Свастика над Волгой. Люфтваффе против сталинской ПВО
Шрифт:
После этого наступила длинная пауза. «Люстры» опустились на землю и погасли, небо теперь освещали только лучи прожекторов и зарево пожара. В командном бункере штаба корпусного района ПВО на Почтовом съезде царило напряжение. В присутствии высокого начальства все командиры старались изображать профессионализм и со знанием дела отдавали очередные приказы и указания. Громадин лично изучал обстановку. Из Автозаводского района поступали донесения, что после первого удара новых бомбежек, как это бывало раньше, не последовало. Но Осипов приказал сохранять бдительность, возможно, немцы специально сделали паузу, тем более от постов ВНОС снова поступило сообщение о гуле авиационных моторов.
Время было уже 00.23, как вдруг послышался гулкий
Вскоре на место бомбежки прибыли пять пожарных машин и взвод МПВО района. Бойцы, не имевшие до этого никакого боевого опыта, впервые увидели здесь кошмар войны: куски человеческих тел, раненых, закрывающих руками окровавленные лица, обломки зданий и битое стекло. К 01.30 пожары удалось ликвидировать, и начался разбор завалов. При обходе территории около дома, выходящего фасадом на трамвайный поворот, бойцами было обнаружено небольшое отверстие прямо под стеной. Посветив в него фонариком, они увидели зловещие очертания стабилизатора неразорвавшейся бомбы. Для обезвреживания пришлось вызывать солдат вездесущего 22-го инженерного батальона НКВД.
Тем временем Осипов с Громадиным никак не решались отдать приказ об отбое «ВТ», тем более они знали, что где-то недалеко отсюда находится сам товарищ Берия, и, не дай Бог, немцы нанесут после отбоя третий удар. В итоге сигнал был подан только в 02.20, когда на востоке небо уже светлело. Обезвреживание несработавшей SC250 было закончено уже утром, в 04.20, когда со стороны Кремля всходило жаркое летнее солнце.
Тем временем служба МПВО подвела итоги очередного налета. По ее данным, на территорию автозавода были сброшены девять фугасных и семь 250-кг зажигательных бомб. От взрывов и возникших пожаров в литейном цехе серого чугуна был выведен из строя разливочно-формовочный конвейер, участок поршневого кольца и две машины «Холлей», разрушилась кран-балка с подкрановыми путями, обвалились фермы над участком поршневого кольца и формовочным отделением, а также рухнула стена между выбивной и обрубным отделением. Еще две фугасных бомбы взорвались у северо-западного угла инструментально-штамповального корпуса.
В Северном поселке сгорел один барак. На территории военного городка упали три фугаски, причем две из них не сработали. На этот раз серьезно пострадал авиамоторный завод № 466. Прямыми попаданиями фугасных бомб здесь были выведены из строя центральная заводская и химическая лаборатории, частично разрушен цех № 16. В главном корпусе завода взрывы разрушили бытовые помещения, часть кровли и металлоконструкции в цехах №№ 16, 24, 4, За, 36 и 13, а также бытовые помещения между проходными №№ 1 и 2 и столовую.
Фактически в ходе четвертого июньского налета на Горький немецкие самолеты сбросили 39 т фугасных и зажигательных бомб.
Хотя во время налета в небе вокруг Горького находились в общей сложности 32 ночных истребителя, только одному из них посчастливилось обнаружить противника. В 23.20, по местному времени, командир эскадрильи 722-го ИАП ПВО старший лейтенант Борис Табарчук [160] на перехватчике МиГ-3 начал патрулирование на подступах к городу. Наблюдая за
160
Начал службу в 722-м ИАП ПВО в начале 1942 г.
Табарчук потом вспоминал: «Вижу длинное черное тело „Хейнкеля-111“. Снижаюсь. Решил атаковать от земли. Подхожу. Очередь по мне с нижних пулеметов. Заметили. Чуть взмыл и попал в струю, идущую от винтов. Мой „МиГ“ выбросило вверх. Опять к земле, и вновь захожу». При этом, по одной версии, советский пилот решил сразу идти на таран, не открывая огня, по другой – у него заклинило пулеметы из-за перекосов патронов в ленте.
Бомбардировщиком, который атаковал Табарчук, был Не-111Н «5J+KN» из 5-й эскадрильи KG4 «Генерал Вефер». В состав его экипажа входили шесть человек: пилот унтер-офицер Фестнер, штурман лейтенант Хаегер, бортрадист унтер-офицер Шайфер и два бортстрелка обер-ефрейторы Брокманн и Лайб. Находившийся на борту штурман майор Кранц должен был контролировать бомбометание всей группы.
Тем временем самолеты оказались прямо над городом, и немцы сбросили бомбы на находившийся внизу автозавод. Вероятно, бомбометание отвлекло внимание летчиков, и они не сразу заметили преследователя, не подозревая о нависшей над ними опасности. Выровняв машину, Табарчук сделал вторую попытку, подобравшись к «Хейнкелю» справа – сзади снизу, но самолет опять был отброшен воздушной струей и в итоге оказался выше бомбардировщика. Как раз в этот момент его и заметил бортрадист Шайфер и немедленно сообщил пилоту. Но было уже поздно. Как только винт истребителя оказался над стабилизатором, МиГ-3 ударил винтом по рулям поворота и высоты немецкого самолета.
Пилот «Хейнкеля» Хайнц Фестнер затем рассказывал: «Согласно полетной документации высота полета составляла примерно 3600м. Сразу после сброса бомб на танковый завод радист подал сигнал: „Истребитель!“ Тут же удар потряс весь наш самолет. Машина резко свернула вправо. Когда я попытался рулями направления и высоты вернуть машину на прямолинейный курс, выяснилось, что Не-111 не выходит из правого виража. Лишь приложив все силы, упираясь обеими ногами в левую педаль руля направления и одновременно выжав максимально влево элерон (колонка управления встала почти под прямым углом) и регулируя обороты моторов, удалось направить машину на прямой курс. При этом левый мотор пришлось задросселировать, а правому повысить обороты».
Истребитель при ударе тоже получил сильные повреждения, одна из лопастей винта отлетела, вторую срезало наполовину, поэтому Табарчук не мог наблюдать за судьбой своей жертвы. Он увидел лишь, как «Хейнкель» резко свернул со снижением вправо и исчез в темноте. После этого советский летчик развернул свою теряющую скорость машину на юго-запад и принял решение садиться на ближайшем аэродроме Стригино. Самолет плохо управлялся, поэтому выпускать шасси Борис не решился и приземлился «на брюхо». МиГ-3 пропахал 75 м аэродромного поля, после чего остановился [161] .
161
Это был очередной типичный таран в системе советской ПВО. Видимо, ее командование, учитывая малую эффективность действий истребителей, фактически настраивало летчиков действовать подобным образом, совершенно не думая о них и судьбе самолета. Не зря Герой Советского Союза П. Шавурин, протаранивший 27.07.1942 г. над городом Павлово Ju-88D, подарил Табарчуку свою фотографию, на обороте которой недвусмысленно начертал недрогнувшей рукой: «Таран – обязательно!»