Свадебный рэп
Шрифт:
– Как называется эта вещь? – спросил он Валентина.
– «Я выхожу замуж в следующий понедельник», – терпеливо пояснил Валентин.
Леня в это время попытался передвинуть стол, за которым они пили, на середину комнаты.
– Не трогай его! – крикнул Валентин, и Леня испуганно замер, держась за стол, как будто тот собирался улететь. – У него три ноги, он поэтому и стоит в углу.
Леня заглянул под стол и убедился, что Валентин не солгал: четвертый угол стола опирался на стопку книг, составлявших идеологический, теоретический и духовный фундамент
Из-за двери опять появилась девушка. Вид ее был ужасен: растрепанные волосы не могли скрыть набухающий синяк под глазом, правый рукав платья был почти оторван и едва держался на трех нитках. Она с трудом сдерживала рыдания.
– Раиса, – с холодной вежливостью произнес Валентин, – разве ты не видишь, у меня гости. Тебе, по-моему, уже пора домой.
– Она трусы спрятала, сука-а-а, – заревела в голос Раиса.
– Может, нам уйти? – спросил Леня, разливая меж тем водку.
– Ольга, – чуть повысил голос Валентин, – отдай ей трусы. Это уже пошло, – заметил он, апеллируя к гостям. Те в знак согласия кивнули.
– Где она их оставила, пусть там и возьмет. Не хватало, чтобы я ей еще и трусы помогала надевать. Хватит с меня других забот. Ишь приспособилась: только я на работу, а она тут как тут. Паску-уда! – бросилась Ольга на Раю, но та успела спрятаться за Валентина, который стоял, как статуя Командора, с рюмкой в руке.
Он загородил рукой рюмку и примирительно сказал:
– Оля, сейчас не время выяснять ваши отношения. У тебя, конечно, могут быть претензии к Раисе, но постарайся быть выше этого. Ну что тебе, действительно трудно, что ли, отдать ей трусы?
– А вот это она видела?! – крикнула Ольга с побелевшим от ярости лицом и показала такой неприличный жест, что Леня от смущения тут же наполнил рюмки и женщинам.
– Извини, – тихо сказал Саша Валентину, – а можно поставить ту песню?
– Какую?
– Ну, ту, которую сначала слушали?
– «Я выхожу замуж в следующий понедельник»?
– Во, точно, эту, – обрадовался Саша, услышав знакомое название.
– Чего ты к ней привязался? – искренне удивился Валентин. – У меня таких вещей знаешь сколько?
С этими словами он открыт буфет; тот вместо посуды был под завязку набит виниловыми пластинками.
– Полторы тысячи без малого, – гордо сказал Валентин. – Хочешь «Лед Зегшелин», «Кровь, пот и слезы», «Роллинг Стоунз», «Доре», Далида, Джонни Холидей, Элвис? Здесь все, что душа пожелает.
– Вот ту, что сначала слушали, как ее?
– «Я выхожу замуж в следующий понедельник»! – теряя терпение, процедил хозяин. – Он что, действительно мудак или притворяется?
– У него был сегодня тяжелый день, – извинился Леня. – День принятия решения.
– Пойдем домой. Завтра рано вставать, – сказал Саша Лене шепотом.
– Куда я пойду? Ты слышал, Рая сказала, что на ней нет трусов, – горячим шепотом ответил Леня.
– Может, врет? – с надеждой спросил Саша.
– Девушки
Начались танцы.
Саша увлеченно копался в пластиках: все они были в идеальном состоянии, в двойных полиэтиленовых пакетах. Некоторые пластинки, перед тем как поставить их на диск, Валентин покрывал специальным составом, чтобы снять пыль. Саша попробовал встать с пола, но оказалось, что без посторонней помощи сделать это трудно: пол за вечер очень сильно раскачался, и Саша с него все время соскальзывал.
Валентин довел пьяного Сашу до туалета и, прислонив его к двери, ушел обратно к столу.
Дверь в туалет оказалась закрытой изнутри.
Саша постучал.
– Кто там? – спросил Леня из-за двери.
– Это я, твой лучший друг Саша, – ответил Саша.
– Чего надо? – спросил Леня.
Саша попытался жестом объяснить двери, что емунадо.
– Не понял, – сказал Леня из-за двери.
– Писать хочу. Пусти.
– Извини, друг, я с дамой.
– Писаете? – изумился Саша.
В туалете, оклеенном обложками и разворотами журналов «Пентхаус» и «Плейбой» вперемежку с винными этикетками, Леня темпераментно трахался с Раисой, Саша же своими вопросами мешал, отвлекая от дела.
– Лень, вы скоро там? – спросил Саша из-за двери.
– Ну, затрахал совсем, – сказал Леня девушке, ища сочувствия. – Писать, писать. Маньяк какой-то.
Девушка что-то неразборчиво простонала и нечаянно зацепила проржавевший проволочный спуск унитаза. Тот заурчал, спуская воду.
Потом Саша увидел себя в магазине. Там стояла длинная очередь за пластинками. Из очереди его окликнули. Это был Игорь. «Очередь всех уравнивает, – подумал Саша. – Вот Игорь, например, замминистра, большой человек. А убили его – и стоит в очереди как миленький».
Игорь улыбался Саше и приглашал встать перед собой.
– Ты какую пластинку хочешь купить? – спросил его Игорь.
«А что это за очередь такая?» – запоздало испугался Саша. Он очутился в подсобке магазина, где мужчина в черном костюме сортировал пластинки, нюхал их и с отвращением бросал в помойное ведро. «Надо будет потом когда-нибудь заглянуть в это ведро, – подумал Саша, – может, по ошибке что-нибудь хорошее выкинул».
Здравствуй, Хопкинс, Новый год...
«Вставай, страна огромная!»... Сашу оглушили могучие аккорды песни Лебедева-Кумача. Он открыл глаза и, с трудом сосредоточившись, сообразил, что это всего лишь мелодичный перезвон его мобильника. Саша отыскал телефон в ворохе одежды и нажал кнопку ответа.
– Сынок, – послышался в трубке встревоженный голос матери, – у тебя все в порядке? Мы с отцом беспокоимся, ты вчера ни разу не звонил.
– Дела, мам, – ответил Саша непослушным металлическим голосом.
– Ты не болеешь? Мне тут сон такой плохой снился. Помнишь, как ты отравился во время приема в пионеры и тебя тошнило на Красной площади?