Свастика и орел. Гитлер, Рузвельт и причины Второй мировой войны. 1933-1941

Комптон Джеймс

Когда Дикхофа попросили прокомментировать заявление Кеннеди о том, что Рузвельт на самом деле не испытывает никакой враждебности к немцам, а просто неправильно информирован, Дикхоф сразу же заявил, что все это не соответствует действительности. Кеннеди был политиком, и его заявления о том, что он лучше знает Рузвельта, были самым обыкновенным политическим ходом. Дикхоф настаивал, что в основе антинемецкой политики Рузвельта лежит его собственная неприязнь к нацистам, а вовсе не дезинформация.

Тем не менее Рузвельта можно назвать умеренным политиком по сравнению с некоторыми другими общественными деятелями Америки, такими как секретарь казначейства Генри Моргентау и секретарь министерства внутренних дел Гарольд Икес. Антинемецкий настрой Икеса отмечал еще в 1934 году Лютер («глубокая неприязнь, самая настоящая ненависть

к нам»). В тот год страстные речи Икеса стали причиной нескончаемых нот протеста, которыми немецкий посол засыпал Госдепартамент. Сообщалось, что Гитлера «ужасно раздражали» речи Икеса, а в начале 1939 года он даже упомянул его имя в своем выступлении.

Хотя Томсен и сообщал в сентябре 1938 года, что Рузвельт не делает поспешных шагов и старается выиграть время, курс президента США вызывал такое сильное беспокойство на Вильгельмштрассе, что в ноябре Верман из политического отдела посчитал необходимым составить меморандум на тему «Политические последствия возможного разрыва немецко-американских дипломатических отношений». Это стало бы, писал он, логическим следствием политики Рузвельта. Президент готовит США к войне, и его политика получила всеобщее одобрение народа. Вся страна почти единодушно поддерживает Рузвельта, утверждал Верман, хотя в 1938 году это было еще преувеличением. В 1939 году антинемецкие настроения президента еще больше усилились («патологическая ненависть»). В марте Томсен предупреждал, что целью Рузвельта является уничтожение нацистской Германии и нового порядка в Европе.

Доктрина президента «о мерах по предотвращению войны», по мнению Томсена, была простым камуфляжем, призванным замаскировать развязывание экономической войны, перевооружение армии и проникновение в Латинскую Америку. Рузвельт, конечно, был реалистом и хорошо понимал, какие серьезные проблемы возникнут в случае начала войны. Но он пришел к убеждению, что победа Германии приведет к «позору и унижению Америки», поэтому стремился не к сохранению мира, а к схватке между тоталитаризмом и демократией. В этой схватке европейские демократические страны, по его мнению, должны были стать первой линией американской обороны. Основой новой мировой роли США стало увеличение добычи полезных ископаемых и расширение производства, проведение военных маневров, возобновление усилий, направленных на отмену законов о нейтралитете, и разработка плана экономической, а не военной поддержки союзников. Все эти меры активно пропагандировались в США. Генеральный консул в Сан-Франциско Видеман подтвердил этот аспект внешней политики Рузвельта, сообщив в Берлин высказывание влиятельного журналиста Карла фон Виганда: «Рузвельт – самый опасный враг Гитлера. Он борется за победу демократии с таким же фанатичным идеализмом, с каким фюрер борется за победу национал-социализма. Британия и Франция больше уже не тащат за собой Америку. Теперь Америка толкает их в бой».

Новое представление Рузвельта о роли Америки в мире отразилось в обращениях президента США к диктаторам Европы, которые он сделал до войны. Томсен телеграфировал, что апрельское послание 1939 года, в котором Рузвельт предлагал Германии дать обещание не нападать на определенные страны, получило огромную популярность среди всех слоев американского общества. Это был, по мнению Томсена, еще один шаг на пути к «ослаблению и изоляции тоталитарных государств», цели, которую поставил перед собой Рузвельт. Обращение должно было также заставить Гитлера и Муссолини раскрыть свои карты, после чего он сделался бы в глазах своего народа и народов всех стран борцом за мир. Дикхоф в Берлине высказал свою точку зрения по этому вопросу. Он предупредил Вайцзеккера, что Рузвельт может последовать примеру Вильсона, то есть сначала отказаться от своих прав, а потом ввести в ту или иную страну экспедиционный корпус.

Резкий, полный презрения ответ Гитлера на обращение американского президента вызвал, как сообщали американские газеты, «пессимистическую реакцию и только усилил ненависть к немцам». В народе росло убеждение, что войны избежать не удастся. Последние обращения Рузвельта в августе 1939 года, направленные на спасение мира, в самих США были признаны поверхностными, а Томсен назвал их отчаянными попытками изолировать Германию. В немецких газетах употреблялись еще более крепкие выражения [43] .

43

Муссолини, любивший насмехаться над физическим

недостатком Рузвельта, заявил, что эти обращения являются «результатом его полиомиелита».

Так сложилось впечатление об американском президенте как о решительном и упорном политике с глубокими демократическими и антинацистскими убеждениями, ставшем лидером антитоталитарного фронта. Искусный политик, он был ограничен в своих действиях политической реальностью, но инициатива в американской внешней политике, без сомнения, принадлежала ему. Внешняя политика, как выразился Томсен, была «тесно связана с личностью Рузвельта».

Разумеется, немецкие дипломаты изучали не только действия Рузвельта и его коллег, но и тенденции внешней политики США в целом. Очень важной была проблема нейтралитета. Следует отметить, что в депешах немецких послов никогда не содержалось излишне оптимистичной информации об американском нейтралитете или иллюзий о том, что к его сохранению стремится весь народ, или о том, что Америка будет придерживаться политики изоляционизма при любых обстоятельствах. Скорее всего, дипломаты даже недооценивали стремление американцев сохранять нейтралитет. В любом случае депеши посольства никак не подтверждали сложившееся в Германии убеждение о том, что американский изоляционизм является непреодолимым барьером для вступления Америки в европейскую войну. Эту идею навязывала народу Германии нацистская пресса.

Согласно анализу посольства в Вашингтоне, изоляционистские настроения были окрашены воспоминаниями о прошедшей войне. Этим чувствам не давало угаснуть расследование сенатора Найя о роли промышленности того времени и некоторые ревизионистские книги, рассказывавшие о подлинных причинах вступления Америки в войну в 1917 году. Но хотя все это и усиливало стремление американцев сохранять нейтралитет, Лютер утверждал, что оно также усиливало убеждение людей в неизбежности новой войны в Европе, а также понимание того, что Америке в конце концов придется в нее вмешаться. Более того, хотя участие США в новой войне расценивалось как совершен-но невозможное, Лютер предупреждал, что это мнение при определенных обстоятельствах «может измениться за одну ночь», особенно если в дело вмешается Япония.

Дикхоф в декабре 1937 года предложил провести большую дискуссию об изоляционистских настроениях в Америке. Он начал с заявления о том, что в настоящее время взгляды сторонников нейтралитета разделяет большинство населения Соединенных Штатов и что это играет на руку Германии. Однако он предупредил, что не стоит путать изоляционизм с дружескими чувствами по отношению к Германии. Он отмечал, что многие изоляционисты относятся к этой стране очень плохо. «Мы не должны, – говорил он, – обманываться на этот счет». И если изоляционистов что-то разозлит, они могут обратить свой гнев против Германии. Он очень четко выразил свою основную мысль: «Мы не должны рассчитывать на то, что Америка будет вечно сохранять нейтралитет».

Европейский кризис 1938 года нанес серьезный удар по изоляционистским настроениям американцев – они начали понимать, что сохранение нейтралитета играет на руку агрессору. После аншлюса Австрии Дикхоф предупреждал: «Будет найден предлог для вмешательства Америки». Томсен посчитал необходимым сообщить, что ряды изоляционистов по всей Америке быстро редеют, за исключением Среднего Запада, где вмешательство в чужие дела до сих пор считается недопустимым [44] .

Более того, продолжал он, пропаганда духовной мобилизации, умело направляемая правительством, оказывает свое влияние на умы людей. Опасаясь нарушения равновесия сил в мире и возможного сокращения мировой торговли, Томсен заявлял, что американцы никогда добровольно не уступят власть тоталитарным державам. Что касается возможного активного вмешательства Америки в войну, поверенный в делах высказал предположение, что это будет зависеть от того, станут ли тоталитарные державы терпеть поражение или побеждать. Американцы были против вступления в войну из-за страха перед СССР, высоких налогов и, наконец, из опасения, что влияние армии возрастет. Однако в августе 1938 года Дикхоф предупреждал, что если Германия введет свои войска в Чехословакию, Соединенные Штаты выступят на стороне союзников. «Я считаю своим долгом особо подчеркнуть это», – писал он.

44

Немецкая пресса часто заявляла: «Настоящие американцы живут только на Среднем Западе».