Свадебный переполох

Ружникова Ольга

— Я знаю, герцог хотел меня убить, — принцесса горько вздохнула, прежде чем отхлебнуть не менее горькое пойло. — Честь семьи и всё такое. Сам же меня отдал и…

— Его уже нет в живых, — мягко напомнила Ирия.

— Нет. А я всё пытаюсь оправдаться… если не перед ним, то перед вами. Он ведь с вами говорил… Наверняка — говорил.

— О таких вещах говорят с мужчинами, а не с племянницами.

— Не с такими племянницами, как я. С Карлоттой Гарвиак он порой беседовал, я знаю…

Откуда? Хотя… с каких это пор Ральф Тенмар скрывал свои привычки? Тут и шпионы не нужны.

—

Но мне никогда не стать ни такой, как она, ни такой, как вы! — горько рассмеялась Алиса. И залпом осушила бокал.

Ничего себе — Ормхеймская Лилия…

— Зачем принцессе быть похожей на баронессу? — в свою очередь усмехнулась Ирия.

— Ирэн, с какого возраста вы помните людей?

Это еще зачем?

— Лет с трех или с четырех, наверное, — пожала плечами Ирия.

— Тогда вы должны помнить меня, — вдруг улыбнулась Алиса.

— Вас? Откуда?

— Когда вам было года три — ваш отец привозил вас в имение к вашему дяде. Туда же мой отец привез меня… Вы были очаровательным ребенком! Я потребовала у отца такую же куклу. О, я тогда была очень избалованной, — грустно улыбнулась принцесса. — Но он мне сказал, что играть с вами можно только там. Я, помню, всё время расчесывала и заплетала ваши волосы и представляла, что я — ваша мать. Вы действительно казались мне красивее всех моих кукол. Я еще ни у кого не видела таких ярко-зеленых глаз…

Час от часу не легче! И чего барону Вегрэ в имении не сиделось? Сидел же потом — и ничего. Хорошо еще, что Ирэн было всего три года — дети забывчивы. А если бы — тринадцать?

И еще что-то больно кольнуло… как тогда.

Лиар, трясущийся Леон, змея в голубом, ратная доска, кардинальский триумф…

Что Ирия упустила на сей раз?! Слова же лишнего не сказала. Или так только кажется?

Не то, не там. Где же?!..

— Вы осуждаете меня?

— За что, принцесса?

За то, что сейчас вызовешь стражу и отдашь ей «родственницу»? Так не успеешь.

— Прошу вас, зовите меня Алисой, хорошо? Я лишь случайно стала принцессой… Разве мы не кузины?

— Хорошо, Алиса. Но за что я должна осуждать вас?

— Мне не грозила смерть… тогда. Других заложников держали в Ауэнте, помните?

…Ужин смертников и бутылка безупречного вина. Несокрушимые стены — из них можно выйти только на смерть.

И не заснешь ни на миг — потому что это твоя жизнь сейчас истекает песком сквозь пальцы. И ты боишься, что разбудят тебя шаги за дверью. Или скрип ключа в замке. Последний в твоей жизни…

Записка под румяной коркой пышущего свежестью хлеба. Тоже последнего. «Не смей уронить честь семьи на эшафоте. Иден и Леон тоже будут там. Не смей заорать, когда их увидишь. Карлотта Таррент»…

И никто никогда и никому не расскажет, о чём думал в ночь перед казнью. После первого в жизни смертного приговора.

Как можно забыть то, что кровью намертво запеклось в памяти? Иден не было и двенадцати, а ей предстояло умереть на эшафоте. Там было столько детей-заложников…

—

Окна моего особняка выходят на площадь, вы видели?

Да. Спасибо, что напомнила.

Алиса содрогнулась. Искренне или нет? Ирии самой слишком не по себе, чтобы такое различать. И вот-вот начнет колотить дрожь. В таких случаях помогает бутылка крепкого вина… но бывшая графиня Таррент, кажется, разучилась пьянеть вовсе. Равно как и согреваться.

Вино не греет. Как и весна. Она пришла лишь для других. Для тех, кто не был в Ауэнте, в монастыре, в Альварене…

Холодно!

— Я стояла там и смотрела. После первой брачной ночи с Эриком. А он стоял за моей спиной, положив мне руки на плечи, и не давал уйти. И мой собственный дядя отдал меня ему!.. — принцесса всхлипнула.

Карлотта отдала Эйду Ревинтерам. А Леон — обеих сестер. Одну — топору палача, вторую — заживо гнить в монастыре. Ничего не поделаешь, Алиса, мы живем в реальном мире. И если постоянно думать о потерях — свихнешься!

Светлая макушка ткнулась Ирии в плечо. Слезы — настоящие, и лука вроде рядом нет. А волосы под рукой — мягкие, как у Эйды…

Подавив в горле собственный комок, Ирия неловко провела рукой по волосам принцессы. С Эйдой когда-то получалось привычно… где ты, сестренка? А жалеть Алису — как целоваться с Аланом. Чужая она. Совсем.

Или не в людях дело? Просто у самой Ирии в груди — давно уже камень. Черствый и бесчувственный.

Принцесса, как по сигналу, разрыдалась громче.

Лиар, девичья комната, вечный холод от стен (его не было в детстве — откуда же взялся потом?), темнота, плачущая Эйда…

Если б всё повторилось — Ирия никогда и ни за что не посмела бы злиться на сестру.

— Ну что ты… маленькая…

Кто «маленький» — принцесса Алиса?!

— Не плачь… Всё пройдет. Всё будет хорошо…

3

Вино. Опять. Кислое. Новая бутылка. Наливай уже, что ли?

— И тогда я увидела вас… — голос Алисы вновь звучит почти спокойно.

Ирэн Вегрэ там не было! Или была? Почему промолчала? А обязана была рассказать всю биографию — в подробностях?

— К воротам Ауэнта подъехал князь Всеслав Словеонский. Он хотел вас всех освободить… я тогда еще об этом не знала, вы — тем более. Простите, Ирэн, что напоминаю, но иначе вы меня не поймете. А я должна объяснить… — принцесса вдруг заговорила быстро, запинаясь, вздрагивая на каждой фразе. — И тогда вы… вы вытолкнули вперед нескольких детей. Троих, кажется…

Троих. Одной из них была Иден.

— … бросились вперед — к его коню, и крикнули: «Помилуйте хотя бы их!»

…Мощеный брусчаткой двор — щедро залитый последним в их жизни солнцем. Сказочно красивый белокурый всадник на белоснежном коне.

— Я приказываю их отпустить! — он развернул коня, собираясь уехать прочь.

— Они схватят нас снова — уже за воротами!..

— Какая упрямая! — рассмеялся князь. — Держите.