Сватовство по ошибке

Миллер Надин

– Даже мне, совершенно постороннему человеку, совершенно очевидно, что граф де Наварель был испуганным стариком, который боялся потерять вас – единственное близкое существо на этом свете, – негромко проговорил Тристан. – Это, разумеется, не означает, что он поступал правильно. Но испуганные мужчины, как, смею заметить, и женщины, часто совершают поступки, недостойные их.

Мэдди вздернула подбородок уже знакомым Тристану движением; он начинал подозревать, что так эта девушка скрывает свои подлинные чувства.

– И что же? Значит, теперь, через пятнадцать лет, в течение которых я не получила от своего отца ни единой

весточки, я должна поверить, что он якобы заботился обо мне все это время? Не слишком ли это трудная задача, мсье?

– Я встречался с Калебом Харкуром лишь однажды, когда он пригласил в свою контору в лондонских доках меня и моего брата, пятого графа Рэнда. Сообщить вам о нем я не могу почти ничего. Но одно могу утверждать наверняка: он настолько искренне желает, чтобы вы вернулись к нему, что готов ради этого на немыслимые поступки. – Тристан почувствовал укол совести из-за того, что вынужден скрывать от нее самую главную часть плана Харкура, однако слово чести есть слово чести, а Харкур заставил Тристана перед отъездом поклясться, что тот ни словом не обмолвится Мадлен о предстоящей ей свадьбе с Гартом.

– Какие немыслимые поступки, мс… отец Тристан?

– Пока мы с вами наедине, можете называть меня просто Тристаном… а ответить на этот вопрос сможет только ваш отец.

– Отлично! Тогда ответьте мне на другой вопрос, если сможете. Чего ради английский лорд рискует жизнью, чтобы вернуть дочь простому купцу? Моя мать рассказывала мне, до какой степени титулованные аристократы в Англии презирают купечество!

Тристан не имел ни малейшего желания делиться с этой мадемуазель своими проблемами и объяснять ей, что вынудило его отправиться за ней во Францию. Она и так скоро все узнает – как только они доберутся до Лондона. Однако при виде столь серьезных и озабоченных глаз, устремленных на него, Тристан почувствовал, что солгать ей не может.

Он приподнялся и сел лицом к своей собеседнице.

– Для начала позвольте уточнить: ваш отец – не простой купец, а один из богатейших людей Англии.

– Значит, мой отец вас нанял. – Мэдди смерила его высокомерным взглядом. – Что ж, надеюсь, он хорошо оплатил это поручение.

– Он ничего мне не платит, – возразил Тристан, едва сдерживая гнев. – Я согласился выполнить это поручение потому, что ваш отец спас моего брата, когда тот находился в затруднительном положении.

– Ваш брат? Пятый граф Рэнда? Да, должно быть, его положение и впрямь весьма затруднительно, если английский лорд предпринимает рискованное путешествие во Францию только ради того, чтобы вернуть долг чести какому-то купцу, пусть даже и богатому, как Крез.

Проклятая женщина! Почему она не оставит его в покое?!

– Я не лорд, – жестко проговорил Тристан. – Я всего-навсего внебрачный сын четвертого графа Рэнда. Но графиня оказалась великодушной и любящей женщиной и воспитала меня как родного сына, а мои сводные брат и сестра приняли меня, как родного брата… а это, должен вам признать, большая редкость в британском высшем свете. Ради них я готов на все. Удовлетворил ли вас мой ответ?

Мэдди покачала головой:

– Не совсем. Вы объяснили мне, почему вы решились на это путешествие, но я не понимаю, почему ваш отец счел, что вы способны исполнить эту миссию.

Нет, эта мадемуазель положительно была слишком любопытна! И слишком проницательна. Полу правдой от нее не отделаешься.

Тысяча чертей! Она не успокоится, пока не вытрясет из него все! Послав к черту все предосторожности, Тристан в гневе выпалил:

– А как, по-вашему, кто справится с таким заданием лучше, чем агент британского министерства внутренних дел, который последние шесть лет прожил в Париже, прикидываясь французом?!

– Значит, вы шпионили против Франции?

– Не против Франции. А против жадного Корсиканца, который грозил уничтожить всю Европу. Кому как не верной роялистке понять разницу?

– Подозреваю, эту разницу куда лучше смог бы понять мой покойный дед, – холодно проговорила Мадлен. – Он готов был приветствовать все, что могло пойти на пользу делу Бурбонов.

– Судя по вашему тону, вы придерживаетесь иного мнения. – Тристан уже едва сдерживал приступ ярости: эта чертова французская жеманница смеет его судить! – Я полагал, что все роялисты – верные сторонники короля, – фыркнул он.

Мадлен пожала плечами:

– Сомневаюсь, что короля Людовика мое благосостояние волнует больше, чем императора.

– Что ж, хотя бы в этом мы с вами согласны. – Тристана поразило, что, несмотря на светское воспитание, этой девушке удалось сохранить такую независимость мысли.

Мэдди прислонилась спиной к стволу дерева и принялась сверлить Тристана взглядом с настойчивостью, которая уже всерьез выводила его из себя.

– Тогда почему же вы шпионили против Бонапарта?

– Ну уж, во всяком случае, не ради того, чтобы Людовик Восемнадцатый взошел на трон. Я питаю глубокое уважение к Веллингтону и Каслри, однако расхожусь с ними во мнении по поводу того, кто должен править Францией. Шесть лет, прожив под видом одного из простых трудяг-французов, я отлично понимаю, почему они так ненавидят Бурбонов.

– Все это замечательно, но вы так и не ответили на мой вопрос. Почему вы стали шпионом?

Тристан поднял глаза к небу, где на горизонте уже начали сгущаться грязновато-серые тучи, и задумался о том, как ответить на этот вопрос, не внушив своей спутнице еще большего отвращения к себе, чем то, которое, по-видимому, она уже испытывала. Ведь ему придется путешествовать в ее компании еще две недели… а потом, если не случится чуда, прожить остаток дней в качестве ее деверя.

– На карту была поставлена судьба Англии, – проговорил он, наконец. – И у меня был только один способ использовать разум, которым наделил меня Господь. Я должен был спасать свою страну. Мой брат Гарт купил себе офицерский чин в пятом полку Нортумбрских мушкетеров. У меня остался небогатый выбор: в офицерском корпусе Британии бастардов не жалуют. Если бы я решил воевать, меня зачислили бы простым солдатом в пехоту, а мой патриотизм не простирается настолько далеко, чтобы добровольно превратить себя в пушечное мясо.

Мэдди чувствовала, что в глубине души этого мрачного, замкнутого англичанина кипит гнев – гнев на всю ту несправедливость, которая преследовала его от рождения и в которой он был неповинен. Рассудок предостерегал ее, что разгневанный мужчина всегда опасен. Однако прислушайся она к рассудку, получилось бы, что ей полагается дрожать от страха при одной мысли, что ей придется провести час наедине с Тристаном Тибальтом… не говоря уже о двухнедельном путешествии. Но вместо страха Мэдди испытывала лишь странную, необъяснимую приподнятость духа и волнение.