лелик. — Но это было пятнадцать лет назад. Что ты делал последние пятнадцать лет, а? Испытывал священный трепет перед белым листом бумаги и тут же шел квасить?
— Мне неприятен этот разговор, — надулся Макс.
— Мне тоже, — сказал Лелик. — Ты же талантливый парень. Потенциально. Но куда делась вся твоя потенция — совершенно непонятно.
— Может, мы еще моих баб обсудим? — неприятным голосом осведомился Макс. — Не стесняйтесь, прошу вас. Я все равно стою тут в трусах на виду у всего отеля. Мне уже, если честно, пофиг.
Мимо прошел еще один «мальчик» в ливрее, лет девяноста, который тоже покосился на Макса.
— Что вылупился, сука? — вызверился Макс. — Русские вам еще отомстят за мученическую смерть Тиля Уленшпигеля, понял, тварь?