Свадебные ночи
Шрифт:
Он покачал головой.
— Разве я смотрю на тебя как-то особенно?
Три года — это целая вечность, повторяла про себя Дана. Когда-нибудь и сегодняшнему утру тоже будет три года. Знала бы, что через три года вернусь в этот отель с мужем, над многим бы задумалась. Большинство событий происходило бы иначе, если б люди отдавали себе отчет в том, что когда-нибудь их поступкам будет три года или бог знает сколько лет. С точки зрения будущего кое-что из того, что я делаю сейчас, в сущности, ошибки и заблуждения. Ведь три года назад ни о каком будущем я и не думала. Интересно, до чего в прошлом мало думаешь о сегодняшнем!
— Если хочешь, — сказал Ота, — можешь все выложить хоть сейчас. Разумеется,
Дана намазывала на хлеб масло и мед. Три года назад после того вечера она точно так же сидела утром в этом зале и ела мед. Не буду думать об этом! — твердила она себе, буду думать только о том, что сейчас. Никого из тех, кто был под этой крышей вместе со мной три года назад, уже нет здесь. Зачем думать о прошлом, когда нет нужды опровергать свидетелей. Дана откусила кусочек хлеба, масло и мед соединились, растаяв во рту, их сладость непроизвольно вызвала в ее памяти другие лица, совсем не то, которое наблюдало сейчас за ней, склонившись над тарелкой с остатками ветчины. Она видела вокруг себя других мужчин. Закрыла глаза, а когда открыла их, вновь увидела Оту.
Он перестал жевать.
— У тебя голова болит?
— Нет, не болит.
— Возьми еще меду. Помогает.
— Ничего у меня не болит.
В глубине зала кто-то поднялся и направился к их столику. Лавируя между столиками, человек натыкался на стулья, его движения и извилистый путь напоминали путь бильярдного шара, до того как он попадет в лузу. Дана не спускала глаз с приближающегося мужчины. Он подходил все ближе — черная тень на фоне большого, освещенного солнцем окна. Яркий свет за спиной этого человека делал черты его лица неразличимыми. Он приближался, незнакомый и таинственный… Все ближе, ближе…
Дана чувствовала себя обреченной в этом пространстве, заставленном столами и стульями, между которыми на нее нежданно-негаданно надвигалась еще неизвестная ей беда. Она слышала, как Ота спрашивает:
— Куда ты?
И увидела свое отражение в стекле — как она садится на место. Все равно поздно, тот человек совсем близко, бегство изобличит ее пуще, чем если б она осталась на месте и все отрицала.
А человек ступил на ковер, черты его лица четко обозначились, и Дана поняла, что никогда с ним не встречалась. Человек, задумавшись, равнодушно миновал их столик и вышел на веранду.
— Да, большого торжества из нашего завтрака не получилось, — сказал Ота.
— Почему, была ведь и ветчина, и…
Ота посмотрел на нее испытующе.
Дверцу машины он открыл ей изнутри, выйти уже не потрудился. Небо сияло чудесной весенней синевой, а озеро словно тоже стало небом.
Ота включил зажигание и сказал:
— Прямо не понимаю, что с тобой сегодня. Такой прекрасный день…
— Ровным счетом ничего, — сказала Дана и расхохоталась.
Она хохотала, смехом разрывая свои опасения в клочья. На мелкие кусочки, на самые малюсенькие. Чтобы на них не осталось даже полбуковки, которую можно было бы прочесть.
Они выбрались на шоссе и вскоре нырнули в лесную тень.
— Ты все еще ничего не хочешь мне сказать? — спросил Ота.
Дана покачала головой.
— Что ты собираешься сегодня делать? — спросила она.
— Я хотел… Да только вот не знаю, на каком я свете…
Дана не стала больше спрашивать. Молчали теперь оба, и Дане казалось — она едет с совершенно чужим человеком. Она-то думала: то, что было у нее с теми мужчинами, три года назад, давно умерло, но ничто из прожитого не умирает, пока мы живы. Ее опять волновало все, о чем она вспомнила в ресторане. В случившемся тогда было что-то порочное, думала она теперь, став замужней женщиной.
Ота ощутил за ухом влажный поцелуй.
— Тебе уже лучше? — спросил он.
— Ничего со мной не было,
Остаток дня они пролежали в шезлонгах на солнышке, заходя в дом, только чтобы перекусить. Слушали транзистор, листали прошлогодние журналы. Разговаривали о всяких пустяках. Так проходило время в ожидании вечера.
Правдоподобную историю Дана сочинила еще днем, и у нее не было охоты ждать, пока стемнеет.
— Если тебя так интересует, я была в этом отеле с подругой и… этим ее… ну, он начал ко мне приставать… понимаешь, так неприятно…
Ота стал ее расспрашивать. Пришлось выдумать кучу подробностей, ее это даже забавляло. Ота обладал редкостной способностью верить.
Они вошли в дом, поели, а так как уже похолодало, остались в комнате и включили электрокамин. В постель легли до сумерек, а уснули уже в темноте. Проснувшись, Ота осторожно высвободился из Даниных объятий и нашарил ручные часы на полочке возле постели.
Светящийся циферблат показывал девять часов. Всего только девять.
Ота лежал и мысленно подводил итоги первого дня супружества. Нет, он ничего не имел против такой жизни. Только нужно, чтоб у Даны не было от него секретов. Удивительно, какого труда ей стоит признаться в самых невинных вещах. Нет, это и впрямь удивительно, повторял он, засыпая. А поскольку он почти сразу заснул, то ничего другого ему в голову уже не пришло.
***
Мечта
Отик с ожесточенным упорством резал шницель. Нож то и дело соскальзывал, и шницель двигался по тарелке, все глубже въезжая в горку картофельного салата. Прямо напротив Отика сидел толстомордый мальчишка, которого привели эти люди. Он ел то же самое, что и Отик, отхватывая ножом огромные куски шницеля и жадно запихивая их в свой большой рот. Как великан из сказки.
Отика посадили в самом конце стола, и никто не обращал на него внимания. За столом сидели одни взрослые, и каждому было больше лет, чем у Отика пальцев на обеих руках. Свои годы Отик мог сосчитать по пальцам. Нужно было растопырить пальцы на одной руке и добавить еще один.