Свами Вивекананда: вибрации высокой частоты. Рамана Махарши: через три смерти (сборник)
Шрифт:
Рамакришна когда-то называл Вивекананду «мечом, выхваченным из ножен», и он воистину рассекал преграды, почти не притупляясь со временем. Как ни смешно, но иногда за передвижениями Вивекананды с группой западных учеников следила даже полиция, особенно настороженно относившаяся к его связи с Сестрой Ниведитой, которая в шутку называла государство «обезумевшим».
Не все гладко проходило у Вивекананды и с учениками, а зачастую между ними развивался «конфликт личностей», ибо он старался постепенно «индуинизировать» их мировоззрение. Особенно тяжело было привыкнуть им к действиям без всякого плана, которые казались западному разуму хаотичными и бесцельными. Но мало-помалу, живя в отблесках его неустанного горения высшими идеалами, они поняли, что видимая беспорядочность исходит из
Вероятно, ученики привыкали спорить с Вивеканандой еще и потому, что он вовсе не держался как гуру – надменно и недоступно, а часто превращался в весельчака, щедро сыпавшего шутками. Такое поведение шокировало многих еще на Западе, и некий священник даже осмелился упрекнуть его: «Свами, вы же религиозный проповедник! Вам не подобает вести себя, подобно простолюдину! Это повредит вашей миссии!» Но Вивекананда ничуть не смутился: «Все мы – дети Блаженства и Света! Так с какой стати надевать похоронные одежды?»
В окружении западных учеников Вивекананда не был недоступен для индийцев, и встречи с ним в Гималаях преображали судьбы искателей истины. Так, профессор математики в Лахоре принял санньясу под именем Свами Тиртха Рам, начал проповедовать веданту в Индии и Америке, обрел множество последователей и стал широко известен в мире, – и все это произошло под влиянием идей и личности Вивекананды. Присоединившись ненадолго к группе, будущий Тиртха Рам внимал учителю, а перед расставанием преподнес ему золотые часы. Вивекананда принял их с благодарностью, но сразу же положил обратно в карман Тиртхи Рама, пояснив: «Славный подарок, друг мой! Я буду носить их здесь – в твоем кармане…»
В другой раз Вивекананда встретил мусульманина, который по духу был подлинным адвайта-ведантистом, ибо видел мир в свете недвойственности. Тот был настолько потрясен личностью учителя, что от всего сердца воскликнул: «Свами, когда тебя начнут почитать как Аватара – воплощение Господа, не забывай, что именно я, Мохаммедан, был первым!» Горячая преданность выражалась в том, что он стал представляться учеником под именем Мохаммедананда, где «ананда» – обычное прибавление «блаженный» к имени санньясина в индуизме, а сам учитель писал: «Истина адвайты – последнее слово вероисповедания, позволяющее взирать на все религии с любовью. Для нашей родины единение двух великих систем – индуизма и ислама, сращивание головы веданты с телом мусульманства, – единственная надежда…»
Всплывали из забвения и старые имена, ибо многие, с кем Вивекананда был близок в юности, искали встречи с ним в период его громкой славы, и он вспоминал и принимал даже тех, с кем виделся лишь мельком много лет назад. Однажды, когда Вивекананда находился в Алморе, его разыскал там Ашвиникумар Датта – патриот Бенгалии, почитавшийся народом как святой. Постучав в двери, он громко позвал: «Здесь ли Нарен?» Молодой монах ответил, как положено «по уставу» отречения от мира: «Нет, сэр, Нарена здесь нет. Тот человек давным-давно умер, а есть только Свами Вивекананда!» Переговоры достигли слуха самого «покойника», и он сразу поспешил пригласить гостя в дом, который напомнил ему сцену пятнадцатилетней давности, когда Рамакришна просил Ашвиникумара побеседовать с «дорогим его сердцу Нареном», но тот куда-то очень спешил. «Нехорошо пренебрегать просьбой учителя», – заключил посетитель, не слишком рассчитывая быть узнанным, но к его изумлению Вивекананда принялся извиняться, с точностью восстановив в памяти события того дня…
Однако старые знакомые не только приходили повидаться, но и уходили насовсем – из жизни, ибо многие состарились или и вовсе «переболели»
Стремление к уединению с Матерью
Всякий раз в горах, чувствуя желание уединиться, Вивекананда оставлял учеников, избирая собственный путь, а когда он снова присоединялся к группе, то излучал духовное сияние – отблеск от контакта с Источником бытия-сознания-блаженства. Возвращаясь к беседам с западными учениками после таких отлучек, он восклицал: «Даже думать о теле – грех!» или «Проявлять силу – преступление!»
Казалось, он всегда странствовал вместе с потоком всевышней воли, которая несла его по самой стремнине, иногда захлестывая волной, и тогда он погружался в молчание. Любое мгновение могло стать для него последним, и ученики остро ощущали близость конца его земной жизни. Когда Вивекананда возгорелся желанием присоединиться к процессии тысяч преданных, совершавших ежегодное паломничество в святую пещеру Амарнатха в Западных Гималаях, они беспрекословно последовали за ним, хотя тяготы путешествия требовали воистину монашеского самоотречения.
Пещера была достаточно просторной, чтобы вмещать каменную глыбу с водруженным на ней ледяным Шива-лингамом. С телом, покрытым пеплом, и ликом, озаренным преданностью Шиве, вступил Вивекананда в пещеру и простерся перед Господом. Никогда еще при посещении святого места не испытывал он такого духовного восторга! Перед ним стоял сам бог Шива, даруя великую милость не разлучать его с телом до тех пор, пока он не завершит миссию и не выберет верный час для ухода. Но в тот самый момент тело Вивекананды было почти безжизненным, как от потрясения видением, так и от ледяного разреженного горного воздуха, и ученики вздохнули с облегчением, завидев его силуэт в проеме пещеры.
После паломничества в пещеру Амарнатха преданность Вивекананды обратилась к божественной Матери. Мощь, переполнявшая его от долгих медитаций на Великом Господе, сменилась детской тоской по матери. Постепенно погружение в себя нарастало, и Вивекананду постигло сущее безумие: он лишился сна и покоя, слыша отдаленный внутренний зов, порой ему казалось, что к нему взывает чей-то голос. Наконец Вивекананда сел в лодку и отплыл в уединенное место, взяв с собой преданного ему доктора, который никогда не вмешивался в духовный опыт. Охваченный любовью к Матери, Вивекананда предчувствовал, что пелена тонка и скоро спадет с духовного взора. И действительно, однажды вечером Мать явилась ему, когда он был сосредоточен на тьме и боли, сущих в мире, пытаясь проложить мысленный путь к скрытому за ними Единству. Все было тихо вокруг, но внутри него мир рухнул, открыв вступившую в дом Мать. Потрясенный видением «дикой радости божественного танца», Вивекананда торопливо записал в нахлынувшем восторге поэму «Мать Кали» и упал на пол, теряя внешнее сознание в состоянии Брахма-самадхи. Человек, завладевший душами тысяч людей на Западе и ставший средоточием помыслов всей Индии, беспомощно лежал в ветхом домике на склоне величественных Гималаев, подобно мертвому, но переполненный блаженством.
Когда обычное сознание вернулось к нему, Вивекананда поспешил к ученикам, но чувство близости к Матери не покидало его ни на мгновение.
Казалось, что он обезумел в почитании Кали – богини «всепожирающего времени», восклицая: «Стремитесь распознать Мать во всем зле, скорби и уничтожении, царящих вокруг. Только путем почитания Ужаса можно превзойти ужасы жизни и вступить в сферу бессмертия! Медитируйте на смерти! Пусть ваше сердце станет площадкой для кремации, на которой гордость и алчность обратятся в пепел! Тогда и только тогда Мать придет…»