Свадебный переполох

Ружникова Ольга

— Только как бы нас эта, как ты выразился, «шваль» не выставила из герцогского особняка.

— Так мы в гостиницу вместе с вами поедем! Вам там тоже слуги понадобятся, — затараторил лакей. — Я даже готов без жалованья… кормите только.

— Без жалованья только шпионы служат, — фыркнула Ирия. И, заметив его расстроенное лицо, уже мягче добавила:

— Но это, естественно, не про тебя, Пьер. Оставайтесь, если хотите. И… спасибо.

— Это вам — благодарствуем, госпожа баронесса! — слуга поклонился, что для него уж совсем непривычно. — Я Мари пойду скажу.

—

И готовьтесь служить без жалованья… Шутка, — грустно улыбнулась Ирия.

— Так я же согласный. И Мари…

Что же он такого натворил в Тенмаре, что герцог отправил парня в Лютену, а теперь ему назад и возврата нет?

Интересно, а если Ирии и в самом деле придется спешно уносить ноги? Слуг тоже придется брать в бега? Похоже — да…

2

Придворные поэты прозвали Алису «Ормхеймской Лилией». И, видимо, в знак этого принцесса предпочитает светлые цвета в одежде, пастельную отделку покоев и вдобавок — белое вино. В прошлый «разговор по душам» — слишком сладкое, сегодня — кислое до горечи. Или это — из-за застывших комом в горле слез, которым никак нельзя пролиться весь бесконечный день и вечер? И сейчас — тоже.

Алиса опять отослала дам и слуг. Опять осталась с «Ирэн» наедине. Всё как в тот, первый, вечер. Только тогда принцесса щебетала на безобидные темы и задавала столь же безобидные вопросы. Не считая упоминания о… щекотливых слухах.

А сегодня — молчит. С того самого мига, как изъявила желание «остаться вдвоем с дорогой кузиной — разделить общее горе». И выслала всех прочих.

И теперь они вдвоем пьют кислое вино и молча смотрят друг на друга. Принцесса и фрейлина.

Чего же хочет от фрейлины принцесса? Отправить назад, в Тенмар? Разоблачить? Последняя мысль проскользнула почти равнодушно. Когда слишком давно живешь под нависшим мечом — устаешь бояться.

Убить себя Ирия так или иначе успеет. Не Алиса же помешает.

Себя… да и принцессу сначала — тоже. Жаль лишь, что прочие враги тогда не умрут. Ничего, Анри жив, а враги у них — общие.

Леон — мерзавец и слизняк, а у Анри уже нет сестер. Как несправедливо! На такого брата молилась бы любая сестра…

— За него! — Алиса сама долила в бокалы и подняла свой.

Прозрачно-бледная, как всё здесь, жидкость невкусно колыхнулась. Ирия послушно звякнула стеклом о стекло.

— Герцог предпочел бы красное…

А вот это она умудрилась произнести вслух!

— Я не пью красного, — грустно улыбнулась Алиса. И вмиг показалась еще моложе. Долго репетировала, чтобы производить такое впечатление? — И именно потому, что его любил мой дядя. Для вас ведь не секрет, кузина, что он не питал ко мне особой любви… как и я к нему. И всё же за таких, как он, стоит пить. И их стоит помнить.

Фрейлина едва не вздрогнула. Алиса сказала почти то же, что совсем недавно думала она сама. Да, Ормхеймская Лилия не уступит Полине. Вот только Ирия — не Леон.

— Пока он был жив — я боялась его, — продолжала принцесса. — Каждый день, каждый миг. И не стану лгать, что никогда не желала ему смерти…

Уж не ты ли ее и ускорила?

Вместе с муженьком — самозваным принцем?

Всё равно не понять — хоть сколько вглядывайся в глаза. Полину Ирия видела насквозь. А вот Алису пока не поймала на лжи ни разу.

Наливает по новой. Отравит? Ну и отравит…

Ирия залпом выпила очередную порцию золотистой кислятины. Герцог Тенмар подмешивал «племяннице» противоядие. Поможет или нет?

— Я ни в чём перед ним не виновата, — принцесса с грустным видом отхлебнула из бокала. — Он сам отдал меня в заложницы…

Ирия тоже не была виноватой. Но сложись судьба иначе — могла стать убийцей сестры, отца, брата. Возможности были.

Ты — тоже жертва, Алиса. Была ею. Но это еще не значит, что при удобном случае не всадишь зубы. В чье-нибудь случайно открывшееся горло. Пусть даже — чтобы упредить чужой удар.

— Мой отец женился поздно. Он был болен с детства… тяжело. Все думали, папа посвятит себя церкви… а он не хотел. Почти в сорок он встретил мою мать. Они были женаты три года, а потом родилась я. И стоила маме жизни, — принцесса опустила глаза.

Наверное, скрывает слезы. Настоящие или фальшивые.

Ирия не смогла бы плакать над случившимся пятнадцать или двадцать лет назад. Тут уже любое горе подернется дымкой времени.

Впрочем, возможно, это просто у нее — черствое и холодное сердце. С некоторых пор. А если послушать Леона — так и всегда было.

Ну и черствое… Наверное, следует обвинять себя в бесчувственности, но она слишком устала за этот бесконечный день. За бесконечные проклятые два с лишним года!

Да и нет ничего романтичного в любви немолодого и, скорее всего, изуродованного человека (что скрывает туманное «тяжело болен с детства»?) к юной девушке. Если там вообще была любовь… Девицу запросто могли и не спросить. Еще бы — граф сватается. А потом — смерть от родов. Бедняжка.

— Папа меня очень любил. Он погиб на том восстании… — две слезинки скатились по щекам, дрогнули уголки тонких губ.

В горле Ирии ожил комок. Заворочался, пытаясь вырваться наружу лавиной не остановимых уже рыданий. Еще миг и…

Обругав себя в лучших выражениях грубе йших солдат лиарского гарнизона, девушка ощутила приступ ярости. Уже лучше. Хоть не слезы!

Оказаться бы сейчас дома — в особняке. Врезать кулаком в стену, выпить нормального неразбавленного вина. Сбросить с лица вежливо-грустную маску сдержанного горя.

Ну сколько уже можно выслушивать всё это? В день вести о смерти Ральфа Тенмара! И сколько можно говорить о мертвых отцах — когда с гибели твоего едва минуло полгода?

И уже ничего не изменишь и не исправишь. Папа — в могиле. Сестренка — неизвестно где! Катрин — в одиночестве в Тенмаре. Среди стаи гиен.

Кого ты вообще спасла, кому толком помогла, а, Ирия? Ирэн — у которой ты украла имя и титул? Да даже ей — с помощью Джека. Всё сделал он, не ты.

Алиса, не спрашивая, наливает еще. Хочет споить и что-то выведать? Ну пусть попробует. Даже Ральфу Тенмару не удавалось.