Свадебный круг: Роман. Книга вторая.

Ситников Владимир Арсентьевич

— Милая моя, золотко, кровиночка, потерпи.

Иногда Вера растерянно смолкала и с испугом оборачивалась к медсестре: в глазах стояли отчаяние и боль. Курносенькая, с детским личиком, с черными, как пуговки, глазами медсестра спешно раскрывала, чемоданчик и строго говорила:

— Остановите! Укол!

Алексей с готовностью держал коробку с ампулами, но когда медсестра поднимала безжалостный шприц, отворачивался, чтобы не видеть: такой малышке и укол. Серебров тоже не мог смотреть на это.

Когда Серебров снова обернулся, Вера, по его

расчетам, должна была закутать Танечку в одеяло. Танечка слабо постанывала, Вера смотрела на нее полными слез глазами и опять принималась нашептывать ласковые, звучащие как заклинание слова. Сереброву самому хотелось шептать такие слова-заклинания, чтоб облегчить боль у дочери, но он, сжимая зубы, молчал. Вера еще сильнее расплачется, если он что-то произнесет. Решительные брови вразлет сейчас придавали Вериному лицу еще большую отчужденность. Да и каким быть иначе ее лицу, если на ее руках умирает дочь.

На изрезанной водополицей дороге машину нещадно било, и Сереброву казалось, что от толчков этих тяжелее Танечке. Он притормаживал машину.

— Быстрее, вы можете быстрее? — кинув сердитый взгляд, проговорила Вера.

— Я думал, трясет, — виновато объяснил Серебров.

— Быстрее, быстрее, — с сердитым отчаянием и злостью на то, какой непонятливый Серебров, повторила Вера, и он погнал машину, не обращая внимания на то, что никуда не годной была дорога, что их немилосердно трясло.

Девочка-медичка полным переживания шепотом рассказала Алексею, что Танечка заболела три дня назад, думали, ангина, но оказалось что-то другое, а что, неизвестно. Она, хоть и медичка, но работает всего полгода, тут нужен врач. Температура сорок. Решили ехать в Крутенку, а в их колхозе даже легковушки нет, грузовые в разъезде.

— Я сказала: пойдемте к магазину, на дороге любую машину задержим и задержали вас. — Девчушка проводила языком по сохнущим от волнения губам и снова повторяла, как она сказала, что надо идти к магазину. Ей нравилось, очевидно, что она такая решительная и находчивая.

Когда машина влетела в щедро освещенные огнями Ложкари, Серебров хотел притормозить, чтоб Алексей вышел, но тот уперся.

— Я с вами.

«Газик» мчался сквозь белый мрак, по днищу наколачивала галька, словно невидимый барабан отбивал нестройную дробь, повизгивали на поворотах тормоза. Рискованно гнал машину Серебров, а Вера словно в беспамятстве все повторяла: быстрее, быстрее.

Недалеко от Крутенки путь преградил знак: объезд — не то провалился мост, не то чинили полотно — и это место объезжали по полю. Мощные скаты успели пробить глубокие колеи, и «газик», трясясь по ним, натужно воя, вот-вот готовый сесть на дифер, чудом протаскивал себя по снежному коридору. Серебров отчаянно крутил баранку и молил неведомого бога дорожной удачи, чтоб скорее кончился этот невыносимый крюк. Вдруг луч фар уперся в голубой кузовок трактора «Беларусь»: впереди оказалась пробка. Застопорил движение «Урал», угодивший колесами в яму.

Серебров кинулся к шоферам, стоявшим на высокой

снеговой обочине: ни дать ни взять полководцы при форсировании водного рубежа.

— Эй, нет, что ли, посильнее машины? — крикнул он.

— Кабы была, — ухмыльнулся губастый толстый шофер, которого все почему-то называли Тыквой.

— Нам срочно надо, — растерянно сказал Алексей, словно от этих шоферов зависело, пропустить их вперед или обождать.

— Ну, тогда вам надо разогнаться и перескочить, как в цирке, — ехидно посоветовал Тыква. Наверное, он был бесчувственным, тупым и вредным человеком.

— Ну, хватит лясы точить! — прикрикнул с непререкаемой твердостью Серебров и ткнул рукой в долговязого шофера. — Ты беги в «Сельхозтехнику»! Попутную возьмешь или лучше позвони Ольгину Арсению Васильевичу, скажешь, Серебров трактор просил. Дорогу надо проткнуть срочно, больного везем.

Повернувшись к Алексею, Серебров проговорил таким же непререкаемым тоном, каким приказывал шоферу:

— Ну, вот что, иного выхода нет. Я понесу Танечку, а ты останешься с машиной.

— Я ведь водить не умею, — испугавшись, взмолился Алексей.

— Послушай, шутник, — по-приказному сказал Серебров губастому Тыкве, — выведешь мой «газик».

Острый на язык Тыква не возразил: значит, надо, раз просит этот уверенный, злой инженер Серебров.

Пока они шли к «газику», Алексей передумал, он решил, что лучше не Гарьке, а ему нести Танечку.

Из машины доносились всхлипы, у Веры лицо опухло от слез. Медсестра снова готовила свой безжалостный шприц.

Алексей опередил Сереброва, высвободил из рук Веры Танечку и рванулся вперед, сломав все планы Сереброва. Он пер по обочине мимо машин и шоферов, как бульдозер. Хорошо, что мороз опять положил наст. Сбоку, запаленно дыша, спешила Вера. Алексей считал, что теперь все зависит от него.

— Я сама, дайте я сама, — повторяла Вера, но Алексей девочку не отдавал. Он почему-то считал, что быстрее его никто ее не донесет, и, бережно прижимая к себе тельце ребенка, почти бежал. Серебров вдруг испугался, что самое страшное произойдет сейчас. Сейчас умрет Танечка. Он должен был отдать все свои силы, чтоб спасти ее, он, а не кто-нибудь другой.

— Дай, — крикнул он, но Алексей не отдал девочку.

— Дай, — повторил требовательно Серебров.

— Машину лови, — с сиплой одышливостью крикнул Алексей. Бежали уже вдоль тракта. Серебров понял, что Алексей прав. Он послушался его и помчался вперед.

Машин, как назло, не было. Навстречу им по обочине из райцентра ехал на лошади мужик. Он стоял на коленях в розвальнях и весело погонял буланку. Серебров замахал руками, пытаясь остановить подводу, но мужик объехал его и погнал лошадь дальше. Серебров рассвирепел. Догнав подводу, он прыгнул в нее, оттолкнул мужика и, забрав у него вожжи, круто повернул лошадь. Мужик вывалился из саней, видать, не очень твердо держался в них.

Посадив в сани Веру с Танечкой и медичку, Серебров погнал лошадь.